Кремль уголовный. 57 кремлевских убийств. Страница 16
С военной точки зрения это предприятие было оправдано, Россию нужно было повалить».
Генерал Эрих Людендорф
«Как мы, так и те, кто был с нами на вокзале, чувствовали, что прикоснулись к мировой истории.
Тем не менее, никто из нас не мог предположить, к каким преобразующим мир результатам приведет поездка небольшой группы людей, которая рванулась в весеннюю ночь на север в шведском вагоне третьего класса без спальных мест».
Туре Нерман,
редактор шведской газеты «Политикен»
Примечания к части I
1 Здесь и далее стихи из книги: Сталин И. В. Сочинения. – Т. 17. – Тверь: Научно-
издательская компания «Северная корона», 2004.
Часть II.
Империя зла
Глава 1.
Бегство правительства
О том, как в марте 1918 года была проведена секретная операция героического бегства первого советского правительства из аристократического Санкт-Петербурга в провинциально-купеческую Москву, можно снять отдельный приключенческий фильм.
Но начнем по порядку.
В 1712 году Указом императора Петра Первого столица России была перенесена из Москвы в Санкт-Петербург. Александр Пушкин писал: «Пётр не любил Москвы, где на каждом шагу встречал воспоминания мятежей и казней, закоренелую старину и упрямое сопротивление суеверия и предрассудков». Как пишут в путеводителях, Санкт-Петербург, новый город в дельте Невы, стал для Петра воплощением его европейских идей и местом, позволявшим кратчайшим морским путем связать Россию и Европу.
Переезд правительства в новую и еще только строящуюся столицу начался в 1710 году и длился не один год. Сначала в «Питербурх» отправились высшие чиновники, за ними – сенаторы. В 1711 году туда перебралось персидское посольство, а в 1712 году – посольства Великобритании, Франции, Голландии и Пруссии. И, наконец, в новоиспеченной столице обосновался царский двор.
С тех пор больше двухсот лет, вплоть до 1918 года, Санкт-Петербург оставался столицей России. Что же заставило новое ленинское правительство сбежать из Смольного дворца и всех остальных роскошных питерских дворцов, захваченных ими в результате Октябрьского переворота, обратно в старушку Москву?
Вечером 1 января 1918 года Ленин выступал в Санкт-Петербурге на многолюдном митинге в Михайловском манеже – том самом, где прежде российские императоры проводили воскресные армейские смотры. Вместе с Лениным были его младшая сестра Мария и швейцарский социалист Фриц Платтен, сопровождавший Ленина из Цюриха через Германию в Швецию. На обратном пути в Смольный, где жила новая российская власть, на Пантелеймоновском мосту через Фонтанку, машину Ленина обстреляли. Кузов роскошного закрытого «Delaunay Billeville», который принадлежал последнему российскому императору, пробили пули, но все остались живы – Платтен успел пригнуть бесценную голову Ильича, и пуля лишь оцарапала руку спасителя. Водитель нажал на газ, машина рванула с моста и на предельной скорости умчалась от нападавших в густой питерский туман.
По словам Владимира Бонч-Бруевича, который в те дни был завхозом Смольного и отвечал за охрану вождей октябрьского переворота, нападавших нашли только после 22 января: тогда к нему пришел солдат Спиридонов с повинной и сказал, что был послан убить Ленина подпольной офицерской организацией «Петроградский союз георгиевских кавалеров». «Кавалеров», дерзнувших избавить Россию от большевистских вождей, тут же арестовали, но не расстреляли, а по их же просьбе отправили на фронт воевать с немецким наступлением.
Да, несмотря на стремительную смену российских властей от царя к Временному правительству, а затем к Совнаркому, война с Германией еще продолжалась. Ленин боялся немедленно выполнить то, зачем был послан в Россию – заключить с Германией сепаратный мир, ведь это подтвердило бы «гнусную клевету врагов революции» о том, что он немецкий наймит. А немцы не хотели ждать, Германия посылала в Смольный один ультиматум за другим, подкрепляя свои требования новыми прорывами российского фронта: в феврале немцы захватили Минск, Полоцк, Двинск, Луцк, Житомир, Ревель, Тарту и Псков. 24 февраля, когда немецкие войска вошли в Нарву и оказались в 135 км от Санкт-
Петербурга, Ленин телеграфировал в Берлин свое согласие на все условия Германии, а 26 февраля издал секретный приказ о переезде правительства в Москву.
