Академия наук на службе России. Страница 1

Академия наук на службе России

Составитель А. Замостьянов

Издано при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации

© Замостьянов А., сост., 2024

© ООО «Алисторус», 2024

К читателям

300 лет назад, 8 февраля 1724 года, Правительствующий сенат опубликовал указ об учреждении «Академии, или Социетета художеств и наук», выполняя волю императора Петра I.

В допетровские времена светские науки в России почти не развивались, почти всю современную технику приходилось закупать – и первого императора это не устраивало. Во время Великого посольства он с восхищением наблюдал за «чудесами» химических лабораторий, изучал обсерватории, а потом стал почетным членом Французской академии наук – и не просто так, а за составление детальной карты Каспийского моря и его побережья. Собеседником и советчиком русского монарха стал выдающийся ученый, математик и философ Готфрид Лейбниц. Правда, после путешествия по Европе идею создания Российской академии наук пришлось отложить. Страна вела напряженную войну со Швецией, прорывалась к Балтийскому морю, строила порты и корабли.

Первое заседание Санкт-Петербургской академии наук

Царь-реформатор верил во власть знаний. В допетровской России не было, да и быть не могло системно обустроенной науки – кроме богословия. Всю современную технику приходилось закупать. Наш первый император не собирался смиряться с таким положением дел.

Мысль создать в России высшее научное учреждение возникла у Петра давно. В 1718 году один из иноземных сподвижников императора, Герман Фик, вызвался представить проект «О нетрудном воспитании и обучении российских младых детей, чтобы оных в малое время в совершенство поставить». На докладную записку Петр наложил резолюцию: «Сделать академию, а ныне приискать из русских, кто учен и к тому склонность имеет, также начать переводить книги юриспруденции». А спустя три года, когда Парижская академия избрала Петра своим членом, он ответил: «Мы ничего больше не желаем, как чтоб через прилежность, которую мы будем прилагать, науки в лучший цвет привесть…» Академия была открыта в конце 1725 года, уже после смерти Петра, и начала работать на основе утвержденного им Положения. Вначале она называлась Академией наук и художеств, а в 1803 году была переименована в Императорскую академию наук. С 1836 года Академия стала называться Императорской Санкт-Петербургской, в период с февраля 1918 года по 1925 год – Российской АН, а с июля 1925 года – АН СССР.

Петр Великий и Лейбниц

Первым президентом академии стал придворный лекарь Петра – Лаврентий Блюментрост, сын саксонского медика, переехавшего в Москву. Нет, он занял столь высокий пост вовсе не по высокой протекции и не только потому, что самодержец безоговорочно доверял ему. Блюментрост был человеком решительным и умел доводить до ума самые смелые прожекты. Первыми учёными, работавшими в Петербургской академии, конечно, были иностранцы, преимущественно немцы. Иначе и быть не могло. Среди них блистали такие таланты, как математики-швейцарцы Леонард Эйлер и Даниил Бернулли, но, конечно, в Россию ринулись не только гении. Молодых учёных из германских университетов в первую очередь привлекали высокое жалованье и государственная поддержка научных опытов, которую предоставлял Санкт-Петербург. Пётр считал, что иностранцы сравнительно быстро воспитают первое поколение русских учёных. Известно его высказывание: «Я предчувствую, что россияне когда-нибудь, а может быть, при жизни нашей пристыдят самые просвещённые народы успехами своими в науках, неутомимостью в трудах и величеством твёрдой и громкой славы». Но для этого потребовалось не одно десятилетие – и конфликты между «немцами» и «природными русскими» тоже вошли в историю Академии XVIII века.

Лаврентий Блюментрост

В своём проекте Академии Пётр не копировал ни одно из учреждений, существовавших к тому времени в Европе. Ему представлялось нечто грандиозное, достойное необозримых просторов России. Пётр надеялся, что Академия станет не только центром теоретической науки, но и средоточием просвещения, штабом экспедиций, которые откроют нам богатства Русского Севера и Дальнего Востока. И – крупнейшим издательством. Словом, возлагал на это начинание немалые надежды. И самое удивительное, что, несмотря на скорую смерть императора, который не успел увидеть воплощение своего замысла, всё почти так и случилось. И в годы правления Екатерины I, которая благословила первое торжественное заседание Академии, и во времена Петровой дочери Елизаветы, которая придала Академии статус императорской, государство в России покровительствовало наукам. В елизаветинскую эпоху Михайло Ломоносов открыл при академии первую в России химическую лабораторию, в которой совершил немало открытий, он же создал «Риторику», открывал законы физики и слагал оды, в которых прославлял мирное и просвещённое развитие империи.

Ломоносов поднял Академию на историческую высоту. Подчас он боролся за свою правду не только с помощью элоквенции и стихосложения, но и кулаками, которые весили не меньше, чем ломоносовские ямбы. Но недруги преувеличивали горячность русского просветителя. Историк Сергей Соловьёв писал, рассуждая о елизаветинской эпохе: «У современников была привычка дурно отзываться об Академии, говорить, что она наполнена иностранцами. Забывали, что в Академии находится русский учёный, который один стоит многих-многих других и которого знаменитая деятельность неразрывно была соединена с Академией. Ломоносов без Академии, Академия без Ломоносова были немыслимы». Он оказался сильнее и судьбы, которая по рождению приговорила его к северному рыбацкому промыслу, и немецкой академической партии, которая не принимала задиристого русского учёного.

XIX век – не прошедший попусту для русской науки – для Академии был не лучшим временем. Всё большую роль играли университеты и императорские общества, в которых развивались различные науки – география, история, энтомология и так далее.

Высшей несправедливостью в истории Академии наук остаётся неизбрание её действительным членом Дмитрия Менделеева, который так и остался членом-корреспондентом. В конце XIX столетия на много лет во главе Академии встал великий князь Константин Константинович – не только генерал, но и поэт, и ценитель литературы. При нём в Академии появился «разряд изящной словесности» и почётными академиками были избраны Лев Толстой, Антон Чехов, Владимир Короленко…

Учёные в большинстве своём с воодушевлением приняли Февральскую революцию и с ужасом – Октябрьскую, но золотым временем Академии наук стало советское время. Социализм – это централизация всего и вся плюс вера в науку, которая заменила религию. Сергей Вавилов, Мстислав Келдыш, Анатолий Александров, право, были не менее важными фигурами в нашей советской истории, чем председатели Верховного Совета СССР. Каждый школьник знал их фамилии, миллионы людей знали президентов Академии в лицо. Да, это и впрямь была «страна мечтателей, страна учёных». Кстати, не самых лояльных и управляемых людей для любой власти. Но с ними считались – даже с ершистыми, с несговорчивыми. Разумеется, это не распространялось на Андрея Сахарова в ту пору, когда он стал откровенным противником советской власти и освистывал любое её решение – да так, чтобы непременно было слышно в Вашингтоне. Но и его никто не мог лишить академических регалий.