Измена. Вторая семья моего мужа (СИ). Страница 19

Потому что часом ранее именно на этом стуле сидел Никита. Абсолютно голый, если не считать фартука. Знай об этом Кузнецов, уже бы принялся орать, а так ничего, сидит, ногой качает.

- Мы по делу.

- Это я поняла.

- Нюрка моя, - и снова полный ненависти взгляд на дочь, - понесла, значится. Обрюхатил ее ваш блохастый.

Слышу за спиной смиренный вздох. Видимо Анин отец не первый раз проходится по Филиппу, вот только у девушки нет смелости ему ответить. А у меня нет желания, так что пускай муж будет блохастым.

- Скажите, как я могу к вам обращаться?

- Демид Серафимович, - цедит мужик свысока.

- Отлично, тогда для вас я Римма Григорьевна, - по глазам вижу, что этот скорее сдохнет, чем назовет меня по имени отчеству. Каких хороших родственников выбрал себе Фил. – Чем я обязана вашему приезду помимо беременности Анны? Насколько знаю, у нее с моим мужем любовь, да и случилось все по достижению восемнадцати лет. - Тень за спиной активно кивает, мол правда-правда, до восемнадцати ни-ни. – К сожалению, Филипп и не может ответить за содеянное, но когда он придет в себя, и в случае его вменяемости, уверяю, он обязательно свяжется с вами.

Судя по зверскому выражению лица Демида Какойтовича, я неправильно выбрала тон. Или пол при рождении, уверена, будь я мужиком, он бы говорил со мной иначе. Такие всегда боятся ответную силу.

- Откупиться думаешь?

- И в мыслях не было. И зачем? Анна получит деньги на содержание ребенка, все по закону.

- По закону. Слышь, Нюрка, по закону, - он чуть не плюется от возмущения. – А по закону держать мою доченьку в деревянной халупе, когда сама в таких хоромах живешь? Чай не барыня, подвинься, настоящая баба в дом пришла!

Я хмурюсь. Не понимаю, о какой бабе идет речь. Это он о… себе? Потому что поведение у этого Демида не совсем мужское. Видя мое недоумение, тот поясняет с сектантской убежденностью:

- Ты ж никто! Пустоцвет! Приживалка у этого Белого. Мне Нюра все рассказала, так что можешь глазищами своими не блымкать! Он с тобой из жалости не развелся, а так настоящая жена ему дочь моя. И все евошнее имущество теперь ей принадлежит. Нам, то есть.

- По закону мне, - за улыбкой сдерживаю ярость. Никто никогда не говорил со мной так.

- А по божьему закону – наше!

- Пап, не надо, - кидается Аня к отцу, но под суровым взглядом быстро смирнеет. Да она его боится! И сил девушке хватает только, чтобы снова передо мной извиниться, как вдруг Демид бахает кулаком об стол:

- Не хрен тут в извинениях рассыпаться, Нюра! Вот ничего бабе доверить нельзя! Приехала в слезах и пузатая, а я разбираться должен! Так, дамочка! Вещички свои собирай, да так, чтобы я видел. Чтобы ничего нашего в сумарь не прихватила! А то знаю я вас московских.

- Пап, пожалуйста, - всхлипывает Аня, но тот снова орет на нее:

- Молчать, дура! И спасибо скажи, что мальчонку твоего воспитаем!Нормальным хоть мужиком будет, а доверили бы ребенка такой как эта… - и очень выразительный взгляд на меня, - вырос бы какой-нибудь пидераст! Тьху!

Обычно я робею перед откровенным хамством, и просто не понимаю, как ему противостоять. Говорить с этим человеком на его же языке не получится. Я не владею славяно-быдляцким. Драться? Вызывать полицию? Нет, конечно, да и когда та приедет, Демид успеет и вещи мои и меня саму упаковать по частям в чемодан. Он вон какой здоровый. Я не могу придумать, что мне делать, как все решается само.

Кем?

Лосем в красных колготках. Хорошо, что Никита додумался накинуть сверху мой халат. Плохо, что халат только прикрыл ему то самое, так что теперь Савранский щеголял длинными мускулистыми ногами, затянутыми в капрон. Он смотрит на меня обеспокоенно, и что-то говорит, но от шока я не могу разобрать слов:

- Рим, прости, шмотки все в зале остались. Знаю, что должен был сидеть там, но это чмо так на тебя орет, что… можно я его убью, пожалуйста? Я без крови и, наверное, в подъезде, да? Чтобы полы потом не мыть.

