Девушки судьбы и ярости. Страница 5

Шаги демона – не копыта, а тяжёлые и глухие шаги с прищёлкиванием. Когти? За всё время, проведённое взаперти, я научилась различать особенности походки каждого стражника. Тяжёлые шаги означают птицу или рептилию, хотя, скорее всего, рептилию, поскольку птицедемоны встречаются здесь редко. Мягкие шаги скорее принадлежат медведю.

Стража ходит парами. После моей первой попытки побега, через несколько дней после того, как Наджа привезла меня сюда, мне сократили приёмы пищи с двух раз в день до одного. После второй попытки мне начали подмешивать в еду снотворные травы. После третьей меня били, пока я не потеряла сознание. Когда я очнулась, у меня из комнаты вынесли скудную мебель. Точнее, это помещение лучше было бы назвать камерой.

Сокрытый Дворец всегда был для меня тюрьмой.

Я жду в темноте. Это будет попытка побега номер четыре.

В ихаранских культурах четыре – несчастливое число из-за того, насколько оно похоже на наше слово, обозначающее смерть. Считается, что младенцы, рождённые в четвертый день месяца, обречены на несчастье. Мы избегаем зажигать четыре ароматические палочки одновременно, чтобы не испортить молитвы. Тянь – всегда самая подозрительная в моей маленькой семье, торгующей травами, – обычно даже пропускала это число при счёте. Она откладывала две бамбуковые бусины на счётах и переходила от трёх к пяти быстро и точно, как будто боялась заразиться, если долго к ним прикасаться.

Глухой шаг, щелчок. Глухой шаг, щелчок.

По мере приближения стражников мне приходит мысль, что именно эта попытка, под несчастливым номером четыре, будет единственной удачной. В конце концов, пусть смерть обратит внимание на мою дверь.

Присев в атакующей стойке, которой меня научил Шифу Цаэнь, я поворачиваю своё самодельное оружие и подпрыгиваю на носках ног.

Раздаётся лязг открываемых замков. Затем в комнату проникает луч света.

Входит первый стражник. Я угадала – это демон-ящерица. На его чешуйчатом лице появляется тень недоумения, когда он не видит меня на месте для сна, но едва он успевает оглянуться, я прыгаю на него и набрасываю на шею петлю.

Она легко проскальзывает у него через голову, и я сбиваю его с ног.

Он с криком отшатывается назад, взмахивая когтистыми руки, царапает меня, наносит удары по бёдрам и бокам. Но я держусь, наполовину сев ему на шею, и изо всех сил затягиваю петлю.

Второй стражник врывается в комнату с саблей наголо. Это страшная женщина-панда, у которой на одном пальце больше мышц, чем у меня на всём теле. Но вместо меча, она пытается оттащить меня голыми руками.

Я уклоняюсь от её ударов с маниакальной кривой усмешкой.

Им нельзя рисковать и убить меня.

Я знаю это с тех пор, как меня сюда привезли – даже раньше, когда Наджа нашла меня месяц назад, одинокую и всю в крови в пустыне, и сказала, что забирает меня домой. Я знаю, что эта защита носит лишь временный характер. Король хочет выместить на мне всю свою боль и позор, хочет отомстить мне за себя по полной.

Но сейчас мне всё равно. Сейчас, уперевшись коленями в плечи сопротивляющемуся ящеру, я изо всех сил стараюсь затянуть петлю, насмехаясь над пандой, которая размахивает своим бесполезным мечом.

– Девчонка убегает! – кричит она в коридор, а потом снова попытаться схватить меня.

Меня спасает, что колени ящера подкашиваются. Мы оба растягиваемся на полу. Я прижимаю его к земле. Он молотит чешуйчатыми руками. Женщина-панда хватает меня сзади за ворот тонкого, наполовину разорванного одеяния, но от её потуг я только сильнее затягиваю петлю.

Стражник-рептилия фыркает.

Теперь уже ждать недолго.

В глазах пляшут красные огоньки. Тёмное желание бурлит в венах – даже не желание, а потребность. Потребность, чтобы кто-то поплатился за всё, что произошло. Хочется высвободить весь гнев, который кипел во мне с той безнадёжной ночи в пустыне. С тех пор, как я в последний раз держала её в своих объятиях. С тех пор, как мы наткнулись на горящие обломки посреди рисового поля. С тех пор, как весёлого мальчика-леопарда предали земле. С тех пор... с тех пор, как всё.

