Магия найденных вещей. Страница 2

– Ха! Это такой эвфемизм?

Он смеется.

– Если бы!

Да, у Джада есть целая свита из безнадежно влюбленных в него старушек. И кстати, не только старушек. Он владеет небольшим фитнес-центром; помимо стройного, подтянутого и мускулистого тела, у него очень красивые карие глаза, а еще брутальные черты лица – так что женщины всех возрастов толпами ходят к нему на тренировки. Дамы старше семидесяти постоянно твердят, что ему надо жениться на ком-то из них. Кажется, Мейбл – я точно не помню – говорит, что если он не хочет жениться на ней, то пусть женится на ее сорока-с-чем-то-летней дочери или на двадцати-с-чем-то-летней внучке. Хотя бы кто-то из их семьи должен выйти за него замуж.

– Ладно, пройдемся по списку, – говорю я. – Эта рыжеволосая медсестра, живущая с мамой, похожа на свое фото в профиле?

Джад снова вздыхает.

– Кто ж знает? Я даже не помню. Запиши «нет». Никто из тех, с кем я встречался, не похож на свою фотографию в профиле.

– Она просила тебя рассказать о себе? Интересовалась, что тебе интересно?

– Даже не заикнулась.

– Ясно. Дальше можно не спрашивать. Общая оценка от одного до десяти?

– Э-э-э… ну, давай полтора. Это полный провал. Мы пили пиво, она постоянно поправляла прическу, долго рассуждала, что футбол – аморальная игра, а потом у меня зазвонил телефон, и я быстренько смылся. Конец истории. – Судя по его дыханию, он выполняет какие-то упражнения, пока мы беседуем. Разговаривая по телефону, Джад не тратит времени зря: делает приседания или наклоны. – Ладно, – говорит он, – теперь твоя очередь.

– У меня все ужасно. Бездна отчаяния. Дурацкая стрижка. Ни одного вопроса о моих интересах. Работает в крупной фирме… бла-бла-бла… переживает по поводу участившихся киберпреступлений. Был женат дважды. Жаловался на то, что мужчина больше не может быть собой рядом с женщиной. В общем, пещерный житель.

– Все эти свидания – полный отстой. – Он пыхтит и отдувается. – Пойдем лучше поужинаем.

О чем бы ни шел разговор, Джад все сведет к ужину или обеду.

– К счастью или к несчастью, – продолжаю я, – есть еще три кандидата, которые желают встретиться со мной за чашечкой кофе. Двум я отказала, но третий кажется перспективным. Пожарный, основавший фонд помощи детям, чьи родители погибли одиннадцатого сентября [2] . Только из-за этого уже можно выйти за него замуж.

– Мило, да. А теперь пойдем ужинать.

– Нет-нет! Мы с Мистером Свонки уже почти спим, и он к тому же не хочет, чтобы я уходила. Да, Мистер Свонки, мой сладкий песик? – Я чешу мопса за ухом, он потягивается со сна и, клянусь, улыбается мне.

– Мистер Свонки не может выразить свое мнение, но если бы мог, то, к счастью для всех, он понимающий и всепрощающий пес, который желает хозяйке только самого хорошего, – говорит Джад. – В общем, встречаемся на лестничной площадке через пять минут. Мне надо сообщить тебе кое-что важное.

– Скажи сейчас.

– Сейчас не могу.

– О боже. Это что-то серьезное? Ты переезжаешь в другую квартиру?

– Меня осенило. Можно сказать, мне было явлено откровение.

– Звучит пугающе. Ну ладно, встретимся через семь минут, не через пять. Сразу предупреждаю, я не накрашена и не собираюсь переодеваться. Пойду в домашней футболке и легинсах.

– И в чем тогда отличие от других вечеров? – удивляется Джад. – Я уже даже не помню, когда видел тебя накрашенной. Думал, ты давно выкинула всю косметику.

– Берегу для свиданий. Все эти коробочки, тюбики и флакончики дают мне надежду.

– Вот об этом я и хотел с тобой поговорить.

– О моей косметике?

– Нет. О надежде.