- Убивай, конечно, - киваю я.

При виде мужика в красных колготках и плюшевом халате, лицо Демида багровеет. Шея, щеки и нос становятся цвета свеклы, а сам он начинает дрожать, как при инфаркте.

- Папочка, - кидается к нему дочь, но он ее не замечает. Вместо этого тычет в нас пальцем и кричит: - Вот они! Вот! Не врали в новостях, уже столицу заполонили эти пидерасты! Садомиты! Бесово отродье!

Никита задвигает меня себе за спину и танком прет на Демида, чтобы у того к инфаркту добавились еще и переломы. И даже колготки не мешают моему мальчику выглядеть мужественно. С таким зверским выражением лица Никита устрашает. Я одновременно и напугана и восхищена. Не из-за драки, а последствий, которые за ней будут.

Да и за что биться? За мою поруганную честь? Так слова Кузнецова меня не обидели, как не может обидеть собачий лай или насравший на голову голубь. Мы на разных ступенях развития и будет глупо воспринимать его всерьез. Или нам за квартиру драться? Но она не моя. И даже не Филиппа. И только сейчас, до меня доходит смысл этих слов.

Господи, она же и правда не моя! И мне не нужно что-то доказывать, выслушивать, переживать! Это чужая квартира и все равно, что с ней будет! А вот я, если останусь тут еще, кажется, сойду с ума.

- Никит, - зову тихо, но он все равно слышит. – Пойдем отсюда?

- Сейчас? А квартира?

- По божьему закону она их, все правильно. – И чуть громче, уже для остальных, - Демид Серафимович, мы мешать не будем. За вещами я завтра зайду, а вы пока обживайтесь.

К чести Никиты, он ничего не спрашивает, просто берет меня за руку и ведет вниз. В колготках, халате и кроссовках сорок шестого размера. У меня из вещей сумочка и ключи. И уверенность в том, что я делаю все правильно, даже не смотря на то, что поступок этот подлый.

Потому что, спустившись на второй этаж, я стучусь в квартиру напротив нашей. Уже здесь, на пороге меня обдает запахом квашеной капусты. Когда же дверь открывает Виноградов, хочется закрыть нос. Он такой же неприятный, как я его помню. Рыхлый, с красным алкогольным лицом и тягой к скандалам.

- Аристарх Павлович, - у меня заискивающая улыбка, но так надо, - я вот тут вещи собирала, подумала, может вам подняться, сделать замеры, посмотреть, что куда? – Маленькие, заплывшие жиром глаза, загораются, когда я говорю все это. Но на следующей фразе Виноградов вспыхивает как факел: - Тут правда… наверху Анечка Кузнецова, вы наверное ее помните. Так вот, их семья уверена, что квартира достанется им, вот, они и с вещами уже приехали. Может, вы уточните этот вопрос? А то я не знаю, как там в университете решили.

Тучный дядька развивает скорость берсерка и несется наверх, в мой дом, чтобы навести там свои порядки. Я услужливо пропускаю его вперед, не дай Бог запнется. Нельзя стоять на пути между преподавателем латыни и бесплатным государственным жильем. Жаль, я не смогу застать этот скандал, но если бы можно, сделала ставку на Виноградова. Тот в отличие от Кузнецова, может крыть матом на двух языках, один из которых мертвый.

Никита ждет меня внизу. Как только я спускаюсь, мы садимся в такси и под веселые взгляды водителя едем домой к Савранскому. Как минимум, ему нужно переодеться.

Но мы даже не успеваем дойти до его шкафа. Начинаем любить друг друга на пороге, стоя у стены. Адреналин шарашит по венам, разгоняя возбуждение и страсть. Мне очень хорошо вот здесь, в коридоре, потом там, на комоде, куда меня сажает Никита, а лучше всего становится в спальне. Когда большой, сильный мужчина засыпает у меня на плече. Сначала он. Потом я.

Просыпаюсь я, когда на улице становится темно. Осторожно выползаю из-под Никиты и беру телефон. Там несколько голосовых от Нюры и куча пропущенных от Насти.

Становится дурно. Господи, надеюсь, тут нет камер наблюдения? Или эти звонки можно отнести к материнской интуиции? Я еще смотрю на телефон, думая, что мне делать, как экран снова оживает.

- Алло, - хриплю в трубку и инстинктивно прикрываю рукой грудь. Вдруг и правда камеры.