Инженер 1: паровая империя (СИ). Страница 15
Переулок вывел меня к небольшой площади, где размещался рынок. Торговля шла вовсю. Крестьяне из окрестных деревень продавали овощи, молоко, яйца. Рыбаки предлагали свежую черноморскую рыбу. А в углу площади расположились цыгане с лошадьми, видимо, торговали скотом.
— Бараний, говяжий, свиной! — выкрикивал мясник, быстро затачивая нож над тушами. — Мясо первой свежести!
Запахи были самые разнообразные, от аромата свежего хлеба до резкого духа рыбы и кожи. Все это смешивалось в один густой букет южного базара, такой непохожий на чопорную атмосферу столичных рынков.
Я купил у торговки булку черного хлеба и яблоко. Желудок напомнил о себе после долгой прогулки. Хлеб оказался грубоватым, но вкусным, а яблоко — сочным и сладким, видимо, из хороших крымских садов.
Солнце уже клонилось за горизонт, окрашивая небо в багровые тона. Пора возвращаться в госпиталь.
Последний отрезок пути проходил мимо военного кладбища. Здесь покоились те, кто не дожил до окончания войны. Ряды деревянных крестов тянулись до самого горизонта. На некоторых виднелись таблички с именами, на большинстве лишь полковые номера да даты смерти.
У одной из могил стояла женщина в черном. Она молилась, изредка утирая слезы платком. Не желая тревожить ее горе, я прошел стороной, но слова молитвы донеслись до меня:
— Упокой, Господи, душу раба Твоего Ивана… Прости ему грехи его, и даруй Царствие Небесное…
Вскоре показались знакомые стены госпиталя. У входа дежурил часовой, молодой солдат с винтовкой на плече.
Увидев офицера, он отдал честь. Я кивнул в ответ и вошел в здание, где меня встретил привычный запах карболки и лекарств.
В своей койке я устроился с тем облегчением, какое испытывает путник, добравшийся до ночлега после долгого перехода. Госпитальная палата встретила меня привычной тишиной. Больные либо спали, либо лежали молча, погруженные в свои мысли и страдания.
Достав из тумбочки потертую записную книжку Александра Воронцова, я принялся изучать записи прежнего хозяина этого тела. Страницы исписаны мелким, аккуратным почерком.
Расчеты жалованья, заметки о службе, адреса знакомых. Но более всего привлекли мое внимание планы на будущее, которые покойный, а теперь я, составлял еще до войны.
«По окончании службы в саперных частях, — читал я, — намерен подать прошение о переводе в инженерное ведомство. Россия нуждается в железных дорогах, мостах, фабриках. Инженер с военным опытом может принести пользу отечеству и на гражданском поприще».
Далее следовали более конкретные размышления: «Тульская губерния богата железной рудой, но заводы наши отстали от английских и французских. Можно ли применить новые способы выплавки? Изучить устройство доменных печей в Европе?»
И еще: «Московско-Рязанская железная дорога требует продолжения. Если удастся получить место в строительной комиссии, можно предложить улучшения в конструкции мостов и насыпей».
Планы эти показались мне на редкость подходящими для моих собственных намерений. Александр Воронцов мечтал о модернизации России, не подозревая, что в его теле теперь живет человек, знающий, как именно эта модернизация должна происходить.
Я перелистнул несколько страниц и наткнулся на запись, сделанную незадолго до отъезда в Крым: «Отец завещал имение в Тульской губернии. Оно заложено за долги и требует восстановления. Требует хозяйской руки и новых порядков. Может быть, стоит попробовать заняться им?»
Дальше шли более личные заметки: «Холостая жизнь начинает тяготить. По возвращении со службы следует подумать о женитьбе. Найти спутницу, разделяющую стремление к полезной деятельности. Не светскую красавицу, а женщину с умом и характером».
При этих словах в памяти всплыл образ Елизаветы Петровны Долгоруковой. Именно такую женщину имел в виду покойный Воронцов, образованную, деятельную, способную стать настоящей помощницей в серьезных делах.
