Сладкий уголок в другом мире (СИ). Страница 22

— Эдриан… — Алиса внезапно повернулась к нему, её глаза отражали Млечный Путь, словно две миниатюрные вселенные. — Ты когда-нибудь боишься, что я… сгорю?

Он замер. В её голосе прозвучало эхо той ночи, когда она, спасала ребенка от пожара.

— Каждый день, — признался он, счищая ногтем карамель с её запястья. — Когда ты экспериментируешь с перцем в кексах. Когда забираешься на мельницу, чтобы «поймать ветер для воздушного бисквита». Даже когда спишь… — Его пальцы коснулись её волос, запутавшихся в заколке в форме скалки. — Ты светишься, как уголёк в печи. И да, иногда кажется, что ты вот-вот вспыхнешь.

Она хотела отшутиться, но он притянул её к себе, обняв так, что между ними не осталось места даже для страха. Его губы коснулись виска, где прятался шрам от летящей искры.

— Но я-то знаю секрет, — прошептал он, и в его голосе зазвучала та самая уверенность, с которой он когда-то убедил её дать имя бездомному коту-сладкоежке. — Ты горишь не от огня, а от жизни. И если понадобится… — Он достал из кармана крошечный огнетушитель, позолоченный и украшенный гравировкой в виде кренделя. — Я стану твоим вечным огнетушителем. Сладким, как эта карамель, и надёжным, как наша печь.

Алиса рассмеялась, и смех её звенел, как разбитая фарфоровая чашка, которую они хранили «на счастье».

— Ты носишь это в кармане? Даже на королевских приёмах?

— Особенно на приёмах. — Он щёлкнул рычажком, и устройство брызнуло облачком сладкой пудры. — Видишь? Даже тушить будем со вкусом.

Они повалились на одеяло, смотря, как порошок оседает на яблочной кожуре, превращая её в зимний пейзаж. Где-то вдали завыла собака, и Эдриан вдруг серьёзно произнёс:

— Знаешь, почему феникс возрождается из пепла?

— Потому что иначе скучно? — она ухмыльнулась.

— Нет. Потому что он знает — даже после огня останется тот, кто соберёт его перья.

Алиса прижалась к его плечу, слушая, как под ними, в печи, потрескивают последние угли. Завтра они станут мужем и женой. Послезавтра откроют академию. А через год, может, услышат первый крик малыша, чьи руки с первых дней будут пахнуть ванилью.

— Эдриан?

— М-м?

— Спасибо. За то, что не даёшь мне превратиться в… в идеальную королевскую кондитершу.

— Это ты не даёшь мне стать скучным графом с карманами, полными налоговых деклараций.

Они доели яблоко, оставив лишь семечко, которое Алиса завернула в платок. «Посадим у академии», — прошептала она. И когда первые лучи солнца коснулись крыши, они всё ещё сидели там, сплетённые воедино, как две нити в тесте штруделя — хрупкие по отдельности, но неразрывные вместе.

Глава 25. «Свадьба с вишнёвой начинкой»

Часовня Святой Евлалии, обычно строгая и аскетичная, в этот день напоминала гигантский пряничный домик. Стены, украшенные гирляндами из засушенных яблочных долек и палочек корицы, благоухали древесной сладостью. Вместо привычных витражей с ликами святых в окнах красовались стеклянные панели, расписанные узорами в виде плетёных кренделей и вишнёвых ветвей. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь них, рисовали на каменном полу мерцающие блики, похожие на рассыпанный жемчужный сахар. Над алтарём, где обычно стояла чаша для святой воды, теперь возвышался свадебный торт — трёхъярусное чудо из воздушного бисквита, обёрнутое в кружева карамели. Каждый ярус поддерживали тонкие колонны из сплетённого песочного теста, а вместо цветов верхушку венчала миниатюрная печь из позолоченного марципана, из трубы которой клубился дымок из ванильной пудры.

