Ассасин 1: миссия в Сараево (СИ). Страница 6

В семь утра Анна Петровна принесла последний завтрак в лазарете — стакан чая в подстаканнике с двуглавым орлом, белую булку и масло на фарфоровой тарелочке.

— Через час за вами придут, господин поручик, — сказала она, ставя поднос на прикроватный столик. — Все документы готовы, можете собирать вещи.

Я неторопливо позавтракал, уложил в небольшой саквояж свои немногочисленные принадлежности: запасное белье, туалетные принадлежности, несколько книг, которые принес из казармы еще до травмы. Память Бурного услужливо подсказывала, что именно должно быть среди его вещей.

Ровно в восемь утра в дверь постучали. Вошел молодой солдат в серой гимнастерке с красными погонами, на которых поблескивали медные пуговицы. Лицо крестьянского паренька, должно быть, из какой-нибудь тульской деревни.

— Господин поручик, — доложил он, вытягиваясь в струнку, — полковник Краснов приказал проводить вас в казарму слушателей особых курсов.

— Иду, рядовой…?

— Рядовой Семенов, господин поручик!

Я попрощался с Анной Петровной, которая проводила меня до дверей лазарета, и последовал за вестовым.

Мы вышли из здания лазарета на широкий плац, вымощенный серым булыжником. Утреннее солнце освещало обширное пространство, окруженное казенными постройками из красного кирпича. Из памяти Бурного я знал, что нахожусь в Варшавской крепости на улице Длугой, в самом сердце военного городка, где размещались штаб округа и специальные учебные заведения.

Этот мир сильно отличался от моего. Судя по всему, за это время главенство в науке и технологиях перешло от арабского мира к европейскому. В мое время Европа была слабой и хилой, раздираемой противоречиями, сейчас она стояла во главе цивилизованного мира, диктуя всем остальным условия.

Взобраться на вершину европейцам помог технический прогресс. Я изо всех сил пытался понять, что он из себя представляет. Все для меня в диковинку, хотя я и старался не показывать удивления.

Слева тянулись конюшни, длинные одноэтажные строения под железными крышами, из которых доносилось ржание лошадей и голоса конюхов. Возле одной из конюшен группа солдат чистила и седлала коней для утренней прогулки офицеров. Лошади были породистые, я различал английских и донских скакунов, их шкуры лоснились под утренним солнцем.

Справа высился двухэтажный корпус интендантства с аккуратными рядами окон и широким крыльцом. У входа дежурил часовой в парадной форме с винтовкой наперевес, его начищенная каска сверкала на солнце. Рядом стояла группа военных чиновников в темных мундирах, обсуждающих какие-то срочные дела.

Мы пересекли плац по диагонали, направляясь к противоположному углу. Навстречу нам попадались офицеры самых разных родов войск — пехотинцы в темно-зеленых мундирах, артиллеристы с красными петлицами, казаки в синих шароварах с лампасами. Все они выглядели подтянуто и деловито, спешили по своим утренним делам.

Молодой подпоручик из пехотного полка, проходя мимо, козырнул мне, и я ответил тем же. Память подсказывала, что мы учились вместе в Павловском училище, но имени вспомнить не удалось.

— Господин поручик, вон то здание, — Семенов указал рукой на двухэтажную постройку в дальнем углу плаца.

Казарма особых курсов выделялась среди прочих зданий. Построенная лет тридцать назад по образцу прусских военных училищ, она поражала солидностью и функциональностью.

Красный кирпич стен аккуратно расшит белыми швами, высокие окна с белыми рамами создавали ощущение простора и света. Крыша из зеленой черепицы венчалась небольшой башенкой с флагштоком, на котором развевался полковой штандарт.

У парадного входа стоял часовой, молодцеватый унтер-офицер с идеально выглаженной формой и блестящими сапогами. При нашем приближении он козырнул и отступил в сторону.

Мы поднялись по каменным ступеням на широкое крыльцо. Массивная дубовая дверь украшена медной табличкой: «Особые курсы при штабе Варшавского военного округа». Ниже мелким шрифтом: «Основаны в 1885 году по Высочайшему повелению».