Джад Ковач – мой лучший друг. Мы дружим уже тридцать один год – познакомились еще в детском саду, в Пембертоне в Нью-Гемпшире, когда воспитательница, миссис Спенсер, посадила нас в группе на первом занятии «на ковре» рядом. Спустя пятнадцать минут нас развели подальше друг от друга, потому что мы болтали без умолку и мешали другим детям. Джад, насколько я помню, хвастался своим умением громко-громко рыгать. Если что, эта тема между нами еще неоднократно всплывала.

Сейчас уже и неважно, что у нас с ним совсем мало общего, кроме того обстоятельства, что мы оба сбежали с семейных ферм в Нью-Гемпшире и переехали на Манхэттен. Нам обоим по тридцать шесть лет, мы живем в одном доме, в одном подъезде, буквально в двух этажах друг от друга, в Верхнем Вест-Сайде. Из-за загадочных правил формирования рынка жилья в Нью-Йорке мы оба снимаем квартиры по субаренде, не совсем законно, но зато дешево, и законные съемщики, живущие в другом месте, могут выселить нас в любую минуту. (Все сложно, не спрашивайте.) Мы притворяемся настоящими ньюйоркцами и периодически пьем (чаще я) за то, что нам все-таки удалось вырваться из тисков сельской жизни, которую пытались навязывать нам наши родители. Время от времени кто-то из нас (чаще Джад) предается ностальгии и принимается идеализировать ту простую жизнь – с коровами и козами, – от которой мы отказались. Но такое обычно случается только по ночам, когда закрывается метро и добраться до другого конца города почти невозможно.

И если вам интересно, а я знаю, что вам интересно, за исключением одного неудачного «поцелуйного» эксперимента, когда и ему, и мне было четырнадцать, наши отношения никогда не «проваливались в кроличью нору» романтики.

Мы не во вкусе друг друга. Ему нравятся женщины с внешностью супермоделей, тогда как я… Если честно, мне лень напрягаться и тратить время на все эти женские штуки. На работу я практически не крашусь, разве что подчеркиваю ресницы тушью, да и то она почти сразу размазывается. Кроме того, я ненавижу высокие каблуки и не ношу одежду, под которую нужно надевать специальный бюстгальтер. (У меня есть единственный растянутый спортивный топ телесного цвета, и я планирую купить новый, только когда этот потеряет последние остатки эластичности.)

Что касается Джада, он замечательный парень, но в нем нет нюансов. Не существует таких проблем, которые он не может запросто решить. Например, лишний вес. Хочешь похудеть? Запишись в тренажерный зал. Все просто. А еще он не может спокойно стоять на месте: постоянно боксирует с воздухом или перекатывается с пятки на носок. Кроме того, мне неприятно об этом говорить, но во время стирки он не отделяет светлые вещи от темных, и поэтому его одежда всегда кажется чуть грязноватой. И он считает, что Мерил Стрип сильно переоценена. Мерил Стрип!

Но я почему-то уверена, что наша дружба как раз их тех, которые на всю жизнь.

Я была рядом с ним в ту тяжелую минуту, когда его школьная девушка Карла Кристенсен (она же «любовь всей его жизни») вышла замуж за другого, а он утешал меня ягодным штруделем и профитролями с заварным кремом (подвиг для сторонника ЗОЖ и владельца спортзала), когда распался мой недолгий брак со Стивом Хановером, хотя Джад категорически не одобрял ни такую еду, ни Стива Хановера (он же «любовь всей моей жизни»).

Кроме того, после стольких лет дружбы я очень ценю, что он не смеется над моей боязнью высоты, пчел, домов с привидениями, грозы и возможного появления змей в унитазе. А я делаю вид, что во время просмотра фильмов не замечаю, как он плачет, когда на экране умирают собаки.

Вот как-то так.

Мы оба уже много лет ведем жизнь одиночек в Нью-Йорке, проводим много времени вместе, потому что, по правде говоря, мы еще не оправились от предыдущих отношений… И вот в прошлом году, когда мы оказались уже на третьем за два месяца свадебном торжестве, Джад вдруг повернулся ко мне и сказал:

– Знаешь что? Мне надоело. То, что мы делаем со своей жизнью, – это полный бред. Нам пора выходить в большой мир и встречаться с людьми по-настоящему.

Я уставилась на носки своих лакированных лодочек на шпильках. Моих единственных нарядных туфель, купленных в момент помутнения сознания.

– Если я правильно поняла, «встречаться с людьми» означает…