Королевы и монстры. Шах. Страница 14

Деклан подается вперед и упирает локти в колени. Он подпирает кулаком подбородок и тихо говорит:

– А тебе не приходило в голову, что я прекрасно знаю обо всем случившемся в том ресторане?

– Откуда тебе знать, если тебя там не было?

– Я все знаю.

Я фыркаю.

– То есть ты всезнающ? Тогда прошу.

– Мне и так прекрасно известно, что изначально именно из-за тебя все пошло наперекосяк. Это ты виляла задницей в том малюсеньком белом платье, которое напялила. Это ты расхаживала с таким видом, будто ресторан принадлежит тебе. Это ты зачем-то улыбнулась первому попавшемуся мужчине, хотя шла за руку с другим.

Гнев начинает распускать свои змеиные кольца у меня в груди. Откидываюсь в кресле и смотрю на него.

– Это мерзкая мелкая манипуляция под названием «возложение вины на жертву». Не то чтобы я была жертвой, но дела это не меняет, и это полная херня.

Его голос ожесточается.

– Погибшие люди – не херня.

– Да, не херня. Но не пытайся выставить их смерть как неизбежный результат того, что они увидели мою задницу и улыбку. То, что мужчины достали и наставили друг на друга стволы из-за женской улыбки, брошенной не в ту сторону, – это проблема их инфантильных эго, неконтролируемой агрессии и раздутого чувства собственной значимости, а не ее.

Мы буравим друг друга глазами. Где-то в комнате тикают часы.

Или, может, он подложил под меня бомбу.

Выдержав его взгляд, мягко добавляю:

– Ты знаешь, что я права. И я понимаю, что потеря людей могла даться тебе тяжело. Но люди сами отвечают за свои поступки. Это нечестно – не говоря уже о том, что неправильно – вешать эту войну на меня.

Он закрывает глаза. Кажется, его молчание длится бесконечно. Я понятия не имею, что в его голове, пока он не произносит:

– Ну да.

Я чуть со стула не падаю.

Открыв глаза и увидев мое лицо, он изображает кислую мину:

– Только не лопни от гордости.

– Скорее от шока. Но я попробую.

Деклан встает и начинает расхаживать взад-вперед. Я наблюдаю, как он взбудораженно меряет шагами комнату. Пусть он выпустит пар, приставать не буду. В его огромном котелке как будто бродит что-то очень важное.

Если повезет, смогу воспользоваться этим в своих целях.

Он резко останавливается и высокомерно смотрит на меня сверху вниз. Безжалостный диктатор не мог бы выглядеть таким властным.

– Расскажи все, что знаешь о Казимире Портнове, – приказывает он.

– Во-первых, нет. Во-вторых, зачем?

– Потому что он мой враг. А ты моя пленница. И ты знаешь его.

– Да, я его знаю. Мы друзья.

При этих словах глаза Деклана так чернеют, что я уточняю:

– Ну, не то чтобы друзья-друзья. У нас была всего одна официальная встреча на том проклятом ужине. Но моя подруга до безумия влюблена в этого парня, а она невероятно хороший человек. Она практически мать Тереза. Если он ей нравится, он не может быть совсем уж плохим.

– Влюбленные женщины известны ненадежностью своих суждений.

За этими мрачными словами скрывается такая ноющая и глубокая рана, что я не могу не задать вопрос:

– Есть опыт в этой области, да?

Он пропускает мои слова мимо ушей и спрашивает:

– Как твоя подружка с ним познакомилась?

Пару секунд я собираюсь с духом, понимая, что слова, которые я сейчас скажу, будут приняты не лучшим образом. И одному богу известно, как отреагирует Деклан, учитывая его текущее настроение. Но это надо сказать.

Просто не стоит переходить некоторые границы.

Глядя в его голубые ледяные глаза, произношу:

– Я говорю это не из неуважения к тебе, а из глубокой преданности и любви к своей подруге. Не твое собачье дело.

Когда он открывает рот – несомненно, чтобы изрыгнуть поток ругательств, – я прерываю его, повысив голос.

