Магия найденных вещей. Страница 4

И еще я пишу настоящий роман. Я сейчас на сто тридцать пятой странице, и это очень хороший темп, если учесть, что я работаю с утра до ночи и могу заниматься своей рукописью только по вечерам или утром в субботу в «Старбаксе».

Но нет: у нас нет детей, гаражей на две машины и собственного участка. И чаще всего я не готовлю домашний ужин, а ем блюда, взятые в кафе навынос, – прямо из пластиковых контейнеров, стоя у раковины на кухне, только-только примчавшись домой с работы, когда все нормальные люди уже ложатся спать.

Но мне нравится нью-йоркская жизнь. Я сама ее выбрала. Еще в детстве я поняла, что не хочу оставаться в Нью-Гемпшире, и сбежала при первой возможности. Поступила в Нью-Йоркский университет и осталась в этом городе. Джад приехал в Манхэттен десять лет назад. Не из-за меня, а потому, что пока искал работу и возможности для нового старта, он получил место персонального тренера в одном из нью-йоркских спортзалов. У меня есть подозрение, что на самом деле он приехал сюда потому, что процентное соотношение супермоделей на душу населения в Нью-Йорке значительно выше, чем на нью-гемпширской ферме. (Этот парень умеет ценить красоту.)

Так почему же мы забываем об этом, когда встречаемся с нашими старыми школьными друзьями с их нормальной, «правильной» жизнью? Не знаю. Я помню их еще подростками: девочки – смешливые сплетницы, постоянно жующие жвачку и строящие грандиозные планы; мальчики – сильные и красивые, все как один пахнущие «Олд Спайсом», когда мы целовались в их пикапах в лесу. Тогда я их любила. И сейчас тоже люблю, хотя в глубине души радуюсь, что не осталась в родном городке и не вышла замуж за кого-то из них. Сейчас эти парни растолстели и стали донельзя самодовольными. Они превратились в наших отцов, рассуждающих о погоде и цене на фасоль. Женщины, вечно всем недовольные и поэтому раздраженные и язвительные, упирают руки в бока и закатывают глаза. «Мужчины!» – говорят они. – Они никогда нас не слушают!»

Но когда ты встречаешься с людьми, которых любила, и видишь, что каждый нашел себе спутника жизни – теперь они передают по кругу фотографии своих детишек, – ты просто не можешь не замечать взглядов, которыми обмениваются мужья и жены, того, как они договаривают друга за друга незавершенные фразы, и эту взаимную настроенность, предельную близость… Иногда это зрелище просто убивает.

Даже мой брат-близнец Хендрикс женился на своей первой любви, которую встретил в старших классах. Как будто они с Ариэль Эванс, его одноклассницей и неизменной партнершей на лабораторных работах по химии, были предназначены друг для друга самой судьбой. Теперь у них трое детей, все мальчишки, и Ариэль, несмотря на свое неземное воздушное имя, управляет хозяйством, как генеральный директор хорошо организованной корпорации: составляет списки и четкие расписания, командует своими четырьмя мужчинами, и они ходят у нее по струнке. И Хендрикса, кажется, вполне устраивает такое положение дел. Когда я однажды отозвала его в сторонку и спросила, как он сумел приспособиться к такой строго организованной жизни – не говоря уже о вечных придирках жены, – он только пожал плечами и сказал: «Ну да, Ариэль меня пилит, и что? Я ее люблю. Она неидеальна, но так идеальных людей и не бывает. Это и есть семейная жизнь, Фронси». Он говорил чуть раздраженно, как будто досадовал, что ему приходится втолковывать мне, неразумной, такую простую житейскую мудрость.

И еще… Ладно, теперь мне уже тридцать шесть, и я готова признать, что мне тоже хочется нормальной семьи, как у Хендрикса. Чтобы рядом был человек, который будет только моим. Мне нужен мужчина, с которым мы будем спать в одной постели каждую ночь. Мужчина, чья одежда висит в шкафу рядом с моей. Мужчина, который будет ловить страшных пауков и выносить их на улицу. Который сразу поймет по моему лицу, что мне хочется уйти с вечеринки. Который знает, что больше всего я люблю шоколадное мороженое с изюмом и ромом, в крайнем случае могу съесть малиновое, но никак не ванильное. Который будет делиться со мною своими секретами, а я с ним – моими, и он всегда меня выслушает до конца. Мне нужен мужчина, чей взгляд загорается при виде меня. Мужчина с милыми особенностями характера, о которых знаю только я.