Алиса поправила фату, сотканную из кружева и сушёных ванильных стручков, чей аромат смешивался с запахом горящих свечей в железных подсвечниках. Эти подсвечники когда-то украшали кухню Гаррета — старый пекарь вычистил их до блеска, а вместо восковых свечей вставил медовые соты, от которых по стенам стекали золотистые наплывы. Её платье, сшитое из сотни пекарских фартуков, шуршало при каждом движении, словно перелистывание страниц поваренной книги. Каждый фартук был особенным: один — выгоревший от печи, с пятном от ежевичного джема, другой — заштопанный на локте, третий — с вышитым именем «Лора» у края. Вместо бриллиантов на шее красовалось ожерелье из позолоченных кренделей, чьи тени танцевали на стенах, словно живые иероглифы их любви. Она не хотела то шикарное белое платье, которое предложила ей королева, Алиса хотела чего то необычного и запоминающегося, как это платье, сделанное с любовью и трепетом.

Королева Алиана поднялась с резного дубового кресла, чьи подлокотники были украшены фигурками хлебных колосьев. Её корона, обычно усыпанная сапфирами, сегодня сверкала кристаллами засахаренного имбиря и карамельными звёздочками.

— Сегодня я благословляю не союз титулов, — её голос заполнил зал, как густой сироп, заливающий вафли, — а союз двух огней. Того, что горит в печи, и того, что пляшет в сердцах.

Она протянула им каравай, испечённый из зерна с королевских полей. Когда Алиса и Эдриан отломили куски, крошки рассыпались, превращаясь в стайку съедобных голубей из миндального безе. Птицы взмыли к сводам, где их встретили резные деревянные ангелы с крыльями в форме лопаток для теста.

— Теперь твоя очередь, — прошептала Алиса, сжимая руку Эдриана. Гости осыпали их лепестками роз, засахаренными в липовом мёде, которые звенели, падая на каменные плиты, будто дождь из хрустальных конфетти.

Он достал из кармана ключ — ржавый у основания и сияющий на конце, будто обмакнутый в расплавленный янтарь.

— Угол Тортовой и Пряничной, — его голос прозвучал громче, чем звон колоколов. — Четыре этажа с дубовыми балками, две печи размером с королевскую карету и окна, где стёкла вставлены в свинцовые переплёты в форме пчелиных сот. — Ключ лёг на её ладонь, всё ещё липкую от свадебного мёда, оставив сладкий след. — Твоя новая «Сладкая империя».

Алиса рассмеялась, узнавая в резных дубовых дверях здания узор из их первой совместной выпечки — кривые крендели, которые Эдриан когда-то назвал «шедеврами кулинарного абстракционизма». Интерьер булочной уже дышал жизнью: медные котлы, подвешенные к потолку на цепях, отражали свет как зеркала, а полки из неструганого дерева ломились от глиняных кувшинов с надписями «Мускат» и «Кардамон». В углу, на каменном подоконнике, уже красовалась её старая скалка, вмурованная в стену как реликвия.

— А теперь… — Гаррет, чей фрак был украшен вместо пуговиц миниатюрными кексами, хлопнул в ладоши. Слуги внесли торт на носилках, сплетённых из ивовых прутьев.

«Счастье без рецепта» напоминал бунт красок: слои бисквита переливались от сливочно-белого до терракотового, глазурь стекала небрежными волнами, а сверху возвышалась хаотичная композиция из карамельных брызг, напоминающих застывшие всплески шампанского. Но когда Алиса разрезала его ножом с ручкой в форме скалки, зал замер. Внутри, среди вишнёвых сердец и золотой пыльцы, сияла миниатюрная печь из леденцового стекла — точная копия той, где они впервые поцеловались под дождём из муки.

— Попробуй, — прошептала она, поднося Эдриану кусочек на кончике ножа, чей клинок был украшен гравировкой: «Любовь не требует рецепта».

Торт таял, как первый снег на языке, оставляя послевкусие тех самых моментов — украденных поцелуев у горячей печи, споров о толщине теста для штруделя, ночей, когда они засыпали под шёпот дождя, стучащего по медным тазам.