Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб. Страница 20
«Внутреннее содержание очень интересно, особенно то, что писал сам Долгоруков. В процессе Воронцова есть ненапечатанная часть, компрометирующая какого-то графа Петра Шувалова, письмо к государю заключает в себе объяснение Долгорукова по поводу конфискации имения и лишения его княжеского титула, наряду с этим идет резкое и дерзкое письмо Наполеону (оно у меня в списке не значится), указы Екатерины II и Павла I действительно подлинники. Письмо Кавура представляет Россию монгольским и варварским государством, Катков распинается похвалами Н. Ф. Краузе и либеральничает. Крайне интересны как придворные интриги и исторические документы — это бумаги Карабанова. Много исторических, политических и финансовых вопросов, касающихся России, находится в бумагах князя. Краткость письма не позволяет изложить подробно, ибо это вышло бы целое сочинение. Кроме того, Тхоржевский дает мне в придачу груду газет с заметками князя и обязывается не оставить у себя копий и не печатать их».
Тут Романн явно интригует, зная, чем и как заинтересовать начальство в важности своей персоны: «какой-то граф Петр Шувалов» — действующий шеф жандармов и высший начальник «Постникова» — разумеется, не остался равнодушным к судьбе долгоруковского архива, прочитав письмо своего провокатора. Чувствуя это, в следующем донесении Романн поднимает интригу на «самый верх»:
«По-моему, не столько важен для нас интерес самих бумаг, сколько лишение возможности их напечатания. Приведенные сколько-нибудь в порядок, бумаги составят, я думаю, предмет самого интересного чтения даже для государя. Например, времена Екатерины II, Петра I, Павла I и другие, как равно и документы новейшего времени, например Аракчеева».
Развивая тему, Романн предложил авантюрный план действительного опубликования хоть какой-то части архива, как того требует Герцен, с тем, чтобы сохранить к «Постникову» доверие эмигрантов, необходимое для возможных дальнейших провокаций. Этот план был поддержан на «самом верху», и Романн, не прекращая торговли с Тхоржевским, продолжал активно развивать тему предстоящих публикаций с Герценом, на что вольный издатель даже начал жаловаться своему другу Огарову: «Этот Постников меня мучил, как кошмар. Брал бы Тхоржевский деньги, благо дают, и — баста». В итоге Ромианну-Постникову удалось приобрести архив князя Долгорукова за 6500 рублей, что составляло, по тем временам, 26 000 франков. Общий же расход царской охранки на приобретение долгоруковских бумаг вылился почти в 10 000 рублей. 1 ноября 1869 года Постников егал обладателем крамольных рукописей, о чем не преминул донести по инстанциям:
«Три дня с утра и вечером я просматривал груду бумаг по каталогу Тхоржевского, и просмотр убедил меня, что бумаги, за небольшим исключением, совершенно согласны с моим списком. Когда я приступил к просмотру бумаг, то заметил, что все они находились нетронутыми в запыленных пачках на том же месте, где я их видел летом. Из сего я мог заключить, что бумаги оставались нетронутыми, тем более что Тхоржевский сям часто по каталогу не мог найти той или другой бумаги и часто ошибался. Если же оказывалось лишнее против каталога, то он отдавал мне для прочтения и суждения, годится ли для меня. Совершенно пустые вещи я, конечно, возвращал».
По этому поводу Н. Я. Эйдельман замечает, что «пустое» с точки зрения шпиона может быть совсем не пустым с иной точки зрения. Видимо, некоторая часть материалов так и осталась в Швейцарии и либо где-нибудь сохранилась, либо затерялась.
Заполучив тяжелый сундук с долгоруковскими рукописями, Романн-Постников сразу же исчез и за границей появился лишь несколько недель спустя. За это время, понятно, сундук был доставлен «по адресу» — в III Отделение, с приложением полной описи его содержимого. Так, по выражению Эйдельмана, «круговорот долгоруковских бумаг: Россия — эмиграция — Россия был завершен за десять лет».
