Значимые (ЛП). Страница 38

Вернувшись в наш отель, мы с Аароном почти не разговариваем друг с другом. Это конец. Конец незабываемой недели.

Я закрываю чемодан и проклинаю своего босса, которому я срочно нужна в Нью-Йорке. Мне нужно быть в аэропорту через час. Аарон предлагает меня проводить, но в это время ему нужно провести пресс-конференцию перед поездкой во Францию на следующий Гран-при. Всё кончено. Мне нужно вернуться в реальность, и это чертовски больно.

Мы неловко стоим в коридоре отеля, глядя друг на друга. Я ненавижу прощания. Я ненавижу прощания с Аароном, которые кажутся вечностью.

— Думаю, на этом всё. Наше соглашение расторгнуто, – неуверенно говорю я.

— Думаю, да, – соглашается он совершенно спокойным тоном. Ему всё равно, что я ухожу.

Я пожимаю плечами, чувствуя себя, почему-то, обиженной.

— Хорошо.

Он не отвечает, но его взгляд блуждает по моему лицу. Я нервничаю. Мне не нравится, что всё так туманно. Он должен ответить мне, кто мы друг другу.

— Мы вообще друзья? – Мой голос хриплый. Полностью фальшивый. Полностью эмоциональный.

Мама всегда говорила мне, что нельзя заставлять мужчину брать на себя обязательства, иначе ты его отпугнёшь. За эти несколько дней я нарушила все правила с Волком. Я показала ему свою ревность, а теперь и свои эмоции.

— Мы никогда не будем друзьями, Элли. – Я сглатываю, нахмурив брови. Я не ожидала такого сухого ответа. Он ухмыляется, заметив мою реакцию. — Я не хочу трахать своих друзей.

Он собирается взять мой багаж, но я успеваю сделать это сама. Мне не нужен спаситель. Мне не нужно, чтобы он вёл себя со мной как рыцарь. Я гордо улыбаюсь ему.

— Верно. Мы одержимы друг другом. Хорошо, что ты не будешь одержим мной, когда окажешься на другом конце континента.

Я хочу верить, что между нами есть какая-то связь, хотим мы этого или нет. Но я слишком хорошо знаю эту историю. Придёт следующая дурочка, и я стану для Волка смутным воспоминанием. Снова незначительной. Он может получить моё тело, но не мою гордость.

Я целую его в щёку на прощание. Он удивлённо хмурится, а я избегаю зрительного контакта. Единственное, что я могу контролировать, – это уйти вместе с классом. Я направляюсь к выходу, моё сердце болит и разрывается на части.

У меня перехватывает дыхание, я отгоняю от себя эмоции. Он предложил мне иллюзию мира, полного возможностей, но теперь мне нужно проснуться.

— Ma belle – моя красавица.

Два слова от него. Два слова, и я таю.

Я оглядываюсь на него.

— Да?

— Ты застряла со мной, не забывай об этом, – говорит он с присущей ему уверенностью, высовывая язык, чтобы соблазнительно облизать верхнюю губу. — На другом континенте или нет. Ты от меня не избавишься, – обещает Волк.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Три слова

Что касается чувств, они взрываются, когда ты меньше всего этого ожидаешь. У меня на мольберте чистый холст, картины в стороне, и я чувствую желание выразить себя.

Собираю волосы в пучок, прежде чем взять плоскую кисть и чёрную краску.

Ненавистные брызги угольно-чёрного на холсте. Разбрызгиваю оттенки оникса. Пустое пространство – мой враг, моя кисть – меч, мои цветовые оттенки — свидетели хаоса, которых я создаю. Слова Нины эхом отдаются в моей голове.

— Это не то, о чём я тебя просила. Это чушь, – прокомментировала она, когда я принесла ей интервью о Волке. Мне нужно больше чёрного. — Здесь нет грязи. Я плачу тебе не за то, чтобы ты хорошо проводила время. – Почему она никогда не бывает довольна? Краска с моих пальцев теперь на щеке, когда я провожу рукой по лицу. Мне хочется кричать, рвать и крушить всё на своём пути. С тех пор Нина анализировала каждое моё действие, как стервятник, пахнущий кровью, и от этого у меня по спине бежали мурашки. Я снова пишу о бессмысленных сплетнях, и мне это ненавистно.

