Я (не) твоя пара, двуликий! или Игры со временем (СИ). Страница 27

— Снежа… Я очень стараюсь быть осторожным.

— Зачем? — искренне не понимаю.

В треугольных пульсирующий зрачках — изумление и озадаченность.

— Не хочу доставлять тебе дискомфорт в первый раз.

— А потом, значит, можно? — ворчу ехидно. — Перестань, Дин. Ты не сделаешь мне больно, а если сделаешь, то всё быстро пройдет, я ведь сама оборотень, забыл?

— Не хочу делать тебе больно, — бормочет как маленький, честное слово, и начинает бесить.

— Ты всегда стараешься сделать всё правильно, но не всегда правильно — это правильно, понимаешь? Я хочу тебя до конца, я хочу взять всё, что ты мне дашь, не хочу, чтобы сдерживался, — выговариваю строго, окунаясь в наливающуюся багрянцем пульсацию. — Просто будь со мной.

— Уверена? — напополам с рычанием.

— Как никогда.

Он на секунду прикрывает глаза, я прям слышу жуткий звон раскачанных цепей, а затем… зверь срывается.

Губы сметает жадный голодный поцелуй, клыки пробивают губы, в голове щелкает предохранитель, и я себя отпускаю. Мы рычим, царапаемся, по подбородкам стекают алые капли крови. Первое движение его во мне — сильное, с оттяжкой и до самого упора, так мощно и остро, что от стен отлетает громкий шлепок. В бедро впивается когтистая широкая ладонь, фиксируя глубоко когтями, толчки быстрые, звонкие, жесткие, на грани глубинной боли и наслаждения. Из груди — громкий скулеж, я захлебываюсь криками, полосую спину волко-демона, цепляюсь пальцами за один из проступивших рогов и тону в звериных жестоких озерах, что упивается моими эмоциями, питается ими, с наслаждением вылизывая острые, чуть загнутые назад когти, с которых капает моя кровь.

Увитый венами орган выходит из меня и с силой входит до самого упора, в изгиб оголенной шеи проникают острые клыки, вместе с членом входя в податливую плоть как в желе. Меня подбрасывает в сильных руках, изгибает под неестественным углом, сознание разбивают тысячи жалящих искр, глаза застилает мутная пелена, а сильнейший оргазм омывает тело с кончиков ног до корней волос мощнейшей разрядкой, такой острой и сильной, что горло перехватывает и срывает от криков.

…Под бедрами бесстыдно мокро. Чтобы хоть как-то компенсировать танком проехавший по мне оргазм, цапаю своего зверя за плечо, вонзаю клыки, растираю по нёбу ядовитую кровь.

Волко-демон урчит, впитывая и поглощая дарованные эмоции. Повисаю на оборотне тряпочкой, по-прежнему бьюсь в затухающих конвульсиях, и если я наивно полагала, что на этом всё, то я ошиблась. Волко-демон одним движением переворачивает меня на живот и ставит на четвереньки. Резкий глубочайший толчок, из груди вырывается вой от кусачей болезненной вспышки напополам с не менее кусачим наслаждением. Запрокидываю голову, ору в потолок. Дин сжимает в кулаке мои волосы, тянет на себя, фиксируя поясницу ладонью, вторгаясь в моё тело жесткими толчками. Между ног настолько влажно от соков оргазма и крови, что создается порочный хлюпающий звук. Обмякаю, опадая на грудь, демоно-волк гортанно урчит и урчит, выплескивая глубоко внутри своё наслаждение, бьется, запертый во мне, погружаясь затихающими ритмичными толчками, а я погружаюсь в дремлющую усталость.

Краем спекшегося сознания ощущаю, как Дин притягивает меня к себе под бок, трется носом о волосы, бередит волосы неразборчивым шепотом. Ощущение парения, шум воды — и сон забирает меня в свои объятия окончательно.

Глава 35

Дин

Нос щекочет нечто пушистое и легкое, как перышко. В полудреме осторожно перехватываю пушистость, мягко потираю пальцами щеточку и получаю ею шлепком по лицу. Сонно приоткрываю один глаз и расплываюсь в умилительной улыбке: к моему боку прижимается милая снежная кошечка, во сне мило подрагивая ушками и волозя хвостиком мне по лицу.

