Непостоянные величины. Страница 19

Новость о директорском визите мгновенно разлетелась по четвертому этажу. Лилия Ринатовна, уточнив подробности, поздравила с пройденным испытанием и справилась относительно больного горла. Математик Галина Леонидовна, занимавшая соседний кабинет, вспомнила, как Марат Тулпарович без предупреждения явился к ней в минувшем году.

– Открываю дверь, а он уже там сидит, как инспектор, – сказала она.

Окрыленный Роман без запинки провел два русских языка – в 6 «А» и 8 «Б». Шестиклашки с увлечением разбирали на морфемы непростые слова «передвигать» и «затененности», восьмой класс упорствовал в разборе простого предложения. Работа спорилась, усердствовали даже Ашер Эткинд и Егор Мурашов. Видимо, и ему досталось от матери на орехи.

Перед заключительным уроком Роман пребывал в благодушном расположении духа. Молодому учителю было о чем предметно поговорить хоть с Макаренко, хоть с Ушинским, что им посоветовать. Министерству образования Республики Татарстан, или кто там главный, стоило задуматься о внеочередном присвоении высшей категории: Роман заслужил. Калужские дети не ленились, к занятиям готовились.

Не менее благодушное расположение духа отличало, судя по всему, и 8 «А». У половины на партах отсутствовали учебники; отпетый хулиган Хидиятуллин в полный голос рассказывал умеренно неприличные анекдоты; шкафоподобный толстяк Гаранкин, подперев кулаком подбородок, мечтательно созерцал заоконный пейзаж, точно позировал для фотографа.

При звонке все неохотно поднялись с мест, кроме Хидиятуллина. Это он на первом занятии хвастался, что у класса сменилось четыре учителя истории. Роман приблизился к Хидиятуллину.

– Привет, Ранель. Поздороваться не желаешь?

Лицо Хидиятуллина расплылось в улыбке блаженного балбеса.

– Здрасте.

– Где твой учебник? Тетрадь с ручкой? Почему не встаешь, когда звенит звонок?

– Устал.

Ранель словно прилип к стулу. Улыбка его делалась все дурашливее.

Осознав, что над ним издеваются, Роман закричал:

– Быстро поднялся и вытащил на стол учебник с тетрадью!

– Ого, как орет, – сказал Хидиятуллин, обращаясь к приятелю Аксенову, с усмешкой наблюдавшему за сценой.

Роман рывком схватил портфель Ранеля и широкими шагами двинулся в коридор. Шпаненок увязался за учителем.

– Отдай сюда! Отдай, я сказал!

Очутившись за дверью, Роман швырнул портфель на подоконник.

– На мои уроки ты больше не ходишь, ясно?

– И не буду, – пробурчал Хидиятуллин, просовывая руки через лямки. – Я пацанов позову.

– Ты мне угрожать собрался? – Роман впал в ярость. – Прибор не вырос мне угрожать! Молоко на губах вытри!

Он следовал за шпаненком, который направлялся в конец коридора, к лестнице, постоянно оборачиваясь.

– Я пацанов позову, – огрызнулся Хидиятуллин через плечо.

– У тебя язык отвалится от извинений! – кричал Роман на весь коридор.

По окончании урока Энже Ахатовна заверила обескураженного учителя, что проведет воспитательную беседу с классом, и рекомендовала писать докладную на Ранеля.

– Пишите на имя директора, он в курсе происшествия. Надо же, а мы хотели снимать Хидиятуллина с внутреннего учета.

Сочувственно кивая, Марат Тулпарович выслушал Романа. На просьбу освободить Ранеля от русского и литературы до конца года директор ответил отказом, вместо этого пообещав назавтра утром поговорить с Хидиятуллиным и заставить того принести извинения.

– Войдите в положение, Роман Павлович. У человека тяжелая ситуация в семье. На глазах убили отца, мать толком не следит за детьми.

Роман долго осмыслял, каково это: преподавать Фонвизина и роль второстепенных членов в предложении озлобленному подростку, на глазах у которого убили отца. Не осмыслил.

