Я тебя никому не отдам... (СИ). Страница 15
Манюня тут же забыла свои горести и вприпрыжку помчалась вперёд, на первый этаж, где была общая гардеробная. Там, на столе, стояла коробка, обтянутая блестящей оберточной бумагой. Манюня нетерпеливо прыгала возле нее, ожидая, когда к столу подойдёт Аня.
- Ну, открывай, что же ты!
Манюня полезла на стул, чтобы достать до банта.
- Аня! Аня! Это настоящая доска! Аня, краски, Аня, медве-е-едь! - и снова разрыдалась. Слезы радости были настолько искренними, что Аня расплакалась сама.
- Ну что ты, птичка моя, ну что ты ревешь?! Успокойся, ты так об этих подарках мечтала! Видишь, мечты сбываются! Вот, посмотри, какой отличный мольберт для рисования, бумага, краски. А этого косолапика будешь класть рядом, когда будешь ложиться спать, чтобы не бояться темноты!
- Спасибо, Анечка, моя любимая, у меня теперь сбылись почти все мечты!
- Я так рада, что тебе нравится!
- Мне очень-очень нравится! - Манюня расцеловывала щеки Ани.
- Так, а какая мечта ещё осталась? Может, мы о ней расскажем деду Морозу…
- Да, точно! Ты гений, Аня! Я ему и расскажу, точно сбудется!
- А мне расскажешь?
- Тебе - нет, ты уже все мне подарила, теперь очередь дедушки Мороза!
26. К маме
Телефон лежал выключенный. Аня собирала вещи. После встречи с Манюней и ВерПалной настроение стало немного лучше: и Манюню прооперуют раньше, и подаркам малышка была очень рада. Но червячок обиды все равно точил. Она понимала, что обижаться глупо и, наверное, нужно поговорить с Павлом. Объясниться. Но все равно, он мог хотя бы поинтересоваться, в чем суть вопроса, а не отшивать сухими строчками письма. Конечно, и Анна могла ему потом озвучить свою просьбу, но отношения с просьб не начинают! А промолчать, зная, как это важно для Манюньки, она бы не смогла.
Ну вот сама себя и загнала в тупик. Тяжело было от того, что сейчас принципы и симпатия легли на разные чаши весов. Как быть? Да никак! Сопли-слюни подобрать и ехать к маме, генералить в стареньком доме - трудотерапия она все душевные боли излечит!
Пакет с подарками, сумка с вещами. Все готово. Нужно ложиться спать. Утром подъем в пять, в шесть часов автобус отъезжает от автовокзала. Аня переоделась, натянула спальную хэбэшную футболку размера на четыре больше ее самой. Подошла к окну. Двор был абсолютно пустой, даже молодежи не слышно. Завтра будет тепло. Снег снова валит огромными хлопьями. На скамейке у подъезда – кем-то оставленный букет заметает снегом .
Автопарк города полностью сменили, и теперь до поселка Аня ехала на комфортабельном автобусе: теплом, с телевизором, с удобными креслами. Возможно, и мама теперь станет ездить к ней в город чаще. Раньше всегда отказывалась, боялась, говорила, что она на этих колымагах еще студенткой ездила, а они , как динозавры, до сих пор ковыляют по дороге.
«А вдруг случится что? Колеса отвалятся? Кто моих кур кормить станет? А Ваську с Муркой? Никто. Вот и не стану ехать я в твой город на металлическом саркофаге времен царя Гороха. Вот если б внуки были, то да, то и пешком пришла бы...»
Через два часа, вместо обычных трех с хвостиком, она уже была в Артемьевске. Здесь все сохранилось в той же поре, что и в советские времена. Хрущевки вперемешку с частными домами стояли вразброс. Огородные и садовые товарищества выглядели летом словно малахитовый браслет вокруг поселка, зимой – как старая рваная рыбацкая сеть. В центре достопримечательностью красовались —автостанция, сберкасса, школа и больница.
Дом матери стоял почти на самой окраине. Она поменяла свою двушку в хрущевке на частный сектор сразу, как не стало отца. Решила занять себя хозяйством, «чтоб дурные мысли в голову не лезли, чтоб помирать некогда было, ведь внуков она еще не нянчила...»
