Катнора. Сердце двух миров (СИ). Страница 11

Каждый камешек, каждый сантиметр мастерской словно звал меня. Я уезжала всего на несколько дней, а соскучилась так, будто не была здесь целую вечность.

Не удержавшись, настроила осветительный артефакт поярче и взяла в руки коробочку с серебряными чешуйками. Их осталось не очень много, на несколько небольших изделий. Задумалась, чем бы я могла поразить того торговца из лавки Чудес, как я окрестила лавку с волшебными товарами, где мы были с дядюшкой Готреком.

Медленно перебирала тончайшие чешуйки, а перед глазами рождался образ легких серег, асимметричных, как настоящие листья, похожих, но с уникальными деталями.

Эскиз вышел легко, будто сам собой. Я словно делала это тысячу раз. Рука уверенно вела угольным карандашом по плотному листу, оставляя после себя набросок того, что родилось в моем воображении.

О времени забыла, как это бывало уже не раз. Всю ночь просидела за работой, едва ли не к утру завершив отливку основной формы листьев.

В инструментах Унгрима нашелся нужный тонкий молоточек, используя который я постепенно придала металлу изогнутую форму, повторяющую естественные изгибы настоящего листа.

В глаза словно песка насыпало или горной пыли, когда я решила, что на сегодня хватит. Короткий взгляд на вход… замерла испуганно. Кажется, придя в мастерскую сегодня, я забыла закрыть дверь, и теперь прямо у входа лежал огромный серый волкодав.

Заметив мое внимание, зверь поднял голову, лениво зевнул, и снова лег, расслабленно закрывая глаза. Я же растерялась и не знала, как себя вести. Волкодав не проявлял агрессии, но не бояться огромного пса было сложно.

Выгнать его из мастерской я не смогу, пройти мимо, чтобы вернуться в дом дядюшки с тетушкой не рискну, страшно. Спать при нем? А если сожрет во сне? И что же делать?

Как назло, ночь сегодня выдалась на редкость холодная. Я зябко поежилась, думая, как быть. Прошла к дальней стене, доставая свернутый шерстяной плед, заботливо принесенный тетушкой Дорой, завернулась в него, садясь на пол и прислоняясь спиной к стене, не сводя уставшего взгляда с огромного пса.

Глаза держать открытыми оказалось непросто. Я очень устала от кропотливой работы, требующей максимального сосредоточения, и теперь нуждалась в отдыхе. Кажется, я просто моргнула, а на самом деле погрузилась в дрему.

Сквозь сон почувствовала жар горячего мощного тела, улегшегося сбоку от меня и согревающего своим теплом, но не проснулась, даже глаз не смогла открыть. Лишь пошевелилась, устраиваясь поудобнее, запуская ладошки в жесткую пахучую шерсть. По лицу прошелся мокрый язык, но страха не было.

Этой ночью я снова уснула прямо в мастерской, под охраной добровольного стража.

Глава 11

- Катнора! Катнора, вставай!

Проснулась от того, что кто-то тормошил меня за плечо. Подслеповато щурясь со сна, заметила дядюшку Готрека, который стоял рядом с недовольным видом. Тут же огляделась по сторонам, но пса не заметила. Ничего не говорило о том, что в мастерской я ночевала не одна.

- Не дело это, дочка, дома не ночевать! – меж тем выговаривал гном. - Дора переживает! И на завтрак не пришла. В Элесваре не осталась, все домой рвалась, а сама дома и не живешь! – сердито ругался дядюшка Готрек.

- Мне здесь хорошо, дядюшка, - потягиваясь, заверила я, косясь на дверь. Сейчас она была распахнута, ведь Готрек пришел. Интересно, могло мне присниться внимание волкодава или я и правда ночевала в компании грозного охранника? – В этой мастерской особый дух, словно мастер Унгрим все еще здесь. Помогает, подсказывает, - пояснила я, стараясь успокоить старого гнома.

- Торопись домой, Катнора! - все еще недовольно распорядился Готрек. – Дора вся извелась уже, сердится.

Дядюшка так резко меня разбудил, что я даже не запомнила, что видела во сне, но сны определенно были. Ощущение чего-то важного, что я могла забыть, не отпускало меня еще долго. Эти сны стали частью меня, важной частью. Каждый раз, просыпаясь, я еще какое-то время восстанавливала все виденное в памяти, старалась понять, запомнить.