– Я никогда, никогда в жизни не предам Натали. Делай со мной что угодно. Бей, мори голодом, навсегда запри в комнате, мне все равно. Она – это лучшая часть меня, она такой человек, каким я и мечтать не смею быть, и я люблю ее как сестру. Нет, беру свои слова обратно. Я люблю ее больше, чем сестру. Нет, опережая твои подколы, не в том смысле – я просто люблю ее. А это значит, я обязана ее прикрывать. А это значит, что я ни хрена не расскажу тебе о ней или ее мужчине, как бы ты к этому ни относился.

Я встаю с твердым намерением отвернуться от него и выйти за дверь, но этот план вылетает в окно, когда комната начинает куда-то уезжать и бешено крутиться перед глазами.

Потом все чернеет, и я падаю.

12

Деклан

Все происходит очень быстро.

Вот она стоит передо мной на своих двоих, а в следующую секунду уже валится на пол – ее ноги подгибаются, будто из них вынули кости. В один миг выражение ее лица меняется с рассерженного на удивленное.

Не испуганное. Не изумленное. Просто удивленное, как будто она подумала: «А это что-то новенькое», прежде чем потерять сознание.

Инстинкт запускает мою реакцию без лишних мыслей. Подхватываю тело Слоан и аккуратно опускаю на ковер. Она обмякает у меня в руках. Рот съезжает набок. Кожа бледнеет.

Я еще пару минут назад заметил, что краска сошла с ее лица, но приписал это злости на меня. Но теперь кажется, что все гораздо серьезнее.

Мне надо было сообразить. Она не из тех женщин, которых выбивают из колеи споры. Или вообще что-либо. В дверь могла бы ворваться Годзилла, а она просто вежливо попросила бы ее свалить и продолжила заниматься своими делами.

Заключать договор с дьяволом по поводу неугодных ей душ или что-то такое.

– Подруга? Подруга, ты слышишь меня?

Я слышу, как хрипло и встревоженно звучит мой голос, но я слишком сосредоточен на ней, чтобы такое замечать. Я нависаю над ней, встав на колени и упершись на руки, и убираю прядь темных волос с ее лица. Она не реагирует. Я легонько похлопываю по ее бледной щеке.

Ее глаза лихорадочно двигаются под веками. Она со слабым стоном выдыхает. Веки дрожат, а потом она распахивает ресницы и смотрит на меня. Меня встречает ее туманный взгляд.

– О, вау, – говорит она впечатленным тоном. – Какие голубые.

Ее потерянное выражение запускает сигнал тревоги у меня в голове.

– Ты в порядке? Сесть можешь?

Она медленно моргает. А потом улыбается, протягивает руку и касается моего лица. Затем нежно проводит пальцами по моей щеке и подбородку и блаженно вздыхает. И снова с улыбкой закрывает глаза.

С ней что-то очень не так.

– Я тебя переложу, подруга.

Поднимаю ее, заношу в комнату и укладываю на кровать, подтыкая под голову подушки. Когда я провожу пальцами по ее затылку, она тихо и недовольно ворчит.

Черт возьми. Какая большая шишка. Я хмурюсь и аккуратно ощупываю распухшее место.

Она морщится, а потом открывает глаза и впивается в меня холодным взглядом.

– Я знаю, что неотразима, гангстер, но перестань меня гладить.

Тут она осекается:

– Почему у тебя такое испуганное лицо?

– Ты упала в обморок.

Это ее смешит.

– Я тебя умоляю. Со мной никогда такого не бывает.

– Что последнее ты помнишь?

Она снова замолкает и задумывается.

– Как я сказала тебе пососать мой член. Фигурально.

– А после этого? Как трогала мое лицо, помнишь?

Она морщит нос. Это почти очаровательно.

– Ты снова накачал меня, чтобы заткнуть, да?

– Как бы мне ни хотелось, но нет.

– Я точно не могла трогать твое лицо, если только не хотела выцарапать глаза.

Когда я ничего на это не отвечаю, ее глаза в ужасе округляются.

– Нет!

– Ага. Провела рукой по моей щеке, словно это норковая шубка.

Чтобы проверить, как она это проглотит, я прибавляю:

– А еще ты сказала, что я очень красив.

Улыбка снова возвращается на ее лицо.

– А вот теперь я знаю, что ты врешь.

Она не считает меня красивым? Обидно. Мне, разумеется, плевать на ее мнение, но женщины постоянно говорят мне, какой я симпатичный.