— Спать со своим источником должно быть выгодно. Мне нужно больше. Дай мне больше.

Наверное, она видела заголовки о нас с Волком на Гран-при Канады. Я устала от этого. Я хочу только одного.

Свободы.

Я беру кисть для рисования мелом и пишу серебристо-серым цветом слово «свобода» слева направо, строчка за строчкой, как ребёнок, выполняющий наказание. У моей колонки появилось больше поклонников по всему миру – это, наверное, единственная причина, по которой меня ещё не уволили. Читателям понравилось погружаться в мир «Формулы-1» и видеть человеческую сторону Волка. Я опубликовала в интернете запись интервью, как посоветовала мне Таня, и это изменило образ Волка: из злого бога он стал похожим на богоподобного. О нас написали несколько статей-сплетен. Характер наших отношений заинтриговал фанатов – и меня тоже. Где мы находимся?

Ключ.

Я рисую тень от ключа, смешивая штрихи серебряной и ониксовой кистей. Сглаживаю края водой. Волк, гонщик, который не выходит у меня из головы, посылает мне противоречивые сигналы. После Гран-при Франции мы несколько раз встречались в свободное время, хотя все наши свидания заканчивались одинаково. Наши встречи на закате на пляже заканчивались поцелуями, пока люди не начали пялиться на нас, и Волк не стал территориальным, сузив глаза. Что касается ужина, мы никогда не приходили вовремя, и большую часть времени я была без трусиков. У нас появилась привычка разговаривать по телефону. Ну, я разговариваю. Он слушает. Иногда он отпускает пошлые комментарии со своей обычной уверенностью.

Мы почти нормальные. Кого я обманываю? Мы не ведём себя нормально. Он заявляет на меня права, собственнически и пылко, но не подпускает меня к себе. Волк скрытен, нас связывает крепкая связь, вихрь страсти, но его сердце подобно мечу Экскалибур, защищённому нерушимым камнем. Он недосягаем, позволяя мне лишь мельком увидеть его душу. Мы стали навязчивой идеей, которой ни один из нас не хотел, и сейчас у меня осталось много вопросов без ответов.

Птица.

С помощью своей кисти я рисую птицу в центре холста сверкающими розовыми, синими, жёлтыми красками, контрастирующими с окружающей её тьмой. Она освещает всю картину. Птица вот-вот взлетит, из её крыла вырываются струи краски. Она – собственный свет, побеждающий хаос, из которого она вырвалась. Поговорим о подсознании.

Я смотрю на свой фартук, испачканный краской, и могу с гордостью сказать, что за несколько месяцев я впервые закончила своё произведение искусства. Отхожу на несколько шагов назад, чтобы внимательно его рассмотреть, зажав кисть в зубах. Я горжусь собой. Оно не идеально, но оно настоящее. У него есть история.

И впервые я хочу поделиться им с одним человеком. Беру телефон, чтобы сфотографировать картину и отправить Аарону. В конце концов, именно он вдохновил меня на этот шаг. Сегодня он выиграл Гран-при Бельгии, и я сомневаюсь, что он ответит мне сразу, но, к моему удивлению, он отвечает – и каждый раз у меня замирает сердце.

Аарон: Я потерял дар речи. Ты уже думала о том, чтобы показать это всему миру?

Я: Нет, я не готова.

Аарон: Но ты делишься этим со мной, да?

Чёрт.

Это ничего не значит. Мы не более чем одержимы друг другом, верно?

Я: Не будь таким самоуверенным. Я показываю это тебе, потому что знаю, что тебе «трудно угодить» и ты предельно честен.

Даже я не верю в свою ложь. Я показала это ему, потому что какая-то часть меня хочет, чтобы он гордился мной. Это плохо. Очень плохо.

Я смотрю на часы. Я опаздываю. Я должна выпить кофе с Таней и нашим новым стажёром Джошуа. Он переехал в Нью-Йорк в прошлом месяце, и у него нет друзей в этом городе. Он очень красив – идеальные блестящие волосы, карие глаза, немного моложе нас, отличное чувство стиля, и он точно играет за другую команду.