В груди щемит от нежности к ласковому комочку, пусть тот комочек уже давно не малышка, а вполне себе половозрелая приличная тушкой особь. Подкладываю под щеку ладонь, зарываюсь пальцами в гладкий мех. Снежа дергает ушком и тарахтит. Всё, меня можно выносить, сейчас скончаюсь от умиления. Поглаживаю девочку между меховых ушек, по лобастой голове, вдоль позвонков, прикасаюсь губами к хвосту. Мой зверь оживает, приникает тесно к коже, поглядывая жадно на самочку и, гад такой, подкидывает образные картинки, чтобы сам обернулся и пристроился членом под белый хвост.

Пошел на хрен, извращенец.

Моментально вспоминаю нашу близость: потеря самоконтроля, как жестко для первого раза брал свою нежную девочку, и мрачнею. Она и в ипостась обернулась, чтобы быстрее залечились раны. Почуяв мою злость, что не удивительно после закрепления связи, Снежа сонно завозилась, сладко зевнула, потянувшись до кончика хвоста, что распрямился трубой, случайно легонько шлепнув меня по щеке, пощекотал губы. Ирбис вдруг замерла, хлопнули замутненные сном глазки. Снежа извернулась, переворачиваясь на спину и снова на бок, привстала, с тревогой заглядывая в моё лицо, мол: ты что, жалеешь?!

Меня разобрал смех. Это я за неё должен опасаться, тревожиться и бояться, а не она за меня. Снежана подползла ко мне на лапах и положила голову на грудь, ткнувшись носом в подбородок. Из её груди раздался вопросительный мурчащий рык. Почесал девочку под подбородком и за ушком, рык перерос в тарахтение. Я счастливчик. Лучше пары не сыскать.

— Привет, — ласково улыбнулся. — Как ты? Ничего не болит?

Снежа возмущенно мявкнула: у меня?! Вот ещё. А ты?

Не сдержавшись, отпустил смешок.

— У меня точно ничего не болит. Прости. Я был с тобой слишком груб.

Ирбис фыркнула, мазнула по моему лицу хвостом, и вот в моих руках уже податливое обнаженное женское тело, что без зазрения совести залезло на меня и распласталось, крепко обнимая. Собственно, я точно ничего не имел против.

— Лично мне всё очень понравилось, — ворчит мне в шею Снежа. — И не дай предки, ты жалеешь, Дин Картен! Обижусь.

— Не жалею, разве что виню себя за грубость.

Это она просто не видела окровавленную простыню, как вспомню, так вздрогну. К крови я относился равнодушно, если она не принадлежала моей паре.

— А ты не вини, мне всё понравилось, и даже очень!

С наслаждением положил лапу на голые ягодицы, легонько сжимая, ненавязчиво мазнул пальцами по нежным, слегка влажным складочкам, про себя сглатывая. «Доброе утро» встало по стойке смирно у сладкой попки, яйца болезненно заныли. Как назло, Снежа ласковой кошечкой потерлась о стояк попкой.

— М-м-м, пресловутое мужское доброе утро, или кое-кто не прочь повторить?

С удивлением уставился в хитрый прищур небесных глаз. Грудь дрогнула в судорожном вздохе. За что боги наградили меня столь идеальной женщиной?

— Я всегда буду желать тебя, Снежана, — говорю тихо, прикипая жадно к девичьим влажным губам, по которым мелькал розовый язычок, и заканчиваю твердо под протестующий рык зверя: — Но нужно подождать несколько дней, пока твоё тело восстановится.

— Чего? — искреннее возмущение, по груди прилетает ладошкой. — Что обождать? Я, что, по-твоему, человек, чтобы ждать? Там уже всё зажило!!! — срывается на грозный рык. Смеюсь, нежно поглаживаю по волосам и втягиваю через зубы воздух, когда Снежа мстительно кусает меня за сосок.

Щурится угрожающе:

— Не желаешь отдаться мне добровольно, Дин Картен, я возьму твоё тело сама по праву принадлежности! Ты мой! — привстает, цапая мой член пониже набухшей головки, и насаживается до самого упора, вбирая меня всего, шипит кошкой от кусачей боли. — Вот черт. Вымахал шлангом!

Цыкаю на глупую любимую кошку, обхватываю за плечи, наклоняя на себя, завладеваю губами, оглаживаю бедро, осторожно придерживаю за него. В этот раунд я собираюсь быть очень ласковым, привязка состоялась, так что зверь мне не помешает. Просовываю между нашими сцепленными телами руку, потираю большим пальцем клитор до тех пор, пока кошка полностью не расслабляется. Медленно вхожу в узкую жаркую глубину, медленно и размеренно, размеренно и медленно, слишком медленно, аж яйца звенят, но я же сказал, что буду нежным, значит, буду. Главное — с ума не сойти, в принципе, я уже давно сошел, с того момента, как познакомился с дочкой друга и моей парой.