Хозяйка скандального салона "Огонек" (СИ). Страница 12

- Вообразила все эти варианты событий и возможностей в бесчисленных вселенных? – он приподнял правую бровь и занес руку с карандашом над бумагой. – А теперь просто осознай, что все это – лишь одна точка.

В этот момент раздался громкий и протяжный свист чайника. Алекс поднялся с дивана и вышел на кухню, оставив меня разглядывать расчерченный лист бумаги. Щелкнула ручка газовой плиты, и через мгновение муж появился в дверях.

- Тебе долить воды? – и, не дождавшись ответа, наполнил опустевшую кружку до половины.

Надо же! За разговором и не заметила, как выпила весь чай.

Серая кошка запрыгнула мне на колени, не постеснявшись при этом несколько раз провести хвостом по моему лицу. Я скривилась и, подхватив животное под мягкий пушистый живот поставила ее на диван. Она недовольно мяукнула и запрыгнула на спинку, обтянутую серым покрывалом.

- Все это очень интересно, но непонятно, - я машинально почесала кошку за ухом. Та довольно заурчала и свернулась клубочком. Лишь янтарные глаза с темными прожилками пристально продолжали следить за мной.

- Представь нить и бусинки на ней, - Алекс снова сел рядом и, подхватив мои ноги, закинул к себе на колени. - Каждая бусинка - это наша Вселенная. Мы можем двигаться только по нити вперед или назад. Но если ты посмотришь на нить сверху, ты увидишь бусинки рядом. Это и есть параллельные миры, другие измерения. Отсюда и возникает ощущение, что все взаимосвязано, но мы не можем повлиять на то, что происходит в других бусинках. Понимаешь?

Я задумалась, пробежав кончиками пальцев по его плечу.

- А что тогда насчет души? Она может путешествовать между этими измерениями? Переходить от одной бусинки к другой?

- А вот это, - он вздохнул и погладил меня по коленке, - и есть самый волнующий вопрос, Огонек. Существует версия, что мы приходим в этот мир, чтобы чему-то научиться. Любви, милосердию, состраданию. Много чему. Лишь выучив эти уроки, мы можем идти дальше.

- Но как же тогда быть с теми, кому не суждено родиться? – воскликнула я. - Или кто рождается и умирает, так и не познав этот мир? Или те, кто стал жертвой убийства, катастрофы или трагической случайности?

- Значит, в этом есть какой-то опыт для души. То, что мы видим, как вселенскую несправедливость, но лишь однобоко. Как двухмерную картинку. Но, к сожалению, мы не видим всей картинки во вселенском масштабе. Мы рождаемся и умираем много раз. А потому тот, кого оплакивают в этой жизни, вполне мог оказаться жестоким тираном и убийцей в прошлой. И теперь, чтобы искупить все содеянное, ему предстоит рождаться и умирать от рук других столько раз, сколько чужих жизней он отнял.

- Сурово, но справедливо, - я протянула руку и коснулась теплой щеки Алекса. Сердце сладко заныло, мне захотелось его обнять крепко-крепко и никогда не отпускать. Но вместо этого я лишь зарылась пальцами в его волнистые волосы. – А как насчет тех, кто любит? Разве это справедливо, что смерть разлучает их?

Он посмотрел на меня. В его глазах читалось столько понимания, столько невысказанной любви и прощания, что у меня перехватило дыхание. Почему-то в этот момент он казался кем-то другим. Не простым смертным, которому отведено несказанно мало времени по сравнению с вечностью, а тем, кто и есть сама вечность.

- Те, кто любит, обязательно найдут друг друга. Неважно, - его голос стал еле слышным, словно волна отступающего прибоя. – в каком мире и в каком теле. Эти узы – самые крепкие. И их не разорвать даже Смерти, Эвелин.

Имя неприятно царапнуло меня. Я было открыла рот, что сказать, что меня не так зовут, но спину внезапно пронзила боль. Еще толчок, - и я едва успела выставить руки вперед, чтобы не расшибить лоб об обтянутую бархатом скамейку напротив.

Глава 6

Захлопала глазами, я осторожно прикоснулась пальцами к ушибленному лбу и тихонько зашипела. Ну вот! Теперь или шишка, или синяк гарантированы.

Внезапно экипаж снова резко рвануло в сторону. Карл разразился такой руганью, что даже портовые грузчики завистливо присвистнули. Храп Минди оборвался на самой высокой ноте. Горничная взвизгнула и схватилась за сердце.

