Звери. История группы. Страница 52

Иногда меня дергали за рукав. И мне было неловко даже не из-за того человека, который дергал, а из-за людей, которые смотрели вокруг. Когда рядом кто‐то начинает орать – вот это самое ужасное. Рома Зверь! «Звери»! Я понимал: всё, жопа! Все начинали оборачиваться, искать глазами, где я. И я просил этого чувака:

– Пожалуйста, не надо кричать.

– Дай автограф!

– Лучше отойдем в сторонку, и я распишусь.

Чтобы тихонечко. Чтобы не привлекать к себе внимания. Но все уже начали оборачиваться. Это напоминает толпу женщин возле метро, рассматривающих колготки или кофточки на прилавке. Суют деньги: дайте мне! И все проходящие мимо зеваки реагируют: «О! Какой‐то ажиотаж! Может, и мне туда? Чё дают?» То есть такой развод. А еще есть люди, которые других прохожих останавливают: «Смотри! Это же Рома Зверь!» То есть ему настолько важно, что он стоит рядом со мной и я ему расписываюсь, что он начинает абсолютно посторонним людям орать на все метро: «Вы чё, дураки, не видите? Это же Рома Зверь!»

Я жил на «Преображенке». Есть много причин, почему не переезжал. Каждый переезд влечет за собой какие‐то действия. Запариться, найти агента, посмотреть варианты, заплатить деньги, переехать со всеми шмотками и прочим барахлом на новое место. А зачем? А куда? Не было проблемы жить комфортнее или снимать квартиру получше и побольше. Меня все устраивало. Я не проводил там много времени. У меня на полу лежал матрас, на котором я спал. Самый обычный, не тоненький, как на раскладушку раньше клали, а широкий. Кухня была. Средства для записи музыкальных зарисовок: диктофон плюс бобинная «Награ». Мне был не нужен какой‐то ламинат или белые стены. Либо две комнаты. Машины стиральной не было, это да. Но я как‐то справлялся с этим. Я стирал вещи у Саши Войтинского: собирал их и ехал к нему. Майки, носки, нижнее белье стирал вручную. Тазик в ванной – быстренько прополоснул, и все. Мысль про домработницу вообще не посещала. С одной стороны, это чужой человек, ты ему не то что не доверяешь, просто это создало бы мне больше проблем, нежели решило. Одна обуза. Мне проще всю домашнюю работу делать самому, чем договариваться, когда человек придет убирать, стирать и мыть.

А «Звери» тем временем радовались наградам. Премии МУЗ-ТВ, например. «Лучшая рок-группа», понятно! У нас все награждения отмечались именно так – обычное пьянство на базе или поблизости в ресторане. «Тарелку» обмывали в «Амбаре» на Земляном. Поехали, обмоем? Поехали! Кто мог, тот ехал. И мы там пили водку, перемешанную с перцем халапеньо и еще с какой‐то ерундой – назывался коктейль «Мертвая голова». Мы пили эту «Мертвую голову», и она нас бодрила.

А в ноябре мы поехали в Рим на церемонию вручения European Music Awards MTV. Мы первые, кто стал артистом года Russian Music Awards, и поехали от России получать приз. Такой делегацией: я, Кирилл Антоненко, от канала поехала ведущая Тутта Ларсен, а от CD Land пресс-атташе Аня Ефимова. Я сказал тогда Тутте: «Смотри! Ты идешь с рок-звездой!» Ржали всю дорогу, подкалывали друг дружку… В общем, получили мы эту награду. С нами в гримерке тусила еще шведская группа The Hives. Забавно, мне понравилось. Duran Duran живые ходят. Посмотрели, как настоящее шоу делается, как работают музыканты, разные службы. Все отлажено. Мы же там не играли. Выступали только большие звезды типа Гвен Стефани. А победители из разных стран только выходили и получали статуэтки. Их даже отдельно снимали – прогоняли выход за наградой, а потом вклеивали в монтаж. Так что это была просто клевая тусовка. Это же MTV. Вау! Европа! И вообще мой первый выезд за границу, не считая Болгарии.