Аня невольно улыбнулась. Любое воспоминание о маме заканчивалось этой ее коронной фразой о внуках. Она спала и видела сны о них, она говорила о них, грезила, вязала одежки, носки, шапки, распускала на пряжу и снова вязала. И, конечно, постоянно ссорилась с Аней. Потому что дочь совершенно не хочет работать над этими вопросом!
Как-то Аня не выдержала напора и рассказала матери про Манюньку. И про ее бесконечные и неудачные попытки ее удочерить. На что мать обозвала ее дурой, безнадежной, не в родителей уродившейся... Скандал вышел знатный, после чего она с разбитым сердцем поспешно уехала в город. А после, почти полгода не приезжала домой в Артемьевск. Не могла принять, что родная мать не прониклась одиночеством маленькой девочки, что не поняла проявлений материнской любви дочери к чужому ребенку...
Родительница же решила, что дочь одумается и вернется в поселок. Тут вон женихов - пруд пруди, кто бы «прибрал» в хорошие руки! Но дочь не ехала, а материнское сердце не выдержало долгой разлуки. Таисия Петровна собрала сумки с картошкой, домашними разносолами, травами для чая, села на «саркофаг времен царя Гороха» и поехала в город мириться с дитём. Роднее дочери никого нет. А Бог, он никого не обделит счастьем. Найдутся для девчонки детдомовской родители, а там и Анька ее одумается, замуж выскочит, да внуков родненьких народит.
Уже пройдя полпути, Аня решила зайти в местный магазин, на всякий случай купить хлеб. У матери обычно выпечка домашняя, но если та закрутится по хозяйству, может опару вовремя и не поставить.
Магазин «У околицы» расположился в старом здании из красного кирпича, бывшем складе. Деревянные обшарпанные прилавки, полочки украшены салфетками свисающим уголком, на подоконнике - искусственные цветы. А за прилавком, неожиданно, не пожилая тетка Валя Емельянова, а ее внучка Катерина, Анина одноклассница.
Аня сначала даже опешила, не ожидавшая увидеть свою школьную подругу, располневшую, с искусственной химией на голове и покраской волос «а-ля, я сама умею!» Та в школьные годы была редкой красавицей и модницей.
- О, Анютка, привет!
- Здравствуй, Катя!
- Ох, как ты меня!!! «Здравствуй»! Зазналась совсем, не приезжаешь и к нам не заглядываешь. Городская, и подруга не нужна!
- Катя, не надо. Я тебя рада видеть, но дружба наша давно перестала быть…
- Ну, я ж говорю - гордячка. А у меня лучше тебя подруги как до сих пор не было, так и нет! А за Кольку я у тебя прощения не раз просила!
- Не надо, Катя. Хлеба булку продай, если свежий.
- Конечно свежий, мы тут хоть и в поселке, да не в казарме... Ань, ну не дуйся ты на меня! Приходи, выпьем, поболтаем.
- Спасибо Кать, я пойду. Я не приду, извини.
Катьку перекосило. И куда делась ее доброжелательность... Но Аня не стала дожидаться от нее колкостей, отвернулась и спешно ушла.
Настроение упало ниже некуда. С Катей они не виделись много лет, старались не встречаться. На выпускном Аня застала Николая - своего друга и намечающегося жениха - в кустах с Катькой. Что уж они там вошкались, она разбираться не стала. Просто поняла, что окажись она в аналогичной ситуации, ее Николай и слушать бы не стал. Вот и она не захотела слышать никаких оправданий. Первая влюбленность разлетелась как пыль по ветру.
Катька замуж вышла по залету за приезжего гастарбайтера, а Николай так и остался бобылем, работал да пил. Мать Ане долго выговаривала, еще пару лет точно, что только ее он ждет, любит, сохнет... Ссохся, бедненький. Из стройного красавца превратился в пивного бегемота! Аню передернуло от отвращения. Нет, не видела для себя жизни она в этом посёлке. Неделю бы выдержать - и назад...
27. Новый год
Олег Иванович поздравил смену с Наступающим по скайпу. Проинструктировал ещё раз персонал, собравшийся в ординаторской, чтоб Павла Андреевича слушались, как его самого, похвастался наряженной елкой и камином в доме на заимке, цокнул рюмкой коньяка по экрану и отключил связь.
- Павел Андреевич! - Маша, медсестра процедурного кабинета, отчаянно строила ему глазки. - Мы стол накроем, вы присоединитесь к нам? У нас бутылка шампанского хорошего. На десятерых по глотку, но Новый год все-таки!