Лемурия. Страница 12
Пред нами раскинулся величественный, таинственный парк – там, где никакого парка быть не могло.
– Берите свечи – пусть освещают нам дорогу! Они сделаны из мумифицированных пальцев рук и ног, костей голеней и ключиц – такие будут до-о-о-олго гореть… В предвкушении победы Йонас Борг, не обращая на меня внимания, схватил со стола подсвечник, и все-все молча последовали его примеру. Клуб выстроился в процессию, и все разом сделали шаг вперед. Йонас Борг проскочил в самую главу этого хода и уже норовил нырнуть в тень первой группы парковых деревьев, как вдруг я наконец-то нашел выход объявшему меня ужасу – в громком крике:
– Йонас Борг! Йонас Борг! Верни во гроб то, чему гроб – родной!
Затем, словно при внезапном подземном толчке, силуэты всех предметов передо мной исчезли. Деревья, кусты и весь ночной парк растворились в туманной дали, на чьем фоне разыгрывалась гротескная драма. На фоне этого фона, как декорация, высился Йонас Борг, охваченный страшными судорогами, сотрясавшими его тело и клонившими его то вперед, то назад. Он попытался выпрямиться и потянулся ко мне своими длинными руками. Но вот руки вяло опустились; все его лицо застыло в ужасе, как посмертная маска, и внезапно он с полным отчаяния криком растворился в зияющей тьме.
Я, вероятно, не могу сказать, как долго тьма окутывала нас. Это не могло продлиться больше нескольких минут, но когда признаки жизни вновь потревожили пространство той бездны, куда нас ввергли, то показалось, что она разорвала и саму ткань времени. Первым сигналом о возвращении в сознание мне послужило собственное затрудненное дыхание; и вскоре я смог услышать других людей рядом со мной. Перешептываясь сквозь сходящиеся покровы мрака, мы убедились, что все еще живы. Когда огни и голоса с внешних окраин тьмы призвали нас вернуться в привычный мир, мы едва осмеливались молить о спасении и стремились продемонстрировать хладнокровие, предписанное уставом нашего гордого клуба.
Толпа спасателей устремилась к нам по узкому проходу. Крестьяне, с удивлением встретившие нашу странную процессию, подняли тревогу, когда мы не вернулись из руин через три дня, и поисковая партия нашла-таки нас после долгих и опасных блужданий по полузакрытым проходам, вот-вот грозившим обрушиться. В подземелье мерцали факелы, отбрасывая на стены наши тени, похожие на доисторических чудовищ. Там, где раньше стоял стол, высилась куча мусора; голые стены блестели от серого влажного мха. Но в том месте, где висели настенные гобелены с парковым пейзажем, воплотившимся в реальность – в том месте, где проклятый Йонас Борг исчез со страшным криком, – между квадрантами фундаментной стены зияла черная дыра, ведущая в глубокую подземную пропасть. Туда и канул Йонас, отважившись возглавить процессию. Я не ушел из замка, пока с помощью связанных вместе лестниц, с веревкой и факелом наперевес, не отважился на спуск. Все мои спутники последовали за мной. Я сказал себе, что мы должны хотя бы частично избавиться от бремени необъяснимого, если хотим когда-нибудь снова взглянуть жизни в глаза. Мы спустились в пасть колодца и когда достигли дна – обнаружили расщелину, ведущую еще глубже в недра земли. Края этого провала были перепачканы темной застарелой кровью, будто губы вампира. Лицом к расселине на полу лежал человеческий скелет. Его руки были связаны за спиной, а ноги – прикованы цепями к старому деревянному кресту. Между белыми зубами мертвой головы была зажата тряпка – ныне истлевшая, но и ее остатков хватало, чтобы понять, с какой силой ею перетянули давно уже безмолвный рот. Хотя не было никаких признаков того, что этот скелет имел какое-то отношение к нашему пропавшему хозяину, мы все знали, что перед нами лежат останки Йонаса Борга. Тут мои друзья в результате внезапного взрыва эмоций освободились от долго копившейся и подавляемой ненависти к нашему мизантропу. Они скрежетали зубами, ревели дикими зверьми, норовили наброситься на скелет и разломать, растоптать его. Но во мне проснулось сострадание, мрачно заявившее о себе, когда я снова увидел его корчащимся в конвульсиях на фоне ночного паркового пейзажа; оно охватило меня, такое огромное и светлое, – и, когда я прогонял товарищей по клубу, оно подсказало мне слова:
– Джентльмены, сохраняйте великодушие живых даже перед лицом смерти. Как же наш Борг, должно быть, любил жизнь и наслаждался ею – столь сильно, что был вынужден искать ее, хотя ненавидел и хотел уничтожить!..