Тетушка Дора привычно разворчалась, как делает всегда, стоит мне немного посвоевольничать. Но быстро вполне привычно остыла. Тетушка много раз пыталась приобщить меня к домашним делам, привить к ним любовь, только вот не преуспела в этом. Не испытывала я никакого интереса ни к стряпне, ни к шитью, ни к вязанию. Помогать – помогала, потому что так нужно, но без охоты.

Заметила отрез ткани, который мы с дядюшкой вместе выбирали на подарок. Тетушка обратила внимание на мой взгляд, заулыбалась.

- Готрек хотел с тобой вместе отдать, да я сама нашла, - смущенно пояснила она. – Ткань такая красивая, Катнора, лучше тебе платье сошьем! – предложила тетушка.

- Нет, что ты, это же подарок, - возразила я, понимая, что гроза миновала. – Ты будешь самой красивой гномой в клане, когда платье из этой ткани сошьешь!

- Да куда ж мне в такой красоте ходить? – ахнула старая гномиха. - По дому жалко, не в огород же!

- Тетушка, а почему ты никогда с дядюшкой в город не ездишь? Он же не только в Элесваре бывает, но и в Гримхолле. Я слышала, что главы кланов часто гномов собирают на праздник, вот бы платье и пригодилось!

- А хозяйство как же?

- Так а я на что? Я уже взрослая, тетушка Дора! Ты прости, что мало тебе помогаю и не выказываю желания перенимать премудрости шитья и готовки, но ведь умею же. Справлюсь, тетушка. Так что сшей себе самое красивое платье, а я для тебя брошку сделаю или серьги, и дядюшка Готрек в Гримхолле будет охранять тебя ото всех, словно зоркий коршун, чтобы другой гном не позарился на его сокровище.

Услышала тихий довольный смех дядюшки Готрека, а вот тетушка раскраснелась, махнула на меня рукой, но ткань прибрала, улыбаясь, явно довольная подарком.

Следующие дни текли один за другим. Я помогала тетушке по хозяйству, быстро-быстро стараясь закончить все дела, чтобы скорее попасть в мастерскую. Меня ждали серьги.

Но кое-что все же изменилось. Каждый вечер к дверям мастерской приходил уже знакомый добровольный страж. Дверь я закрывала, и он устраивался снаружи, не уходя до тех пор, пока я была в мастерской. Если я возвращалась в дом Готрека и Доры ночью, волкодав меня провожал, а если решала остаться на ночь, скулил и скребся под дверью до тех пор, пока не пускала его внутрь. Устраивался рядом, согревая своим телом, успокаивая присутствием, умиротворяя.

Все мои мысли были полностью поглощены новой работой.

Когда заготовки будущего украшения были готовы, с помощью тонких резцов я нанесла на поверхность серег прожилки, напоминающие природный рисунок листа. Работа была очень кропотливой - некоторые линии делались глубже, другие едва заметно.

В особенные моменты, когда руки уставали и чуть дрожали от усталости, линии приобретали особенную живость, словно металл сам подсказывал, как должен выглядеть узор.

Самым сложным этапом стало создание ажурных отверстий между прожилками. Используя тончайшие сверла и пилки, я вырезала небольшие просветы, делая серьги легкими и воздушными. Каждое отверстие требовало предельной концентрации - одно неверное движение могло разрушить всю работу.

Осталось закрепить камни. Для этих серег я выбрала самые мелкие зеленые цавориты. С ними тоже пришлось повозиться, ведь мне хотелось огранить яркие камни, чтобы они ловили гранями солнечный свет.

Перед началом работы я провела несколько дней, изучая каждый необработанный камень. Я рассматривала цавориты при разном освещении - на рассвете, в полдень и при закате, отмечая, как меняется их цвет от мягкого весеннего до глубокого изумрудного. Для каждого камня я делала зарисовки, отмечая природные линии и внутренние включения, которые могли бы стать либо изюминкой огранки, либо недостатком, которого следовало избежать.

Не знаю, откуда во мне эти знания, но ни разу я не усомнилась в том, что делаю, ни разу не отступила, повинуясь внутреннему чутью.

Затем я придала каждому камню слегка асимметричную форму настоящего листа - с заостренным кончиком и более широким основанием. А по краю камня отсекла множество мельчайших граней. Когда свет попадал на эти грани, создавался эффект мерцающего контура, словно лист окутан тончайшей светящейся каймой.