Я закрыл записную книжку и стал размышлять о том, как соединить планы Александра Воронцова с знаниями Дмитрия Короткова. Главное преимущество моего положения заключалось в том, что я знаю будущее.
Крестьянская реформа начнется через пять лет. Железнодорожное строительство получит мощный толчок. Промышленная революция охватит Россию в шестидесятые годы.
Но можно ли ускорить эти процессы? Направить их в более разумное русло? Избежать тех ошибок, которые будут совершены в реальной истории?
Для начала следует завершить дела в госпитале. Система вентиляции — это лишь первый шаг, демонстрация возможностей. Если удастся добиться поддержки влиятельных лиц, можно будет перейти к более масштабным проектам.
Железные дороги — вот где можно применить современные знания с наибольшей пользой. Я помню принципы проектирования железнодорожных мостов, технологии укладки путей, конструкции паровозов. Если получить место в строительной комиссии…
Металлургия — еще одно перспективное направление. Бессемеровский процесс получения стали будет изобретен только через несколько лет, но основные принципы я знаю. А мартеновские печи… Химия чугуна и стали…
Мои мечтания прервал тихий стон с соседней койки. Я повернул голову и увидел того самого солдата, который еще неделю назад метался в горячке от заражения крови.
Глава 8
Палаты
Теперь солдат лежал спокойно, дыхание ровное, лицо хотя и бледное, но без той восковой желтизны, которая выдает близость смерти.
— Как дела, служивый? — тихо спросил я.
Солдат открыл глаза и с трудом повернул голову в мою сторону:
— А, господин капитан… Живой пока, — прохрипел он слабым голосом. — Рука вроде заживать начала. Доктор говорит, что опасность миновала.
— Рад слышать, — искренне ответил я. — Как тебя зовут?
— Сидор Петров, ваше благородие. Из Костромской губернии. В егерском полку служил.
— А что с рукой-то было?
— Да пуля французская задела. Рана вроде небольшая была, а потом загноилась, жар пошел… Думал, не выжить. А тут доктор какую-то новую процедуру применил, спиртом все промывал… И помогло, слава богу.
Значит, Струве действительно начал применять мой совет о дезинфекции! И результаты уже видны. Этот солдат живое доказательство того, что современные медицинские знания могут спасать жизни даже в условиях XIX века.
— Скоро домой отпустят? — поинтересовался я.
— Доктор говорит, еще недельки две полежать надо, а там можно и в отпуск по ранению, — Сидор попытался приподняться на локте. — А вы что же, господин капитан, тоже скоро выписываться будете?
Вопрос этот заставил меня задуматься. Действительно, чувствую я себя уже вполне здоровым.
Головные боли прошли, силы восстановились. Можно бы уже и покинуть госпиталь, вернуться к службе. Но пока проект вентиляции не завершен, уезжать нельзя. Нужно довести дело до конца, добиться внедрения системы во всех палатах.
— Скоро, Сидор, скоро, — ответил я уклончиво. — Дела еще есть незаконченные.
В палату вошел доктор Струве. Он двигался неспешно, с тем особенным вниманием к больным, которое отличает истинного врача от простого ремесленника. У каждой койки он останавливался, проверял пульс, осматривал повязки, тихо переговаривался с пациентами.
Дойдя до койки Сидора Петрова, немец особенно тщательно осмотрел заживающую рану.
— Превосходно, — пробормотал он, разворачивая повязку. — Воспаление почти прошло, края раны чистые, нагноения нет. Еще неделя, и можно будет снимать швы.
— Это все благодаря вашему новому способу лечения, доктор, — благодарно проговорил солдат.
— Не моему, а вот этого господина капитана, — Струве кивнул в мою сторону. — Это его идея — промывать инструменты и руки винным спиртом.
Он подошел к моей койке и присел на стул.
— Александр Дмитриевич, — начал он тихо, чтобы не тревожить других больных, — мне нужно с вами серьезно поговорить. Ваш метод дезинфекции дает поразительные результаты.
— Неужели настолько заметные?