Гостья. Страница 4

У них с Саймоном все было по-настоящему. Или могло бы быть.

Днем Алекс смотрела телевизор на застекленной террасе, читала журналы в ванне, пока вода не остывала. Она ездила одна на пляж или плавала в бассейне Саймона. По понедельникам, средам и пятницам приходила домработница, чтобы постирать и прибраться. Молчаливая, трудолюбивая Патриция часами гоняла Алекс из комнаты в комнату, воспринимая ее присутствие с тем же невозмутимым выражением лица, с каким относилась к любому беспорядку.

Это было нетрудно. Вообще не трудно.

Время от времени Алекс принимала одно из обезболивающих Саймона, чтобы скрасить свободные часы, хотя и не ставила об этом в известность Саймона. Она вела себя паинькой. Если пила из стакана, то сразу же ополаскивала его и ставила в посудомоечную машину, и вытирала на столе влажный круг, оставленный донышком. Не бросала мокрые полотенца на кровать, не оставляла зубную пасту открытой. Следила за количеством таблеток, которые тырила, чтобы Саймон ничего не заметил. Взяла за правило ворковать над псом Саймона, Чивасом, которого Саймон целовал в мокрый нос.

Когда Саймон присылал сообщение, что почти закончил с делами, Алекс плескала на лицо водой и чистила зубы. Она переодевалась в дорогую футболку, которую купил ей Саймон, и садилась ждать, словно каждый вечер был вечером их первого свидания.

Приходилось ли Саймону когда-нибудь ждать Алекс, предвкушал ли Саймон когда-нибудь ее появление?

Нет. Но кого это волнует?

Это были маленькие уступки, не имевшие никакого значения – с учетом того, что Алекс получала взамен.

Разумеется, она не рассказала Саймону о Доме. Она многого не рассказывала Саймону. Она рано усвоила, что необходимо сохранять некоторую дистанцию. Немного привирать. Это было легко, а потом стало еще легче. И не лучше ли давать людям то, чего они хотят? Разговор, протекающий как гладкая сделка, приятный обмен репликами, не прерываемый реальностью. Почти все предпочитали историю. Алекс научилась преподносить ее, привлекать людей созданным образом – вполне правдивым, разве что слегка приукрашенным и подретушированным. Научилась намекать на собственные желания так, как если бы они были общими. Где-то в глубине их мозга срабатывали синапсы, подталкивая их в заданном ею направлении. Люди с облегчением и благодарностью льнули к чему-то понятному и податливому.

Да и побыть кем-то другим было приятно. Поверить, хотя бы на мгновение, что твоя история была другой. Алекс представляла, какой человек понравился бы Саймону, и давала ему понять, что она именно такая. Все сомнительное прошлое было отброшено, и вскоре ей самой стало казаться, будто и не было никакого сомнительного прошлого.

Саймон верил, что Алекс окончила колледж в прошлом году и только что переехала в город. Он верил, что мать Алекс – учительница рисования, а отец тренирует школьную футбольную команду. Он верил, что Алекс выросла в центре страны. Однажды он спросил, почему она не поддерживает отношения со своей семьей, – она ответила, что родители сердиты на нее из-за того, что перестала ходить в церковь. «Бедная маленькая грешница», – сказал Саймон, хотя его, казалось, искренне тронула мысль, что Алекс совсем одна на свете. Что вовсе не было неправдой. Саймон считал Алекс реальной личностью или достаточно реальной для себя. Алекс говорила, что подумывает поступить в магистратуру, и это, казалось, успокаивало Саймона, поскольку подразумевало самую обычную жизнь с обычными целями. И по сути, лишенную амбиций.

На дороге, ведущей с пляжа, все еще валялся мусор, оставшийся после летнего шторма, но самые крупные ветки уже были убраны. Тусклый солнечный свет, сахарно сверкающий на крытых кедровой дранкой домах, стер все воспоминания.

Все проселки выглядели одинаково. Деревья смыкались над головой, оставляя прогалины в местах редких подъездных дорожек. Вдоль дорог тянулась однообразная сочная летняя зелень, такая густая, что за ней ничего не было видно. Дома прятались за изгородями и воротами, не давая никаких ориентиров.

