Чехов. Последнее дело (СИ). Страница 27

— Описать мужчин можете?

Женщина-служанка начала говорить неторопливо, по порядку. Она описала возраст, одежду, манера держаться, голос. Всё, что удалось запомнить. Когда она закончила, я снова кивнул:

— Спасибо.

— Вы обещали… — напомнил мужчина в старинном костюме и замерцал.

Я щёлкнул пальцами и рядом оказался пенек. По отметине на боку стало ясно — Буся. Он довольно заурчал и направился к ближайшему дереву, вероятно поздороваться.

— Я помню, — сказал я призракам. — И держу слово.

Рядом со мной вспыхнул портал, готовый принять мертвых.

Глава 13

Исповедь

Машина ещё не доехала до знакомой арки, а я уже почувствовал, что случилось что-то из ряда вон выходящее. У ворот метался Ярослав, как будто потерял не только покой, но и ориентиры. Он не стоял, не ждал — он именно метался, выискивая взглядом наш автомобиль. И как только машина показалась на повороте, он сорвался с места и рванул навстречу. Буквально влетел сквозь капот, как и подобает призраку, и оказался в салоне, заставив Гришаню недовольно поморщиться.

— Павел Филиппович, вам надо срочно домой, — затараторил бывший культист с такой скоростью, что слова сливались в сплошной поток. Потом замер, бросил косой взгляд на водителя и подозрительно уточнил:

— А он точно меня не видит? Уж больно морда у него хитрая.

Я приподнял бровь. Гришаня, как назло, кашлянул, но, судя по всему, от пыли. Ярослав всё ещё выглядел взъерошенным и неспокойным. Лицо у него было бледнее обычного, голос дрожал, хотя он и старался держаться.

И тут я окончательно понял: что-то действительно произошло. Что-то такое, что даже у мёртвых дрожат руки.

Я коротко попрощался с Гришаней, достал из бумажника пару купюр и протянул ему. Он привычно покачал головой:

— Не стоит…

— Именно столько стоит твоя работа, — отрезал я спокойно.

Он взял деньги неохотно и коротко попрощался.

Я торопливо вышел из авто, шагнул в сторону двора, чувствуя, как за спиной хлопнула дверца машины, и тут же бросил через плечо:

— Что произошло?

Ярослав шёл рядом, чуть сбоку, на полшага позади. Голос его прозвучал неожиданно спокойно:

— Арину Родионовну мы отправили домой.

Я сбился с шага.

— Зачем?

— Потому что так надо, — раздалось от порога.

Я повернулся. Козырев вышел на порог и, что редкость, был без своей обычной усмешки. Лицо у призрака было сосредоточенным, даже чуть жёстким.

— Потому как нам надо спасать ситуацию, — продолжил он, — а наша Аринушка может помешать…

Я остановился у крыльца, чувствуя, как в груди поднимается нехорошая тяжесть. А волосы на затылке начинают приподниматься.

— Что происходит? — спросил я уже без обиняков. Терпения на загадки не оставалось.

Из стены неспешно вынырнул Борис Николаевич, поправляя воротник, будто только что вернулся с важной встречи.

— Ничего особенного, — произнёс он с видом человека, который очень хочет сгладить острые углы. — Просто наша Яблокова решилась, наконец, разобраться со своими проблемами.

— В этом и беда! — не выдержал Василий и начав взволнованно махать руками.

Я вошёл в дом и почти выкрикнул в пустоту:

— Людмила Фёдоровна, прошу, помогите понять…

— Её здесь нет, — перебил меня Козырев. Его голос прозвучал на удивление сухо и негромко.

Я резко обернулся.

— Где она? — нахмурился, только сейчас вспоминая, что утром Яблокова ушла в город одна. Без сопровождения.

— Вы только не злитесь, — быстро заговорил Козырев, как делал всегда, когда понимал, что влип. — Я… ну, я вместе с Ярославом…

— Я не при чём, — тут же отрезал парень, появившись из-за стены. Он мотнул головой, как пёс, словно пытаясь стряхнуть с себя вину. — Он сам всё это затеял.

— Давай уже, — выдохнул я. — Признавайся.

— Я отрезал кусочек своего зеркала, — поспешно начал Василий. — И одну из крошек вложил в медальон нашей женщины. В тот, который она всегда носит на шее. Там ещё внутри фотокарточка, на которой ничего нельзя разобрать…

— Ближе к делу, — перебил я, стараясь не выдать тревоги. Лекцию о вторжении в личное пространство решил отложить на потом.

