Последний Герой. Том 6 (СИ). Страница 2

— Нет, — перебил я. — Ты не понял. Надо неофициально.

Корюшкин замер.

— Как это… неофициально? Там же реактивы все под учётом! Они дорогущие, каждая реакция в журнал заносится. Чтобы списать аликвоту — три подписи. КРУ сейчас душит…

— Всё равно надо, — хмыкнул я. — Дело, понимаешь, деликатное и крайне нужное. Тест на отцовство.

И сам почувствовал, как серьёзно это прозвучало. По голосу слышно, что до зарезу нужно, и ничто меня не остановит. А это не очень хорошо.

— А-а… так это сходи в любую частную шарашку, — удивился он. — Там быстро, забор делают сами, и недорого.

— Не вариант, — отрезал я.

— Подожди… — Ваня прищурился. — Ты что, у тебя… ребёнок?

Он уставился на меня, ожидая ответа.

— Да нет, конечно, — хмыкнул я. — Где я — и где дети! Ха! Это другу надо. Очень надо, понимаешь?

— Ну, так пусть он и идёт в платную клинику, — пожал плечами Корюшкин. — Они, конечно, сами не делают, но забор берут и отправляют — в область или ещё куда. А потом официально, бумага с печатями.

— Не понял ты, Ваня, — покачал я головой. — Надо совсем-совсем неофициально. В платных клиниках ведь как — всё под запись, камеры, журнал, подписи. Сидишь, как на допросе: кровь отобрали — и в журнал со штрихкодом и все под камерой. А мне нужно так, чтобы никто даже не знал, что исследование вообще проводилось. Сечешь фишку?

Корюшкин почесал затылок, прищурился.

— Ай, мутный какой-то у тебя этот друг… Ну ладно. В принципе, попробую. Есть у меня там товарищи, общаемся. Но это, сам понимаешь, не за бесплатно. Тут уж не от меня…

— Да без проблем, — отмахнулся я. — Денег отстегну.

— Ты что, какие деньги⁈ — возмутился Ваня. — Это ж преступление — взятки брать и давать.

— Ой, Ваня… — закатил я глаза. — Понятно всё с тобой. Ну и чего им надо-то?

— Да как обычно. Купишь «рабочий набор»: чай, кофе, бумаги белой пачек пять-шесть. У них вечно напряг с канцеляркой. Реактивы на миллионы списывают, а на бумагу ни копейки не выделяют.

— Разные статьи расходов, небось, — хмыкнул я.

— Ну, да, — кивнул Корюшкин. — Так что смотри… не ты им покупаешь, а твой друг. И тогда, думаю, договорюсь.

Я усмехнулся: «Ну что ж, друг так друг. В конце концов, иногда и самому себе можно помочь… через друга.»

— Нужен только будет биоматериал, — сказал Корюшкин.

— А вот это самое интересное, — ответил я, щурясь. — А какой именно биоматериал?

— Ну как какой, — Ваня открыл ящик стола и достал пакетик с ватными палочками. — Вот, буккальный эпителий. Слюну берёшь, палочкой по внутренней стороне щеки провёл — и всё. В бумажку заворачиваешь, чтобы не отсырело. В сухом виде ДНК отлично хранится. А вот если влага или гниение — всё, конец. Всё-таки материал биологический, клетки человека.

— Что, в слюне есть ДНК? — уточнил я.

— Нет, в слюне самой по себе — нет, — поправил он. — Но есть клетки эпителия со слизистой оболочки. Вот этого вполне достаточно.

Я кивнул, прикидывая.

— А если нет того человека, у которого слюну взять?.. Ну… предположим, он умер.

— Как — умер? — Ваня округлил глаза. — Твой друг?

— Ну, это я так… гипотетически, для интереса, — сказал я, а про себя подумал: «Вот где я ДНК Лютого возьму? Хоть я и есть он — но биологическое тело-то теперь другое. Генетика совсем иная».

— Ну, — почесал затылок Корюшкин, — можно попробовать вещи его старые. На них эпителий сохраняется какое-то время. Иногда и через годы находят следы. Но это как повезёт. В идеале — кровь, конечно.

— Кровь… — пробормотал я. — Ваня, ты гений.

И тут меня осенило. У меня ведь есть удостоверение Лютого. Моё. С пулевым отверстием, оставленным Валетом. На лидериновой корочке — засохшие бурые пятна.

— Скажи, Ваня… а вот кровь, засохшая, — она сколько может сохранять свойства для экспертизы?

Корюшкин уже как-то перестал удивляться и задумался, пожал плечами.

