Чащоба. Страница 7

– Если я для тебя такая обуза, – цежу я сквозь зубы, – могла бы прямо сказать.

– И куда бы ты поехала? – усмехается Лора. – Гостиница закрыта. А, конечно, как же я не догадалась! Люк наверняка с радостью пустил бы тебя переночевать у него в гостевой комнате.

– Не трогай Люка! – рявкаю я. Мне вовсе не хотелось попадаться на ее удочку, но я ничего не могу с собой поделать.

– А что такое? Или жалеешь о прошлом? Да неужели за все эти годы тебе не удалось подцепить кого-нибудь поприличнее жалкого сынка провинциального копа? С твоей-то задницей!

К счастью, я давно привыкла к комментариям Лоры по поводу моей внешности. Я немало наслушалась их лет с тринадцати, когда мне понадобился первый бюстгальтер. Разглагольствования матери никогда не прекращались. О, каких только историй она не поведала о себе и своих золотых денечках! Или годах? Еле удерживаюсь, чтобы не спросить: «А где же тогда мой драгоценный папочка? Или твоих прелестей оказалось недостаточно, чтобы удержать его?»

– Пусть это станет для тебя уроком, – продолжает она. – Твоя эпопея со столичной жизнью с самого начала была обречена на провал. Удивляюсь, как ты не поняла этого раньше. Здесь ты родилась, и здесь твое место.

Я сердито смотрю на нее.

– Надеешься, в этот раз сработает? – не унимается Лора. – Примчишься сюда, разнюхаешь подробности гибели Мишель Фортье и умчишься обратно в свой Монреаль? А хочешь, скажу, что будет дальше? Да ничего. Потому что в Монреале никому нет до тебя дела. Никому! – Губы матери сжимаются в узкую злобную полоску. Внезапно она делается похожей на старуху, лет на тридцать старше своего возраста. – Раз уж на то пошло, ни до тебя, ни до Мишель.

Обычно на этом этапе разговора я вылетаю из дому и хлопаю дверью. Но так уж сложилось, что сейчас мне некуда вылетать и нет двери, которой можно было бы хлопнуть.

– Два года назад никто в городе не захотел с тобой откровенничать. С чего ты взяла, что теперь они станут более разговорчивыми?

– Ты закончила? – спрашиваю я. Единственный способ утихомирить Лору – сделать вид, будто ее болтовня совершенно тебя не касается. – Если это все, я бы пошла к себе, ладно? Я устала, столько пришлось трястись в автобусе…

Лора усмехается и качает головой.

– Полагаю, дорогу в свою комнату ты не забыла. Или тебя проводить?

Да, немудрено забыть, где в огромном фамильном особняке О’Мэлли находятся мои скромные апартаменты. Я протискиваюсь мимо матери и толкаю дверь в свою бывшую спальню. Кажется, память и вправду подвела меня: дверь поддается легче, чем я ожидала. Я, взрослая женщина тридцати одного года от роду, оказываюсь на пороге собственной подростковой комнаты.

Жилище Лоры немногим отличается от трейлера: приземистая конструкция, которую можно разобрать, перевезти на новое место, а затем снова собрать. Обычно такие ставят на арендованных участках земли. Разница лишь в том, что эту хибару не перемещали уже много лет, со времен Лориных родителей, а то и раньше, когда ее бабушка и дедушка поставили свой домишко посреди участка земли площадью в две тысячи квадратных футов.

Здесь имеются мини-кухня, ванная с пластмассовой душевой кабиной грязно-коричневого цвета, крошечная гостиная с видавшим виды продавленным диваном и две тесные спальни. Стены во всех помещениях отделаны дешевыми пластиковыми панелями, отдаленно напоминающими фактуру дерева. Потолки низкие, и на них вечно скапливается влага, вне зависимости от температуры за окном. Переступив порог своей комнаты, я обнаруживаю все тот же старый футон  [11] , служивший мне кроватью, сколько себя помню.

Знакомое покрывало выцвело, а на стене по-прежнему красуется прилепленный скотчем постер с изображением рок-музыкантов, хотя глянцевая бумага поблекла и пошла волнами. Та самая действительность, от которой я так стремилась сбежать, настигла меня, и присущий ей запах застоявшегося табачного дыма и прокисшего пива ни с чем не спутаешь, он окутывает, словно погребальный саван.

