Непокорная жена для ректора (СИ). Страница 21

Его прикосновение было тёплым. Настойчивым и в то же время деликатным. Совсем не таким, как у… Не важно. В его глазах плескалась неподдельная тревога и что-то ещё, от чего у меня перехватило дыхание.

— Между нами ничего нет, — выдохнула я и от всей души захотела, чтобы это было правдой. Хотя бы отчасти. — Он просто видит во мне потенциал. И пытается его раскрыть, чего бы мне это ни стоило. Считает, что моя проблема — в концентрации воли и управлении эмоциями.

Генри молчал несколько секунд, изучая моё лицо, ища в нём подтверждения или опровержения. Потом его взгляд снова упал на рукав, скрывающий браслет.

— Этот «потенциал» требует ношения украшений? — он наморщил лоб. — Или ректор боится, что ты совсем не умеешь себя контролировать, и поставил блокировку способностей? Я где-то видел похожий артефакт, но уже не помню где.

Сердце у меня упало. Он был так близок к истине, что стало страшно.

— Нет! — я наконец вырвала руку и откинулась на спинку стула, чувствуя, как по щекам разливается краска. — Это просто инструмент. Для контроля магии. Ничего более.

Мы смотрели друг на друга через стол, и напряжение между нами было почти осязаемым. Но это было иное напряжение — не то, что я чувствовала в кабинете Каэла. Никакого электричества, никаких странных ощущений.

Внезапно Генри глубоко вздохнул, и его лицо смягчилось. Он снова потянулся через стол, но на этот раз его рука легла поверх моей — легко, почти невесомо.

— Ладно. Прости. Я не хотел давить на тебя. Просто... — он запнулся, и на его скулах выступил лёгкий румянец. — Просто ты мне небезразлична, Алисия. И мне больно видеть, что ты несчастна.

Он посмотрел на меня с такой открытостью и такой уязвимостью, что у меня защемило сердце.

— Генри, я...

— Давай встречаться, — выпалил он вдруг, срываясь на шепот. — По-настоящему. Не тайком в кофейнях. Я хочу проводить с тобой время. Гулять. Говорить обо всём. Защищать тебя, если понадобится. Быть с тобой.

Я замерла.

Его слова висели в воздухе между нами — сладкие, пугающие, невозможные. Я видела его искренность. Чувствовала тепло его руки. И мне отчаянно хотелось сказать «да». Ухватиться за эту соломинку нормальной жизни, за эту возможность быть просто девушкой с парнем, а не пешкой в чужой игре.

Но потом я посмотрела на свой рукав. Вспомнила о браслете. О его хозяине. О том, что даже сейчас, в этой уютной кофейне, я не была свободна.

— Я... не могу, — прошептала я. Богиня, почему всё так сложно? — Генри, ты не понимаешь. Сейчас... сейчас не лучшее время. Для чего-то такого.

Его рука на мгновение замерла, затем медленно отодвинулась. Боль промелькнула в глазах и сменилась обидой и непониманием.

— Потому что он? — спросил он тихо, и в его голосе не было уже ни злости, ни ревности, только горькое разочарование.

— Нет! — я в порыве потянулась к нему, схватив его за руку, чтобы он не ушёл совсем. — Не поэтому. Я... я просто не могу никому ничего обещать. Сейчас. У меня слишком много обязательств. Перед академией. Перед собой. Я хочу стать лучшей, понимаешь?

Я лгала. И мы оба это знали. Но это была единственная ложь, которую я могла ему предложить. Лучше так, чем правда.

Он смотрел на наши соединённые руки, потом медленно поднял на меня взгляд.

— И когда эти «обязательства» закончатся? — в его голосе снова появилась слабая надежда.

Я безнадёжно покачала головой.

— Я не знаю.

Мы сидели так ещё несколько минут, в тягостном молчании, слушая, как за окном капает с козырька последняя дождевая вода. Магия вечера была разрушена, но между нами осталась какая-то новая, хрупкая связь — неловкая, болезненная, но настоящая.

— Ладно, — наконец сказал он, выдыхая. — Я не буду давить. Но моё предложение остаётся в силе. По крайней мере пока. Хорошо?

Он улыбнулся, и в этой улыбке была такая грусть, что мне захотелось плакать.

Я кивнула, чувствуя, как комок подступает к горлу.