Козырев чуть выпрямился, заметив, что ругать его не собираюсь, и заговорил быстрее:

— Она странно себя вела последние пару дней, вашество. Всё время что-то бормотала себе под нос. Но не как раньше — не ласково, не по-домашнему, а зло, отрывисто. Будто с кем-то спорила. Я сначала подумал, что она… ну, того…

Он замолчал, покрутил пальцем у виска, намекая, что Яблоковой пора в дом скудоумия, потом добавил чуть тише:

— Но она была в себе. Просто… будто злилась. И не на нас. На кого-то другого. Или на себя.

— Давай уже к делу, — поторопил его Борис Николаевич. — Или мне рассказать?

— Не лезь вперёд батьки в пекло! — резко отозвался Василий и метнул в приятеля возмущённый взгляд. Потом повернулся ко мне и продолжил уже спокойнее:

— Я не собирался за ней следить. Просто подумал, что если положу кусочек зеркала в её кулон — ничего страшного не произойдёт. Ну, чтобы… если что, увидеть. Вдруг понадобится.

Он помялся, выдохнул и добавил:

— А теперь вот думаю, что пригодилось. Что-то может случиться. Точнее, уже почти случилось.

Призрак подошёл к большому зеркалу у стены и, не торопясь, провёл ладонью по стеклу. Поверхность пошла лёгкими волнами, словно покрылась изморозью, а потом — затянулась мутной дымкой. Через несколько секунд в зеркале проявилось изображение: незнакомая комната с высоким потолком, комодом у стены и занавешенными окнами.

— Что это? — я шагнул ближе, стараясь разглядеть.

— Это место, где сейчас кулон. Где она, — пояснил Василий.

Я не услышал продолжения, потому что в зеркале появилась Людмила Фёдоровна. Она возникла внезапно, как будто шагнула из пустоты. Очевидно, что мы смотрели на чужой дом сквозь зеркало, которое отозвалось на кусочек зачарованного стекла Козырева.

Яблокова подошла ближе, остановилась напротив отражения и на миг задержала взгляд на собственном лице. Осторожно, будто не хотела привлекать лишнего внимания, поправила волосы, закрывая шрам. Рука её едва заметно дрожала.

Глаза были другие. Не уставшие, а полные боли. Такой, какой я не видел в них даже в те минуты, когда она решилась умереть окончательно в то страшное утро у хрустального ящика с телом.

— Где она находится? — спросил я. Тихо, будто боялся вспугнуть её движение.

Коснулся стекла пальцами. Оно оказалось тёплым. Будто с той стороны его тоже трогали пальцами.

В этот момент в зеркале, позади Людмилы Фёдоровны, появилась другая женщина. Узнал я её сразу. Это была матушка Арины Родионовны.

— Что там происходит?.. — пробормотал я, чувствуя, как внутри всё сжимается.

— Она почти час ходила перед этим домом, не решаясь войти, — пояснил Ярослав. Говорил он спокойно, но я слышал в его голосе то же самое напряжение, что и чувствовал сам.

— Людмила Фёдоровна, — донеслось до нас из зеркала. Голос был мягкий, почти вежливый, но в нём чувствовалась отточенная многолетней привычкой формальность. — Я сообщила супругу, что вы пришли на приём. Он готов вас принять прямо сейчас. Простите, что не могу предложить вам ничего, кроме чая…

— Не стоит, — ответила Яблокова. Её улыбка была напряжённой, словно удерживалась на лице усилием воли. — Мне не нужны напитки. Только консультация лекаря. Я благодарна, что он нашёл для меня время. Знаю, что ваш супруг очень занятой человек.

Она держалась прямо, спокойно. Но я знал её слишком давно, чтобы не заметить — держится она на остатках сил.

— Родион Романович всегда готов помочь старым знакомым… ох, простите мою бестактность… — смутилась Ольга Ивановна и потупилась. — Я имела в виду…

— Всё в порядке, — спокойно отозвалась Яблокова, и даже усмехнулась коротко, добродушно. — Я и впрямь не особенно молода.

— Звучит странно, потому как вы выглядите чудесно, — с искренним тоном ответила Нечаева и сделала приглашающий жест в сторону коридора. — Прошу, проходите.