– Ну что, недостаточно уютно для вашего величества? – раздается над ухом насмешливое карканье Лоры. Она неслышно подкралась сзади. Хорошо хоть, мать не видит моего лица.

– Нормально, – бурчу я.

– Само собой, – хмыкает Лора.

– Мне понадобится интернет для работы. Но вайфая у тебя, конечно, нет?

Она хихикает. Я оборачиваюсь и через плечо смотрю на мать, чье лицо говорит само за себя.

Я опускаюсь на хлипкий стул возле пластмассового стола в одном из недавно открывшихся в Марли заведений быстрого питания и понимаю, насколько глупо выгляжу тут со своим ноутбуком. К счастью, Лора разрешила воспользоваться ее машиной, видавшей виды доисторической «хондой». Вновь оказавшись «на колесах», я чувствую себя если не лучше, то, по крайней мере, не такой жалкой; за шесть долларов девяносто девять центов, записанных на мой кредитный счет, я получаю обед, которого мне хватит, чтобы продержаться до конца дня, и неограниченный доступ в интернет. Джекпот – я сорвала банк!

Поднимаю крышку ноутбука. Экран оживает, вид знакомой заставки на рабочем столе успокаивает – хоть что-то неизменное и надежное, глянцевая картинка успеха и процветания. Ранее открытые вкладки на своих местах, всё так, как я оставила: новости о Мишель, которые мне удалось отыскать в Сети. Сообщения объединяет одна характерная деталь: абсолютная стерильность, что в переводе на нормальный язык означает полное отсутствие информации. В отличие от Штатов, у нас журналисты ограничены строгими правилами, особенно в том, что касается репортажей на столь щекотливые темы. К примеру, ни в одной даже самой дрянной газетенке вы не найдете снимков с места преступления, и потому криминальные вести безликие и сухие, как кусок вчерашнего тоста. «Во время ликвидации последствий сильнейшего наводнения в старинном городке Марли были обнаружены человеческие останки», – гласит одна из них. Следующая статья чуть более щедра на факты, но мало что проясняет: «Останки найдены в одном из домов; по-видимому, они принадлежат ребенку восьми – двенадцати лет и пролежали там более двадцати лет».

Это, конечно, немного, однако вполне достаточно, чтобы сделать главный вывод: кому еще, кроме Мишель, может принадлежать найденный скелет? И лишь в одной статье автор решается пойти чуть дальше: «Предположительно, останки могут принадлежать девятилетней Мишель Фортье, пропавшей в Марли в 1979 году. Находка пробудила интерес к делу, которое в свое время потрясло жителей небольшого провинциального городка и в течение долгих лет оставалось нераскрытым».

У меня, вероятно, тоже не много шансов раскрыть его, по крайней мере пока. Расследованием занимается Служба безопасности Квебека – значит, они забрали тело в свою лабораторию судмедэкспертизы. Итак, мне предстоит полуторачасовая поездка в Квебек-Сити. Что же, я готова к путешествию, хотя не уверена, готова ли к нему дряхлая «хонда» Лоры. В любом случае нужны зацепки, а они не появятся, пока я не поговорю с кем-то из специалистов. Проблема лишь в том, что я больше не работаю на босса Модная Стрижка и на груди у меня не красуется бейджик с гордым словом «Пресса» – обстоятельство, также несколько снижающее шансы на успех.

Конечно, есть еще местный полицейский участок. Там я тоже не смогу продемонстрировать волшебный бейдж, зато в участке у меня имеются личные связи: в конце концов, я же встречалась с сыном начальника полиции. Правда, дело было в старших классах, более десяти лет назад, и я бросила его прямо на выпускном вечере.

Ладно, решено. Носом чую – мне непременно повезет.

Я торопливо приканчиваю лежащий на подносе обед – большая неосмотрительность с моей стороны, поскольку неизвестно, когда смогу поесть в следующий раз. Обидно выходить из зоны вайфая, но подростки, работающие за стойкой, уже начали коситься в мою сторону. Или мне только кажется? Думаю, на их месте я тоже поглядывала бы с жалостью на человека вроде меня: почти выбралась из провинциальной глуши, сбежала в большой город, но лишь затем, чтобы приползти обратно, словно побитая собака. Определенно, есть за что пожалеть бедняжку.