Мы допили остывший шоколад и вышли на улицу, на свежий, холодный воздух с запахом мокрой после грозы земли. Он проводил меня до ворот Академии, и мы молча стояли несколько секунд, не зная, как попрощаться.

— До завтра, Алисия, — Генри повернулся и быстро ушёл, оставив меня наедине с мыслями и странным чувством потери чего-то, что едва успело начаться.

Браслет ощутимо нагревался, напоминая, что надо заглянуть к Каэлу. Прям чувствую,что он не отстанет.

Как я прекрасно жила бы, если бы не он.

Глава 30

Кабинет ректора встретил меня, как всегда, своим особым миром — тишины, старинных фолиантов и густого, почти осязаемого аромата старого дерева, пергамента и чего-то неуловимого, что было сущностью самого Каэла — холодного, чистого, горный воздух на заре.

Я вошла, внутренне сжавшись в ожидании бури, ледяного гнева и всего того неприятного, на что способен ректор. Каэл остаётся Каэлом.

Но бури не последовало.

Он стоял у огромного окна, распахнутого настежь, впуская внутрь прохладу ночи и далёкий шум Файрвуда. На нём не было мантии, лишь тёмный шёлковый халат, подчёркивавший его высокую, атлетическую фигуру. В руке он держал хрустальный бокал с тёмно-рубиновой жидкостью, но казалось, он забыл о нём. Он смотрел в ночь, и в его осанке читалась не привычная властность, а глубокая усталость.

— Ты пришла, — его голос прозвучал тихо, без повелительных нот, почти… душевно. Он не обернулся. — Всё-таки пришла.

Я замерла у двери, не решаясь сделать шаг.

— Вы звали, лорд-ректор.

— Звал, — он наконец повернулся к мне. Свет от магической лампы мягко освещал его лицо, сглаживая резкие черты, делая его совсем иным человеком. Его взгляд был не колющим, а уставшим. — Но не для того, чтобы читать нотации. Подойди.

Это было не приказание. Скорее, просьба. Я молча подошла к окну, чувствуя на себе его взгляд. Непривычно мягкий.

Резкий порыв холодного ветра внезапно пробрал меня до костей и заставил колыхаться шторы. Я взялась за ручку и попробовала закрыть тяжёлую створку. Если Каэл хочет, чтобы я осталась здесь, то пусть смирится с отсутствием сквозняка. Или мерзнет в одиночестве.

— Позволь, — он внезапно оказался рядом, его рука легла поверх моей, чтобы помочь. Прикосновение было горячим. Таким обжигающе-горячим, что от него по коже побежали мурашки. Он без усилия закрыл окно, и в кабинете воцарилась тишина.

Мы стояли так близко, что я чувствовала исходящее от него тепло и лёгкий, тонкий аромат сандала и чего-то терпкого, пьянящего, дымного. Он смотрел на меня, и в его глазах не было привычной насмешки или гнева. Было что-то иное — сложное, глубокое.

— Ты была с ним, — произнёс он. И снова — не упрёк, не обвинение. Констатация. — С Дарнли.

Я кивнула и как можно беззаботнее пожала плечами.

— Он пытался меня развеселить.

Уголки его губ дрогнули в слабой, почти неразличимой улыбке.

— И получилось?

— Отчасти, — честно призналась я.

Он медленно отвел взгляд, сделал глоток из бокала и поставил его на подоконник.

— Он молод. Порывист. Искренен. Талантлив. У него есть свои достоинства, — он говорил тихо, неспешно, словно оценивая не соперника, а интересный феномен. — Но он не для тебя, Алисия.

Почему-то эти слова, сказанные без злости, прозвучали убедительнее любых угроз.

— Почему? — вырвалось у меня, и я тут же пожалела, ожидая вспышки.

Но вспышки не последовало. Он снова посмотрел на меня, и его взгляд был пронзительным, но не жёстким.

— Потому что ты создана для большего. Ты — как неогранённый алмаз. Яростный, своенравный, полный скрытого огня. Он не видит тебя настоящую. Даже имени настоящего не знает. Тебе нужен тот, кто сможет выдержать твоё пламя.

Он пригубил из бокала и как-то незаметно оказался ещё ближе. Жар его тела ощущался даже сквозь плотное платье.