- Что случилось?! - пробормотала я. В ушах все еще звучало эхом: «Те, кто любит, обязательно найдут друг друга. Неважно, в каком мире и в каком теле. Эти узы – самые крепкие». Бусинки... Нити... Бред какой-то! Сердце защемило от тоски. Сон напомнил мне, что в том мире остался муж и наши вечера, наполненные теплом домашнего уюта, неспешными разговорами и смехом. Мозг отказывался воспринимать реальность с ее резкими звуками.

Экипаж остановился с таким грохотом и скрипом, что на миг показалось, будто мы переехали старую телегу, набитую пустыми бочками. Я толкнула руками дверцу, с трудом удерживаясь, чтобы не вывалиться.

Привычный пейзаж и цвета растворились в ночи. Лишь под тусклыми лучами двух месяцев вырисовывались чернильные зубы гор да силуэты деревьев. По лицу мазнула прохлада тумана, пропахшая влажным камнем и травой. Где-то далеко одиноко завыл волк, а от хохота невидимого животного пробрал озноб.

Из окошка кареты высунулась голова Минди.

- Боги-Прародители, миледи! Куда же вы?!

Скрипнула дверь, и горничная, подхватив свои бесчисленные юбки, ловко соскочила с подножки на землю. Схватила меня за руку и, как маленького ребенка, оттянула за свою спину. Она сделала несколько шагов и отпрянула назад, едва не сбив меня.

- Кажется, Карл кого-то сбил! – Минди закрыла рот руками и выпучила глаза.

- Но не насмерть, - меланхолично отозвалась я, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и прислушиваясь к витиеватым ругательствам на незнакомом языке. Голос явно не принадлежал Карлу – он был более низким, хриплым и хорошо поставленным, как у оперного певца.

Возница же значительно проигрывал – и в тембре голоса, и в запасе ругательств.

- Ядреный ты пень сивозадый! – орал Карл. – Куды ты прешь, недоросль подгорная? Жить надоело, или глаза у тебя в заднице застряли?!

- Я тебе сейчас покажу, - пророкотал второй, - кто здесь недоросль подгорная, вертюх оклупанный! Я тебе сейчас глаза на зад перетяну, раз разуть их не можешь! Дай только выберусь!

Кто такой вертюх и почему он оклупанный я не знала, но спрашивать у Минди не стала. Обойдя экипаж, я увидела картину, достойную комедийного фильма.

В круге тусклого отблеска от стеклянного факела Карл стоял на обочине, вдоль которой растянулась неглубокая канава, поросшая густой высокой травой. А из канавы дергались маленькие, но весьма крепкие ноги в шароварах плюдерхозе и высоких сапогах из кожи. Сначала даже показалось, что это ноги ребенка.

- Карл! – строго окликнула я возницу. – Хватит ругаться! Помоги человеку выбраться из канавы!

- Да не человек это, а грихер! – зло отозвался он и сплюнул под ноги. – Ему там самое место.

- Я тебе язык вырву, мсерыш! - ноги снова беспомощно задергались в воздухе. – Клянусь, как только выберусь, я…

- Отставить собачиться! – я повысила голос и повернулась к Карлу. – Спокойно и без ругани…

- Но…

- Это приказ!

Карл недовольно фыркнул и склонился над сбитым им человеком.

- Только ради леди Эвелин… Ай!

Пострадавший оказался не таким уж и пострадавшим, подумалось мне, глядя, как человек ухватил возницу за грудки и лихо дернул его вниз. Послышался глухой удар, за ним еще один. Из-за темноты было плохо видно. Только мечущиеся в высокой траве тени, да слышны шлепки, пинки и отборная ругань.

- Что они делают? – выглянула из-за моего плеча Минди, пытаясь хоть что-то разглядеть во тьме.

- Выясняют у кого кулаки тяжелее да яйца крепче, - я глубоко вздохнула и потерла виски. Голову начало стягивать болезненным кольцом.

- Дак они, поди, друг друга поубивают! – горничная всплеснула руками.

- У тебя есть идеи, как это остановить?

- Может их пугачем, а?

Я повернулась к ней и вопросительно подняла брови. Минди тотчас юркнула в карету. Какое-то время она громыхала посудой и ящичками, потом вытащила нечто похожее на жертву неудачного скрещивания пушки и ружья.