И только тогда мои спутники в немом благоговении отвернулись от скелета, опустили головы и последовали за мной – прочь из подземелья и из старого замка, навстречу жизни и новому лучезарному осеннему дню.
Манускрипт Хуана Серрано
Во время своего последнего путешествия по Южной Америке профессор Остен-Зекер, известный исследователь джунглей верхней Амазонки и приграничных Перуанских Анд, сделал поразительное открытие. Ему удалось найти старинный манускрипт в отдаленном и труднодоступном монастыре Санта-Эсперанса, расположенном на вершинах Монблана. В нем содержалась информация об одном из многих героев, в древние времена помогавших в открытии и завоевании Земли. Она была написана Хуаном Серрано, одним из участников первого кругосветного путешествия Магеллана, о чьей участи до сих пор ничего не было известно. Знали только, что он появился на пляже острова Себу после кровавой вакханалии, унесшей жизни других участников высадки, и что он умолял своих товарищей, оставшихся на корабле, «ради Бога и Святой Девы» заплатить за него выкуп и освободить от дикарей. Но даже несмотря на то, что раненый, истекающий кровью, одетый в одну лишь рубашку и связанный Серрано являл собой весьма скорбное зрелище, а пары мушкетов, двух слитков металла и нескольких бухт веревки вполне хватило бы, чтобы вызволить его из плена, командор дон Хуан Карвахо отказался вступить в переговоры с туземцами и дал команду поднять паруса.
Пигафетта, досточтимый историк экспедиции Магеллана, считал, что Карвахо бросил Серрано, чтобы не возвращать капитану перешедшее к нему верховное командование, но, возможно, также и потому, что опасался предательства со стороны островитян. Возможно, уместно упомянуть и то, что отплытие состоялось 1 мая 1521 года от Рождества Христова; несколькими днями ранее сам Магеллан расстался с жизнью на острове Мактан близ Себу, пав под натиском копий и дубин островных жителей. Профессору Остен-Зекеру так и не удалось выяснить, как манускрипт Хуана Серрано оказался в монастыре Санта-Эсперанса. Можно было бы предположить, что какой-нибудь испанский моряк в более позднее время обнаружил документ у местных жителей и получил разрешение привезти его в Южную Америку, где тот и пополнил монастырское имущество.
Что ж, пришло время ознакомиться непосредственно с рукописью – в довольно точно подготовленном, практически дословном переводе.
Во имя Бога Отца, Сына и Святого Духа! Аминь!
Я, Хуан Серрано, первый капитан «Сантьяго», а затем и «Консепсьона», пишу эти строки перед лицом неминуемой смерти, без надежды, что их когда-либо прочтет кто-то из моих соотечественников. Если, по милости Божьей и благодаря чуду, мою рукопись найдет испанец или португалец (на последних я вовсе не держу зла, тем более что сам я португалец по происхождению) – он, возможно, сможет понять из нее, сколь многого способен достичь дьявол в искушении нас, бедных грешников. Люди – слабые создания, и к скончанию дней их ведут странные дороги… Если это вообще будет возможно в будущем – помолитесь за мою бедную душу в церкви Марии-де-ла-Виктории-де-Триана в Севилье, где Магеллан получил королевский штандарт из рук Санчо Мартинеса де Лейвы.
После того как мои товарищи были убиты из-за предательства короля острова Себу, меня отвели на берег, но, несмотря на то что я всячески умолял людей на судне вызволить меня, они не заплатили за меня выкуп. Пришлось наблюдать, как мои бывшие спутники поднимают якорь и разворачивают нос корабля в противоположную сторону от суши. И это – вопреки тому, что Хуан Карвахо был моим крестником и с поднятой рукой клялся доброй памятью своей матери и ранами Христа, что не бросит меня на произвол судьбы на острове! Когда я увидел, что мои мольбы не могут заставить их вернуться, я впал в страшную ярость и отчаяние – и начал проклинать Испанию, своих товарищей и самого себя; и я попросил Бога, чтобы Он в самый ранний день Страшного Суда призвал Хуана Карвахо к ответу за состояние моей души. Я также надеялся, что мое проклятие вскоре принесет хворь и смерть этому ужасному и преступному человеку, моему крестнику.