Будь Роман христианином, раскаивался бы в смертных грехах: в гордыне и в гневе. Ибо переоценил свои силы, поверив в собственные педагогические способности после удачного урока по «Господину из Сан-Франциско», и вдобавок легко впал в ярость, не совладав с побитым жизнью мальчишкой. Потому что Бог гордым противится. Однако христианская мотивировка заведомо отметалась. Дело не в небесной каре, а в элементарной расплате за самонадеянность.

Впредь нужно держаться настороже. И определиться наконец, кто перед ним. Потенциальные друзья из числа врагов? Заблудшие души? Овцы, настроенные против пастыря? На четверть исписанные тетради?

По всей видимости, утопический проект пора сворачивать. Цели должны быть реалистичными. К примеру, внушить страх гопникам и вытравить из них ощущение вседозволенности. Их жертвам – привить чувство собственного достоинства. А дальше посмотрим. И на высшую категорию можно замахнуться.

Остров-град

Разговор с директором возымел частичное действие. Хидиятуллин вроде извинился, а вроде и нет. Пробормотал перед уроком под нос стандартные слова и уселся в одиночестве с желчным взглядом. Собрав у 8 «А» тетради, Роман горестно вздохнул при виде почерка Ранеля. Слова не подвергались идентификации. Крупные закругленные буквы-близнецы сплетались в бусы, растянутые на каждой строке.

Методов, одобренных педагогикой, перестало хватать. Во всех классах, кроме 11 «А», приходилось покрикивать. Крик придавал уверенности и дарил чувство контроля над ситуацией. Роман условился с самим собой повышать тон не чаще двух раз за урок. Власть развращает, да и напоминать сварливую Моську, которая лает почем зря, не хотелось. Ни в будущем, ни сейчас Роман не видел себя в комической роли.

Ромашковый настой и пастилки шалфея не спасали. От бесконечного говорения саднило в горле, становилось больно есть и пить. Рисовалась перспектива обрести пожизненную хрипотцу в голосе. Роман с грустью прикидывал, что настанет день, когда придется математически вычислять, как с меньшими затратами для голосовых связок реагировать на болтунов: аргументированно объяснить или разок рявкнуть. Наверное, эффективнее стучать кулаком по столу.

На запрос «Упражнения, чтобы не болело горло» поисковик ответил множеством ссылок. Везде фигурировала загадочная поза льва из йоги. Предлагалось сесть на колени, положить на них ладони с растопыренными пальцами, прижать подбородок к груди и напрячь все конечности, высунув при этом как можно дальше язык и вытаращив глаза. Терять, кроме чести, было нечего. Роман адаптировал упражнение, сев на стул, так как спортивного коврика для позы на коленях все равно не нашлось. Для пробы исполнил четыре подхода: перед занятиями, в перерыв, после уроков и перед сном дома. Изображая льва в кабинете, Роман ловил любой звук за дверью. Если обнаружат в таком виде, поди докажи, что у тебя все в порядке с головой.

К удивлению, на второй день боль в горле поутихла. Таванда! Голосовые связки держали удар, разговор не превращался в пытку. Лев охранял рубежи от ларингита, йога давала фору аптечной медицине и молитвам. Стоило похвалить индусов и буддистов за здравые идеи.

Должно быть, на Алтае шаманы такие же штуки практикуют.

Перед уроками Роман, по обыкновению, спускался за водой, чтобы мыть доску в течение дня. В пятничное утро его с полным ведром застала на лестнице историк Анастасия Олеговна, соседка по этажу, приглашавшая на чай в первую встречу. Учительница тяжело дышала, с трудом покоряя ступеньку за ступенькой.

– Роман Павлович, вы разве сами воду таскаете? Это не учительское занятие. В каждом классе есть дежурный. Если его нет или это девочка, вы свободных мальчиков отправляйте. Цените свой статус.

Анастасия Олеговна говорила с убежденностью кота Матроскина, сведущего в бутербродах. Роман отложил совет до времен, когда заработается до одышки или дослужится до высшей категории.

Классы пополнили мертвые души. Перед занятием с 6 «А» их классный руководитель, татарка с труднопроизносимым именем-отчеством, предупредила, что в электронном журнале появился новый ученик – Макарычев. Уроки он не посещает, но отмечать его не надо.

– Он на домашнем обучении, – сказала татарка.