«Постников» спешил не напрасно. Эйдельман отмечает, что уже через несколько месяцев русский эмигрант М.Элпидин писал другому известному изгнаннику — П. Л. Лаврову:
«Удалось мне напасть на одного Сахар Медыча и узнать, что III Отделение отрядило своих агентов купить во что бы то ни стало у Тхоржевского долгоруковские бумаги и что этот агент — некто подполковник Романн, живущий в Женеве под именем Постникова. И тут узнал, как гонялись последние четыре года за Герценом и как охотились за Нечаевым. Все эти вещи я вычитал в корреспонденциях III Отделения. До 1870 года письма из III Отделения писались к заграничным шпионам Фи-липпеусом. Вовсе мне не хотелось бы навязываться к Огареву со своим предупреждением, так как я не раз был вышучиваем за таковые».
Точность информации Элпидина поразительна.
Постников между тем старался загасить любые возможные слухи о своей принадлежности к III Отделению. В частности, узнав о болезни старшей дочери Герцена, он направил ему сочувственное письмо и получил благодарный ответ с надеждой на продолжение знакомства: «Как только устроюсь в Париже, поставлю за особое удовольствие Вас навестить. Усердно кланяюсь. А. Герцен». Проницательный издатель «Колокола» и добросовестный душеприказчик князя Долгорукова, Герцен до конца жизни наивно верил в честность «Постникова» и считал наветами поступавшие к нему сигналы о его неблагонадежности.
«ГДЕ ТАКОГО ВЗЯТЬ?»
Задание Романну-Постникову разыскать Нечаева. — Первый «успешный» российский теракт. — «Революционная» карьера Нечаева. — Достоевский о нечаевщине. — Погоня за Нечаевым — Письмо Бакунина Нечаеву. — Российские провокаторы века. — Царство провокации. — Двойная роль провокатора. — Провокация как основа заграничного сыска.
Герцен с компанией и архивом князя Долгорукова был не единственным «объектом» заграничной деятельности Романна-Постникова. Агент «всероссийской шпионницы» получил и другое не менее важное задание. Он должен был разыскать скрывшегося за границей революционера-анархиста Нечаева, убившего в Москве члена своей тайной организации Иванова, когда тот не согласился с нечаевскими методами.
Автор-составитель сборника «История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях» О. В. Будницкий подробно описывает эпизод расправы членов тайного революционного общества «Народная расправа» над своим сотоварищем, называя это преступление первым «успешным» террористическим актом в России. Мотивом убийства студента Ивана Иванова явились его «идейные» разногласия с организатором «Народной расправы» Сергеем Геннадиевичем Нечаевым. Соучастник убийства «нечаевец» Алексей Кузнецов свидетельствовал на суде, что главной причиной раздора Стало приказание Нечаева «о том, чтобы Иванов наклеивал прокламации в столовых слушателей академии и библиотек. Иванов сказал, что после этого кухмистерские закроются и тогда негде будет обедать». Нечаев заявил, что «этот вопрос должен идти на обсуждение комитета, Иванов, имея уже случай заметить, что комитет всегда решает в пользу Нечаева, отказался. Это сильно рассердило Нечаева». «Еще бы! — комментирует Будницкий. — Иванов затронул опасную тему. Ведь комитет и состоял из одного Нечаева».
Чуть ранее, будучи вольнослушателем Петербургского университета, Нечаев принял участие в студенческих волнениях зимой 1869 года. Уже тогда он пытался взять на себя роль революционного лидера, но потерпел неудачу. После этого Нечаев распустил слухи о своем аресте и бегстве из Петропавловской крепости. С тем этот великий мистификатор и объявился за границей. Нечаев сумел сблизиться с Михаилом Бакуниным и Николаем Огаревым и убедил их в том, что он посланец новой, многочисленной и активной когорты русских революционеров. Издав с помощью эмигрантов, при участии Бакунина, ряд ультрареволюционных прокламаций и заручившись бакунинским мандатом, что он является представителем «Всемирного революционного союза», Нечаев вернулся в Россию как «право имеющий». Здесь он начал формировать «пятерки», составившие костяк «Народной расправы». И тут на его пути оказался Иванов. Однако для Нечаева «устранение» Иванова было не только способом «наведения порядка» в организации. Это было осуществление на практике принципов, которые он считал «обязательными для революционера». Труп Иванова был обнаружен и опознан. Полиция установила его убийц — членов «Народной расправы». Начались аресты. 85 «нечаевцев» были привлечены к суду. Нечаев успел скрыться за границей. Эта история получила широчайший общественный резонанс.