Умница. Страница 4

– А может, всему виной экстрим, – продолжала я. – Хотя Бланка не из тех, кто, скажем, захочет прыгнуть с парашютом. Каждый понедельник я спрашивала, что она делала на выходных, а она всегда отвечала: «Да так, ничего особенного».

Пит нежно сгибал и разгибал пальцы на моей правой ноге.

– Мы пошлем ее матери цветы. Я сам все устрою, тебе ведь нездоровится.

– Ей наверняка сейчас очень тяжело, – сказала я. – Странно, что она не позвонила мне сама.

Пит нахмурился, глядя на меня.

– Ты что-то очень бледная. Ты вообще ела сегодня?

– Да, рисовые хлебцы.

– Тебе нужно поесть как следует. – Пит разогрел лазанью и поставил передо мной тарелку. Я улыбнулась, подавляя подступившую тошноту.

– Знаешь, меня тревожит эта одержимость Стеллы птицами, – поделился со мной Пит, нарезая лазанью на аккуратные квадратики. – Уже послезавтра она идет в четвертый класс. Боюсь, ей будет трудно вписаться в коллектив.

Я нахмурилась.

– Мария Кюри, наверное, тоже не особо вписывалась. Если бы Стелла была мальчиком, Эмми не подняла бы столько шума из-за мертвой олуши. А вот когда таким увлекается девочка, ее интерес кажется жутковатым.

Пит посмотрел на меня с сомнением.

– А до этого как все было?

Пришлось признаться, что Лулу в основном играла одна, а Стелла сидела в стороне, зажав уши.

– Это не ее вина, что у нее очень острый слух, – сказала я.

– Но она все равно должна учиться находить общий язык с другими детьми, – заметил Пит. – А нам нужно думать о ее будущем, особенно после… ну, сама понимаешь.

Мы оба невольно вздрогнули, вспомнив злополучный день рождения. Я старалась не смотреть на пятно на деревянном полу кухни, которое Пит оттирал так отчаянно, что оно посветлело на общем фоне и теперь особенно бросалось в глаза.

– И проблема ведь не только в общении с другими детьми, – продолжал он. – Она ненавидит купаться, не переносит громких звуков, а ест только тогда, когда все лежит раздельно. А ее истерики?

Я промолчала. Уж что-что, а эти самые приступы и правда пугали не на шутку. Как-то ночью я решила посмотреть видео других родителей, заснявших истерики своих детей, – просто чтобы почувствовать хоть какую-то поддержку и понимание. Но вместо этого все думала: если они в состоянии включить камеру и записывать происходящее, значит, у них все не так уж и плохо.

Пит сжал мою руку.

– Я просто хочу ей помочь. Я тоже ее люблю. – Он отложил тарелку, достал планшет и открыл какую-то таблицу. – Смотри, я составил список врачей и терапевтов.

– Но ее недавно осматривали, – напомнила я. Здесь, в Великобритании, к врачам обращаются, только если ребенок серьезно заболел, но Пит, как настоящий американец, считал, что дети должны проходить ежегодные осмотры, поэтому ради мира в доме я сводила Стеллу к доктору. – Она здорова как лошадь.

– Физически, – уточнил Пит.

– К ее потребностям не так уж трудно приноровиться, – ответила я. – И лучше уж я под них подстроюсь, чем поведу ее к врачу, который навесит какой-нибудь ярлык, и еще не факт, что правильный. Ты подумал, как на нее это повлияет? Нельзя допустить, чтобы она решила, будто с ней что-то не так.

Пит снова заглянул в свою таблицу, подбирая подходящий контраргумент, а я добавила:

– Я только на прошлой неделе ушла с работы. Теперь у меня будет больше времени на Стеллу, и ей это поможет. Я уверена, что справлюсь куда лучше любого врача. Если вдруг ей станет хуже, – хотя уверена, что этого не случится, добавила я про себя, – обещаю, мы ее обследуем.

Пит вертел в руках очки, а я лихорадочно думала, как бы сменить тему. Обычно стоило лишь заикнуться о Брекзите, и он сразу увлекался, попутно негодуя, почему Борис Джонсон никак не удосужится причесаться. Но сегодня это вряд ли подействовало бы.

– В голове не укладывается, что Бланка умерла, – сказала я, чувствуя укол вины за то, что выбрала именно такой способ повернуть беседу в другое русло.