— Ну… не скажу точно. Но слышал случаи, когда и двадцать лет спустя вещи исследовали, и генетический материал пригодный находили.

Я вспомнил свое удостоверение. Оно лежит в общаге, в надежном месте. Спрятано. Ну что ж… вот она, моя ниточка к правде.

Будем надеяться, кровь на удостоверении ещё пригодна. Если нет — буду искать другой след…

А вслух продолжил выспрашивать у Корюшкина:

— Скажи, Ваня, а если человек жив-здоров, но не хочет давать вот этот буккальный эпителий? Ну не буду же я ему ватной палочкой в рот лазить. Как незаметно взять, чтобы он и не понял?

Корюшкин почесал нос, поправил очки:

— Ой, Макс, что ж у тебя всё так сложно-то… Принеси его вещь, которой он постоянно пользуется. Ну, например, наволочку с подушки. Рубашку не стиранную.

— Наволочку? — поморщился я. — Сложно. Что-то попроще.

— Ну… кружку. Из которой только он пьет. Главное, чтобы немытую. Или, на худой конец, шариковую ручку. Только ту, которой пользуется именно он постоянно, и никто больше.

— О, ручка — это нормально, — кивнул я. — Всё, завтра принесу тебе объекты.

Помолчал, потом добавил:

— А если вот старую кровь… как лучше? Вместе с предметом-носителем тащить или как?

Мне, естественно, не хотелось светить тут именные корочки.

— Ай, опять темнишь… — проворчал Корюшкин, но открыл ящик и достал тубус с палочкой. — На. Специальная. Намочишь водой, поелозишь по следу крови. Эта головка из флокса, специальные волокна, всё впитывает. Потом обратно в тубус — внутри сорбент, осушитель, материал не загниёт и… короче, дальше помнишь.

Я взял в руки палочку, покрутил.

— Только смотри, — крикнул мне вдогонку Ваня, — этой палочкой больше ничего не касайся! Никакой чужой ДНК, никаких примесей чтоб. Ошибки потом не исправишь.

— Всё понял, товарищ эксперт, — щёлкнул я каблуками. — Сделаем, как в аптеке.

И вышел из кабинета, чувствуя в кармане тубус — словно маленький ключ к разгадке моей собственной жизни.

Закинув рапорт в кадры, я двинулся не в общагу, а в квартиру, где жил раньше с Машкой. Надо было собрать кое-какие вещи для поездки.

Маша встретила новость о моём «отпуске» с кислым видом. Вздыхала, ходила по комнате, наблюдала, как я укладываю рубашки в чемодан.

— Я думала, мы последние дни вместе проведём, — протянула она с жалобой в голосе.

— В смысле — последние дни? — удивился я, поднимая бровь. — Маха, я ж не навсегда уезжаю.

— Эх, Максим… — девушка заламывала руки и кружила по комнате, как по сцене. — Ты даже не в курсе…

— Так. Чё за причитания? — буркнул я, застёгивая молнию.

— Я перевожусь, — вдруг выпалила она.

Я замер, распрямился, оторвался от чемодана:

— Как это «перевожусь»?

— Ну, вот… предложили в Питере должность. И город мне понравился. Я уже рапорт написала на перевод. Весь отдел знает…

— И мне ничего не сказала? — нахмурился я.

— А ты бы и не заметил! — дернула плечиком Машка, надув свои губищи. — Тебя вечно нет, всё у тебя «дела-дела».

— Ага… дела, — буркнул я.

Если б я ей начал рассказывать — за неделю бы не закончил.

— Знаю я твои дела… — Машка резко замялась, но взгляд скосила в сторону. — По бабам шастать…

Я ничего не стал ей отвечать, просто подошел, приобнял и чмокнул в макушку.

Но отговаривать Машку от перевода я не стал. Зачем? Ей нужно дальше двигаться, своё будущее строить, о семье задумываться. А я… я пока одинокий волк. Одинокий — не значит без женщин. Одинокий значит без своей волчицы. А лисичек вокруг хватает.

Я по-прежнему стоял и обнимал её за плечи.

— Жаль, конечно, — сказал я тихо и искренне.

Маша прижалась ко мне, на секунду замерла, потом поцеловала. Но сразу же отстранилась, выдохнула с горечью:

— Жаль?.. Это всё, что ты можешь сказать, Макс? Я думала, ты будешь просить меня остаться. Хоть как-то отговаривать… Яровой, это всё, что ты можешь мне сказать? Жаль?

— Ну… может, там тебе и вправду лучше будет, — пожал я плечами. — Перспективы, карьера. Ты сама говорила…