И, черт возьми, я хочу, чтобы у меня был человек, которого можно было бы указать как ближайшего родственника в больничном формуляре, – тот, кто имеет право меня навещать, если я вдруг окажусь в реанимации.

И еще я безумно хочу ребенка, хотя раньше не думала, что у меня может возникнуть такое желание. Я очень-очень хочу ребенка. Неожиданно даже для себя самой. Но хочу.

Но этот парень, сидящий напротив, парень, сделавший мне предложение, – вовсе не тот человек. Он отличный. Милый, веселый и интересный. Он знает, что я люблю шоколадное мороженое с изюмом и ромом и готов выносить из дома пауков.

Но все дело в том, что он в меня не влюблен. И никогда не был.

Между нами ничего нет – и точка.

Подходит Альфонс. Ставит перед Джадом тарелку с хумусом и хрустящими жареными баклажанами – таково представление здешнего повара о здоровом питании.

– За счет заведения, Джади, дружище, – говорит он. – Не хочу показаться навязчивым, но вид у тебя не цветущий. Немного масла и соли тебе явно не помешает. И еще раз спасибо, что ты помог мне с переездом.

– Всегда пожалуйста, ты же знаешь, – отвечает Джад.

Они стучат кулаком о кулак, и Альфонс уходит.

Я спрашиваю:

– Когда ты ему помогал с переездом?

– На прошлой неделе. Он нашел съемную квартиру дешевле прежней, и ему надо было перевезти мебель. Он нанял машину, а я помог все загрузить.

Джад отправляет в рот кусочек жареного баклажана и смотрит на меня.

– Слушай. Я знаю, о чем ты думаешь. Но дело не в Пембертоне и не в «Тэнди», – уверяет он. – Мне совершенно неважно чье-то чужое мнение. Я сам хочу на тебе жениться.

– Но дело и не во мне, – замечаю я. – И я скажу почему. Потому что мы с тобой друг друга не любим. Мы просто друзья. Все, вопрос снят.

– Так это как раз таки лучше всего. Просто дослушай меня. Если подумать, то все получается просто отлично. Во-первых: никто не хочет всю жизнь прожить одиноким. Я не хочу, ты не хочешь. Во-вторых: мы уже старые друзья. Причем лучшие друзья. В отличие от большинства наших знакомых, которые поженились, потому что были безумно влюблены, мы по-прежнему друг другу нравимся, а они – нет. В-третьих: у нас есть то, к чему стремятся почти все женатые и замужние люди, – настоящая совместимость. Мы с тобой замечательно ладим. И терпим друг друга.

– Джад, я… Ты меня извини, но, когда люди попросту терпят друг друга – это уж точно не повод рассчитывать на счастливую и долгую семейную жизнь. Мы не продержимся вместе и полутора месяцев.

– Погоди. Посмотри, что я тебе принес. Я сделал временное кольцо из проволочного зажима от пакета с хлебом. – Он достает из кармана спортивных штанов скрученный в кольцо кусок плоской проволоки в полосатой мятно-белой оплетке и вручает его мне. – Очень удобное кольцо. Можно сжать по размеру. И его легко заменить. – Он широко улыбается. – Могу дарить тебе новое раз в неделю.

– Я смотрю, ты очень тщательно подготовился к этому разговору.

– Конечно. Я долго думал и приложил много усилий.

У меня слегка кружится голова. И давно у него родилась эта мысль? Надо принять во внимание, что он даже не попытался оспорить мое утверждение, что мы друг друга не любим. И не обиделся на мой отказ. Я неспешно пью пиво, разгадывая «нормальных» людей за соседними столиками, которые разговаривают, смеются и, скорее всего, знают, на ком им стоит жениться, а на ком – нет. Этим людям наверняка не приходится никому объяснять, что любовь – важная составляющая всякой семейной жизни.

– Я просто не понимаю, как можно так запросто сбросить со счетов любовь, – рассуждаю я. – Это оскорбительно для любви. Как будто она не имеет значения.

– Любовь, безусловно, имеет значение. Но на самом деле это и есть любовь. Просто ты почему-то ее не видишь. Любовь – это все то хорошее, что у нас уже есть. – Джад разводит руками, как бы обнимая весь мир. – Наша общая история, вечера в этом маленьком ресторанчике, и то, как мы едим попкорн за просмотром «Огней ночной пятницы». Я ем попкорн с маслом. Ради тебя, Фронси! Вот что такое любовь, а не все эти луны, сонеты и прогулки под дождем. Никто не любит гулять под дождем! Никто! Никто не любит неопределенности. Никто не любит играть в эти игры.