Взгляд Пита наполнился состраданием.

– Наверное, для тебя это большой удар. Ведь со смерти мамы прошло еще так мало времени.

– Я расстроена из-за Бланки, – ответила я. – Дело не в маме.

Моя мать Эдит умерла полгода назад от инсульта: ночью, в своем старом викторианском доме в Оксфорде. Она ушла тихо, без лишних прощаний – так, как и хотела. Мы были с ней слишком разными. Я думала, что однажды скорбь обрушится на меня волной, но этого так и не случилось. Когда Пит потерял отца, горе сильно его подкосило. У меня же все сложилось иначе. Иногда я вздрагиваю, будто что-то забыла: то ли выключить чайник, то ли заменить батарейку в дымовой сигнализации. Но потом вспоминаю: нет, ничего не забыла. Просто моя мама умерла.

В два часа ночи я все еще лежала без сна. Казалось, в ушах до сих пор отдается шум моря. Я познакомилась с Бланкой, когда Стелле было четыре года. Тогда я искала няню, которая могла бы забирать дочку после школы. Я как раз собиралась вернуться к работе на лайфстайл-портале под названием «Построй свою жизнь». Там я вела колонку «Советы Шарлотты»: рассказывала о том, как организовывать уютные посиделки и соблюдать правила этикета. А получилось это так: незадолго до моего тридцатилетия редактор сайта «Построй свою жизнь» наткнулся на мой блог «Хозяйка поневоле», где я писала о том, как принимать гостей без лишнего стресса, и предложил мне работу в Сан-Франциско. К счастью, когда мы переехали в Лондон, мне разрешили перейти на удаленку.

– Об этом и так всем давно известно, – сухо заметила моя мать, когда Пит уговорил ее почитать мою колонку.

– Американцы не мнят себя специалистами по этикету, – возразила я. Наши читатели были в основном из США.

– Ну еще бы, – отозвалась Эдит с неизменной язвительностью. Она была профессором, специализировалась на литературе XIX века и свой последний день на земле провела в полном одиночестве, за редактурой своей книги о болезни и женственности в романах Викторианской эпохи. Хотя Эдит считала мою работу пустой тратой времени, мне она нравилась. В моем понимании этикет – это не просто выбор подходящей вилки, а умение создавать вокруг себя пространство тепла и заботы при помощи записки с благодарностями, вкуснейшего десерта или даже лжи во благо. На первый взгляд тут все просто, но гора писем, которые я получала, свидетельствовала об обратном: людям часто бывает трудно находить правильные слова, многие чувствуют себя неуверенно в повседневных ситуациях. Как эксперт по этикету, я предлагала им дорожную карту, чтобы они могли выбраться из любого социального лабиринта.

К сожалению, найти подходящую няню для Стеллы оказалось сложнее, чем я думала. Одна кандидатка хотела, чтобы ее привозили и отвозили. Другая пыталась встроить «подработку» в график занятий по шаманской терапии. Третья заявила, что сможет работать только в доме, где нет никаких ароматизаторов. И вот однажды на пороге появилась Бланка. Ее темные волосы были заплетены в две небрежные косички, прихваченные резинками с крупными бусинами из розового пластика. Лицо было смуглым и по-детски округлым. На нем особенно выделялись густые брови, которые явно нуждались в уходе. А еще у Бланки был лишний вес, и этим она особенно выделялась в Масвелл-Хилле, населенном симпатичными мамочками-фитоняшками. Бланка грузно опустилась на наш нарядный диван на изящных ножках, выполненный в стиле «модерн середины века».

– Чем вам нравится работа с детьми? – спросила я.

– Я люблю о них заботиться, – ответила Бланка.

– Что вам это дает? – переспросила я, но Бланка лишь улыбнулась. Честно сказать, я сомневалась, что она поняла мой вопрос, но решила продолжить. – Стелла любит, когда все ингредиенты лежат по отдельности, – пояснила я и показала ей наши меламиновые тарелки с разделителями.

– О да, – спокойно отозвалась Бланка – не то что другие няни, которые всегда реагировали со скепсисом.

Воодушевившись, я продолжила:

– И фрукты нужно нарезать красиво, иначе она не станет их есть. Особенно яблоки.