И внезапно, столь же мгновенно, как чиркают спичкой, гнев, отчаяние и огонь исчезают. Как будто душа отделяется от тела. Паря вне себя, над происходящим, я вижу внизу кровавую картину.

Солдат-панда пытается разнять две борющиеся фигуры на полу, одна из них – демон при смерти, прижатый к полу обезумевшей человеческой девушкой с жаждой крови в глазах. Голова девушки откинута назад. Костяшки её пальцев побелели там, где сжимают петлю, на изготовление которой она потратила целую ночь, и всё ради этого момента. Ещё одна смерть, которую она занесёт в свой послужной список.

Я опускаю взгляд, и глаза девушки встречаются с моими.

Обрамлённые густыми ресницами и окровавленными белками, я вижу её золотистые радужки: прозрачные, жидкие, цвета новогоднего золота. Но это всё, что я узнаю в них. Её дикий взгляд пронзает меня. С таким же успехом она может быть незнакомкой.

Затем мгновение прерывается. Всё с ревом возвращается на свои места. Ящер, дергаясь подо мной, издаёт ужасные звуки. Женщина-панда вопит. По коридору раздаются торопливые шаги – бегут ещё стражники.

Я отпускаю петлю настолько внезапно, что солдат-панда летит в сторону и со стоном откидывается назад. Я падаю на неё, и в следующее мгновение на меня набрасываются другие стражники. Их слишком много, чтобы сражаться, сильные руки заламывают мне руки за спину.

Мне разжимают зубы. Кто-то вливает в рот знакомую горечь успокаивающих трав.

Я проглатываю её, и когда через несколько секунд наступает темнота, которая затягивает меня на дно, я испытываю благодарность.

Впервые с тех пор, как меня вернули во дворец, я просыпаюсь в новой комнате.

Это чувствуется по теплу. Даже не открыв глаз, я чувствую солнечный свет и мягкость постельного белья, непривычные после долгих недель темноты и ощущения холодного камня под спиной. Воздух сладок: пионы и чай, с затаённой мускусной ноткой, которую не в состоянии замаскировать приятные ароматы. Что-то в этом запахе врезается мне в память. Открывая глаза, ещё сонная от трав, я поправляю одеяло, накинутое на тело, и замечаю, что я совсем без одежды.

Я резко выпрямляюсь. Прижимая простыню к груди, я дико оглядываюсь, оскалив зубы, готовая к драке. Но комната пуста.

Успокоив дыхание, я свободной рукой убираю волосы с лица. Я ожидаю, что буду связана по рукам и ногам; долгие недели в камере и бесчисленные допросы точно не пошли на пользу моей красоте. Но мои пальцы плавно скользят по постели.

Меня вымыли. Внутри всё сжимается при мысли, что кто-то касался меня, пока я находилась без сознания. Затем я издаю колючий смешок. Почему я должна ожидать чего-то иного? Это же Сокрытый Дворец. Здесь моё тело – нечто такое, с чем демоны могут делать всё, что им заблагорассудится. У двора это получается лучше всего: отнимать и опустошать. Каста Бумага для них не просто каста, а некое состояние, ожидание того, какими мы должны быть – слабыми, пустыми, кого можно порвать или использовать и выбросить, не задумываясь.

Сердце мрачно бьётся. Потому что я давно поняла, что у Касты Бумаги есть собственная сила – способность воспламеняться, меняться, эволюционировать. И молодая человеческая девушка, которую вернули обратно во дворец, уже не та, какой была раньше.

"Сосредоточься, – говорю я себе. – Вспомни тренировки Цаэня. Оцени своё окружение. Всё может стать твоей погибелью – или путём к победе".

Я осматриваю комнату. Хотя стены и полы вырезаны из того же кремово-белого мрамора, что и камера, здесь есть мягкая мебелью. Шелка развеваются над наполовину опущенными ставнями. Ротанговый коврик тянется от одного конца комнаты до другого. Я сижу на кровати в углу комнаты. Напротив меня стоит низкий столик с подушками вокруг. На столе две чашки – одна почти пустая, из неё ещё поднимаются струйки пара.