Мысли Алекс витали где-то далеко, поэтому она не особо присматривалась к улице, на которую свернула. Внезапное движение среди деревьев заставило ее встряхнуться. Возможно, олень. Их было здесь так много, и они вечно перебегали дорогу.

Ее внимание привлек звук автомобильного гудка. Навстречу ехала другая машина. Водитель снова посигналил, уже более агрессивно. Алекс сообразила, что это улица с односторонним движением. Слишком поздно. Она попыталась сдать назад на чью-то подъездную дорожку, чтобы развернуться. Вероятно, она не рассчитала расстояние, раздавшийся грохот напугал ее, и почти сразу она поняла, что громыхнула ее машина. Точнее, машина Саймона. Задний бампер обо что-то ударился.

Встречный водитель даже не остановился, даже не притормозил.

Возможно, не будь она в таком смятении – откатное течение, Дом, пелена от обезболивающего, – этого бы не случилось. Алекс уже репетировала, что она скажет Саймону, стараясь точно рассчитать, насколько по-детски ей нужно себя вести, чтобы избежать его гнева.

Алекс оставила машину заведенной, а сама вылезла, чтобы осмотреть повреждения. Она врезалась задним бампером в каменную подпорную стенку, одна из вишнево-красных задних фар автомобиля Саймона треснула и лишилась большого куска. Алекс нашла его в грязи – от него остались только обломки красного пластика. Наверное, баксов пятьсот, чтобы заменить фару, могло быть и хуже. Хотя кто знает эти навороченные тачки с их хитрой начинкой и особыми деталями? Импортная краска. По крайней мере, бампер лишь едва заметно помялся. Она огляделась, словно откуда-то могла прийти помощь, словно кто-то мог появиться и взять ситуацию под контроль.

Саймон будет недоволен – его любимая машина. Это сыграет против нее.

В остальном машина выглядела невредимой, но, осматривая ее, она старалась не особенно приглядываться – для признания лучше, если Алекс останется не в курсе всей степени повреждений. Как бы то ни было, они и вправду казались незначительными.

Когда она вошла в дом Саймона, влажность мгновенно упала – кондиционер придавал послеполуденным часам легкую нереальность. День стерся.

Кабинет Саймона находился в отдельном здании на участке, Алекс видела через окно вращающийся потолочный вентилятор, а это означало, что Саймон внутри, работает. Хорошо. Она пока не хотела его видеть. Она была слишком напугана.

Не думай о машине, не думай о Доме, не называй это новое чувство ужаса.

«Немного поплаваю», – решила она.

Сетчатая дверь на задний двор была сделана таким образом, что ее невозможно было захлопнуть; она тихо закрылась за Алекс, словно в замедленной съемке.

За столиком у бассейна сидела помощница Саймона, Лори, положив перед собой два мобильных телефона. Она жила в часе езды, в каком-то городке подешевле, и просыпалась до зари, чтобы ехать к Саймону. На левом предплечье у Лори была татуировка-розочка, иногда ее подвозила сожительница, которая никогда не выходила из машины. Помимо прочих обязанностей, Лори присматривала за Чивасом, псом Саймона. Лори вечно пыталась приучить Чиваса носить крошечный походный рюкзачок, чтобы он мог таскать в нем бутылку воды, когда она его выгуливает. Когда они возвращались, Лори по-турецки садилась на пол и, сощурившись, по часу проверяла шерсть Чиваса на наличие клещей с неусыпным вниманием на грани эротического.

«Это худший сезон в истории, – неоднократно отмечала Лори. – Клещи тут повсюду. Олени ими кишат».

Сейчас Чивас без умолку лаял на мужчину в форме, который сидел на корточках в траве, заправляя газовый гриль перед вечеринкой по случаю Дня труда. Когда пес запрыгнул ему на спину, мастер посмотрел на Лори в поисках спасения. Лори ничего не сказала.

Алекс увидела несколько ямок на лужайке, где Чивас охотился за сусликами. Саймон будет раздражен, хотя и обожает этого пса – не обращает внимания ни на его водянистые голубые глаза, ни на бледные наросты, украшающие его морду.