Семенов потянул за медное кольцо, и дверь отворилась с тихим скрипом хорошо смазанных петель. Мы оказались в просторном вестибюле с высоким потолком и каменным полом, покрытым длинными дорожками. Стены выкрашены в светло-зеленый цвет и украшены портретами императора, великих князей и знаменитых полководцев.

Справа от входа располагалась комната дежурного, небольшое помещение за перегородкой, где за письменным столом сидел пожилой фельдфебель с седыми усами. Он поднял голову от регистрационной книги и окинул меня внимательным взглядом.

— Поручик Бурный возвращается после лечения, господин фельдфебель, — доложил Семенов.

— Записано, — буркнул фельдфебель, делая пометку в толстой тетради. — Комната номер семь, второй этаж. Вещи при себе?

— При себе.

— Хорошо. Семенов, проводи господина поручика.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Ступени каменные, с железными перилами, отполированными до блеска многолетними прикосновениями рук местных обитателей. В углах лестничных площадок стояли кадки с комнатными растениями, фикусами и пальмами, которые придавали казенному зданию некоторый уют.

Второй этаж встретил нас длинным коридором с рядом одинаковых дверей по обеим сторонам. Пол покрыт дорожками, стены выкрашены светло-зеленым цветом. Из-за одной из дверей доносились приглушенные голоса, видимо, там шло занятие.

Семенов остановился у двери с номером семь и постучал костяшками пальцев.

— Войдите! — раздался знакомый голос изнутри.

Вестовой открыл дверь и козырнул:

— Прибыл господин поручик Бурный!

Я переступил порог и оказался в своем новом доме. Огляделся, припоминая, как тут все выглядит.

Сейчас я стоял в просторной комнате с шестью железными кроватями, расставленными вдоль стен. Высокие окна выходили на внутренний двор, где виднелись аккуратно подстриженные кусты и гравийные дорожки. Стены выкрашены в привычный казенный желтый цвет и украшены портретами императора.

У дальнего окна за письменным столом сидел высокий офицер лет тридцати с аккуратно подстриженными усами и холодными серыми глазами. Память услужливо подсказывала, что это капитан Дмитрий Карлович Жедринский, из остзейских немцев, опытный разведчик.

— Бурный! — воскликнул он, поднимаясь и откладывая в сторону карты Восточной Пруссии, которые изучал. — Наконец-то вернулся. Как самочувствие?

— Благодарю, Дмитрий Карлович. Голова в порядке, готов к занятиям.

— Отлично. Остальные уже ушли на первую лекцию к подполковнику Крылову. Нам пора их догонять.

Семенов козырнул и удалился, оставив нас одних. Жедринский окинул меня внимательным взглядом профессионала, оценивающего состояние объекта для вербовки.

— Располагайся быстро. Твоя кровать та, что у окна. Вещи можно вон в тот сундук, форму в шкаф. Через пять минут спускаемся в класс номер три.

Я молча разложил свои немногочисленные принадлежности и последовал за капитаном вниз по лестнице. Мы прошли по коридору первого этажа мимо нескольких аудиторий, из которых доносились приглушенные голоса преподавателей.

Класс номер три оказался просторным помещением с рядами дубовых парт, расположенных амфитеатром. У каждого места лежали стопка бумаг, чернильницы, остро заточенные перья и промокательная бумага. На стенах висели карты Европы, схемы различных шифров и фотографии образцов вражеского снаряжения.

За кафедрой стоял подполковник Крылов. Невысокий, плотный мужчина с проницательными темными глазами и окладистой бородой. Перед ним на столе лежали образцы взрывчатых веществ в стеклянных колбах и металлических цилиндрах.

Мои сокурсники сидели за партами, сосредоточенно записывая лекцию. Я занял место рядом с поручиком Лебединским, изящным офицером с тонкими чертами лица и манерами светского человека. Память подсказывала, что он происходил из обедневшего княжеского рода, но компенсировал недостаток средств острым умом и безупречным воспитанием.

Крылов объяснял свойства различных взрывчатых составов, демонстрируя образцы динамита, пироксилина и новейшего тротила. Его голос был ровным и методичным, как у опытного преподавателя, привычного излагать сложные вещи простыми словами.