Рим меня покорил архитектурой, памятниками, насколько я мог оценить в таком состоянии. Походили немного пешочком, все же рядышком. Пошли на вечеринку. На следующий день улетать. Погуляли ночью. Просто прикольно: я в другой стране и получаю какую‐то награду. У меня есть возможность посмотреть на Рим. Здорово, круто! Как будто тебя взяли в космос прокатиться. Хочешь полететь на Марс? Хочу! Садись! Я – в Риме, офигеть. Давай нажремся? Давай! Лимончелло? Давай лимончеллу! Что там еще есть, пицца? Дайте что‐нибудь пожрать. Смотри, костюмы Canali, уау!.. Здрасте, мы лучшие российские артисты! Было весело, мы так угорели на концерте Franz Ferdinand, плясали, махали головами…

Ну и, конечно, «Золотой граммофон». Получилось так, что в этот день у нас был концерт в «Олимпийском». Мы вышли на сцену в майках с олимпийскими кольцами, по-быстрому получили награду и понеслись на площадку. Решили нанять сопровождение – ГАИ с мигалками, чтобы не опоздать к началу. Вообще было так… дергано. Граммофон… «Олимпийский»…

Я его вообще себе не представлял. Каждая группа мечтает собрать его. Когда весной мы вышли после концерта из Малой спортивной арены «Лужников», кто‐то из ребят прикололся: «Ну чё? Следующий концерт в Олимпийском?» И все заржали: «Да по-любому!» А теперь декабрь, мы несемся из Кремля в сторону проспекта Мира на сольник в «Олимпийском». Не слишком ли быстро?

Для нас и «Лужники»-то были наглостью, все произошло очень стремительно. «Олимпийский» – это статус. И если артист собирается там играть, всем понятно, что придет тысяч десять-пятнадцать. Вопрос стоял только в том, будет аншлаг или нет. И даже это не важно, потому что если человек играл в «Олимпийском», это уже круто. Это как вес взять в тяжелой атлетике. Возьмет – не возьмет. Иногда бывало, что не брали. Для нас это тоже было вызовом, а для журналистов и тусовки как развлечение: соберут – не соберут. О площадке говорили как о каком‐то мериле. Перед началом у Войтинского началась легкая паранойя: минут за десять он заходит в зал и видит много свободных мест. Его вывод: это конкуренты специально перекупили билеты, чтобы никто не пришел. Да просто вечер, пробки, Москва – понятно, что народ долго собирался.

Началось с небольшой лажи: в интро не совпал звук, видео и мы. Все разъехалось. И нам пришлось по-другому вступать. Первым в сет-листе был «Камикадзе». Он сам по себе хорош для фееричного начала шоу. Есть песни, которые не годятся для этой роли – открывать концерт или закрывать. «Камикадзе» – ударная песня. А давайте придумаем что‐нибудь – разоденемся как‐нибудь? А как? Фраки надевали? Прикольно же? Фраки, кеды, гитары – ирония. Переодевался я не так много в течение шоу. Я не для того пою. Но если в сценарии прописано какое‐то музыкальное вступление, которое позволяет уйти со сцены, отдышаться и переодеться, то почему бы и нет?

У нас был список композиций: на какой песне у нас что зажигается, когда кто выходит, когда фейерверк. Был задник: город, фонарики, многоэтажки – районы-кварталы. И внизу граффити. Делали «номера». Звучит как самодеятельность, как капустник в пионерлагере – а теперь номер от третьего отряда! На «Фабрике грёз» у нас были унитазы, как у Pink Floyd молотки. Выходили люди в противогазах, кидали туалетную бумагу. А я поднимался на телескопическом подъемнике, который был задрапирован красной тканью, подо мной росла тумба как трибуна. Такая вот аллегория.

На «Просто такую сильную любовь» мы не переоделись, а разделись. Ленточки выпускника – весь сценический костюм. Мы же поп-панк, как нас критики назвали. Я не возражаю: «Звери» же ближе к поп-панку, чем группа «Сплин»? Просто захотелось похулиганить, немного развлечься. Парни разделись, молодцы! А что я? Может, я не успел, может, нервничал. А может, я и не собирался раздеваться? Мне было неудобно, потому что я потом начинал следующую песню – там была пауза, а в тишине одеваться не с руки. А так я в штанах и могу дальше петь, быстро накинул на себя рубашку и пошел. Это не отмазка, так все и было. Цветы, которые я раздавал на «Для тебя», мы заготовили заранее. Цветы, конфеты. Обычно нам дарят цветы, а тут наоборот, ты их раздаешь – приятно.

Не было никаких пафосных мыслей в моей голове. У меня было лишь желание все отыграть хорошо, не сбиться, не слажать. Не упасть. Чтобы элементарно все функционировало, ничего не выключилось. Мы снимали концерт на видео, надо было еще и на камеры работать. Нам режиссер-постановщик съемки говорил, куда надо выходить, куда отходить, на какой песне, определил точки. Обычно, когда концерты такие большие снимают, они по настроению, по исполнению всегда хуже обыкновенных. Потому что это лишний стресс, и внимание, энергия не туда уходят. Ты не расслабляешься, не занимаешься тем, чем должен, ты все время думаешь: а хорошо ли я выгляжу? А куда я должен сейчас повернуться? Удовольствие я получил лишь от того, что ничего особо не слажалось. И хорошо – уже достижение. Нет, конечно, мы радовались. После концерта поехали на студию и пили.