«Заговор офицеров, кончившийся покушением на Владимира Ильича 1 января 1918 года, аресты вооруженных бомбами и револьверами офицеров «батальона смерти» в Институте Лесгафта, аресты групп и организаций, преследовавших террористические цели, совершенно ясно доказывали, что смольнинский период истории советского правительства должен быть закончен и что правительству необходимо переезжать в центр, в Москву, откуда общение со страной будет, несомненно, более быстрое и удобное», – оправдывался в своих воспоминаниях Бонч-Бруевич, «забыв» упомянуть о других причинах побега: массовом саботаже большевистской власти служащими банков, почты и телеграфа, которым новая власть не платила зарплату; о забастовках рабочих, получавших на паек 120 граммов хлеба в день; и о повсеместном бандитизме балтийских матросов и дезертиров с фронта. Проще говоря, «колыбель революции» хотела избавиться от незаконнорожденного правительства и грозила утопить его в Неве, как Юсупов утопил Распутина.
26 февраля в Смольном, на совещании Совнаркома, вспоминает Бонч-Бруевич, «Владимир Ильич секретно сообщил всем собравшимся народным комиссарам о своем решении. Целесообразность его была совершенно ясна для каждого, и, конечно, все согласились…»
27 февраля на расширенном заседании ВЦИК (Всероссийский центральный исполнительный комитет) было принято постановление об опровержении мгновенно разлетевшихся слухов о бегстве правительства, и 1 марта в газетах появился правительственный манифест: «Все слухи об эвакуации из Петрограда Совета народных комиссаров и Центрального исполнительного комитета совершенно ложны. СНК и ЦИК остаются в Петрограде и подготовляют самую энергичную оборону Петрограда».
Большевики врали как всегда. Именно в этот день в Смольном состоялось специальное совещание, на котором был разработан план эвакуации людей, правительственных документов и имущества. «Самое важное было организовать переезд по железной дороге, так как сведения о том, что эсеры [социал-революционеры, которые входили в состав Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК)] знают о переезде, укрепились. Если они не знают дня переезда, если они не знают места отправки, то они за этим следят, интересуются, к этому подготовляются», – пишет Бонч-Бруевич. Поэтому, во-первых, для охраны ВИП-беглецов были отобраны 200 латышских стрелков, преданность которых большевикам Бонч-Бруевич проверил в личных беседах с каждым. Во-вторых, местом скрытной отправки правительственных эшелонов избрали не Николаевский (ныне Московский) вокзал, а заброшенную Цветочную площадку на пригородных путях за Московской заставой. В-третьих, по ночам на эту площадку стали подтягивать паровозы и литерные вагоны. В-четвертых, туда же, к Цветочной площадке, Бонч-Бруевич отправил бригаду шпиков. «Мои товарищи, – пишет он, – быстро ориентировались в местности и под видом безработных исколесили буквально все улицы, переулки и закоулки этой окраины, сообщая обо всех разговорах в чайных, в трактирах, в мастерских. Из всех этих наблюдений прежде всего явствовало, что решительно никто не интересовался прибытием одиноких вагонов на Цветочную площадку. Также не было никаких разговоров об отъезде правительства». В-пятых, «в Петрограде, – сообщает Бонч-Бруевич, – я произвел ряд арестов лиц, которые были наиболее опасны».
Всего в новую столицу нужно было отправить пять поездов. Тут «я ему (Ленину) впервые сообщил, что, по имеющимся сведениям, эсеры решили взорвать поезд правительства и что они совершенно не интересуются поездами, в которых будут ехать делегаты ВЦИКа, а что бешеная злоба их всецело направлена против Совета народных комиссаров, а в частности и в особенности, конечно, против Владимира Ильича».