Арабская ночь. Табу на любовь (СИ). Страница 18

Когда мне было пятнадцать, мама познакомилась с Николаем. Он стал моим отчимом. Вскоре он начал проявлять слишком много «отеческой заботы». Мне было стыдно и страшно каждый раз, когда он находил предлог подойти ближе. Его взгляды, его прикосновения — все это оставило внутри глубокий след стыда.

Я пыталась поговорить с мамой, но она лишь отмахивалась от меня.

— Занимайся учебой! Как не стыдно говорить такое!

Она была слишком погружена в свою карьеру, балетные интриги и мечты стать примой.

В одну ночь я собрала сумку, в которой было лишь несколько вещей: теплый свитер, тетрадь с конспектами по бухгалтерскому учету и старая семейная фотография. Я поехала к бабушке по папиной линии, в деревню, не так чтобы сильно глушь, всего семьдесят километров от города. Там мне было очень хорошо. Бабуля так обрадовалась! Хотя мама общалась с ней редко, мы фактически были чужими людьми. Оказалось, что бабушка очень хотела видеться со мной, но мама не давала. Я прожила там два года. Перевелась на заочное, сразу начала подрабатывать в магазине в ближайшем городке, обеспечивала себя худо-бедно. Появились подружки, хорошая компания.

Потом бабуля умерла. Я похоронила ее, а спустя полгода явился риелтор. Мама вступила в наследство и продала дом. Меня буквально выкинули на улицу. Бабушка не успела переписать завещание. В прежнем все отходило почему то именно маме. Это было странно, нелогично, обе терпеть не могли друг друга, но что я могла сделать? Судиться? Нет, я не стала даже вникать. Было очень тяжело. Некоторое время я жила у подружки, затем нашла комнату в коммуналке. Я научилась зарабатывать, мне уже не было страшно. Закончила университет, стала бухгалтером, подрабатывала разными способами. Репетиторством, писала рефераты. Потом начала заниматься бухгалтерским сопровождением. Мне нравились цифры — они не задавали вопросов, не ждали внимания, не требовали любви.

Ну а потом я познакомилась с Андреем.

Ему тогда было сорок, мне — двадцать пять. С тех пор прошло пять лет. Он вел себя как влюбленный по уши принц. Заваливал подарками, комплиментами. Сплошная романтика. Его безумная влюбленность в его глазах.

После свадьбы я столкнулась с другим Андреем. Бесконечно ревнивым собственником. Это происходило постепенно. Он уезжал в командировку и требовал, чтобы я никуда не выходила из дома. А если все же куда-то иду, обязательно ему докладывала. Никаких подруг. Чтобы никакой другой мужчина не смел даже взглянуть в мою сторону. Он внимательно следил за временем моих возвращений с рабочих конференций, за списком звонков в телефоне, за письмами в почте.

Сначала я списывала это на волну чувств: мол, сильно любит, значит, ревнует. Даже пыталась отнестись к этому с романтикой. Но ревность превращалась в требование:

«Только я и больше никто».

Медленно, но верно, Андрей отрезал меня от всех: коллег по фирме, друзей детства, университетских приятелей. Он не просто просил. Он настаивал, упрекал, обвинял, будто я могла предать его, если скажу кому-нибудь «привет».

Если бы мне кто-то рассказал такое, я бы не поверила! Все происходило постепенно. Поэтому я редко анализировала, обычно старалась просто сглаживать острые углы.

Однажды вечером Андрей начал настойчиво уговаривать меня уволиться с работы.

— Зачем тебе этот офис? Тратить столько времени чтобы заработать жалкие копейки.

— Мне нравится моя зарплата.

— Теперь ты замужем. Я должен содержать тебя.

Я пыталась объяснить, что мне нравится быть среди цифр, что это меня успокаивает. Дает уверенность в своих силах. Но он не слышал. И додавил все же, чтобы я подала заявление об увольнении.

Я начала ощущать пронзительное одиночество. У меня никого не осталось кроме Андрея. А потом он мне изменил…

Глава 18

У палаты меня встречает медсестра в белоснежном халате, красивая, меня немного удивляет ее яркий макияж.

— Ярослава Вешникова? Вы дочь Ольги Николаевны? — спрашивает меня.

— Да, как она? С ней все нормально? — нижняя губа дрожит, краешек глаза дергается. Время почти семь вечера. Я сразу из аэропорта примчалась, благо багажа у меня нет. Не пришлось тратить на него время. И все эти часы — на нервах. Кирилл привез к больнице. Предложил со мной пойти к маме, но я отказалась. Он и так сделал для меня очень много. Тепло попрощались, договорились быть на созвоне.

— Все хорошо, насколько это возможно, конечно. Не волнуйтесь.

— Я же могу ее увидеть? Мне разрешили…

Опять же, благодаря Кириллу. Он прошел со мной в здание больницы, объяснил ситуацию. Я бы просто не смогла, не в том состоянии. Не знаю, может он даже заплатил, чтобы пропустили. Потом у него спрошу.

— Не переживайте так сильно. Подождите немного, — мягко берет меня за локоть, останавливая. — Пару минут, ладно? Я проверю, можно ли к больной.

— Она правда в порядке?

— Ну конечно. Она молодец, держится. Все будет хорошо. Вы приехали — это главное.

Жду у двери, сжав пальцы в замок, пытаясь не думать о том, в каком состоянии увижу маму. Через минуту медсестра выходит.

— Можете пройти. Только недолго. Двадцать минут.

Захожу в палату и замираю.Мама лежит в кровати, кажется особенно худой, хотя разумеется, она никогда не отличалась формами. Очень бледная, с обострившимися чертами лица.Под глазами синяки. А вот щеки — на них слой румян, губы тоже слабо подкрашены. Это так по-маминому, до боли знакомо. Даже в больнице она старается держать форму, достоинство.

В этом она вся.

Открывает глаза и смотрит на меня.

— Привет… — подхожу ближе, присаживаюсь на край кровати. — Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, — выдыхает с кривой усмешкой. — Почему ты так долго не приходила, Ярослава?

— Мам… Я сразу примчалась. С самолета, прямо сюда. Как только узнала.

— Куда ты летала? — в ее голосе и удивление, и легкий упрек.

— В Египет. На несколько дней. Попробовала отдохнуть.

— Ну и как там?

— Хорошо. Тепло. Чудесные рыбки. Но сейчас не об этом. Не напрягайся, мам. Я просто посижу рядом, ладно?

Она смотрит в потолок, затем на меня. Ее голос становится тише:

— Я очень много думала о тебе. Не надо было уходить от мужа, Ярослава. Это большая ошибка.

Закрываю глаза, сложно выбрать более неуместную тему. Болезненная точка, где и без того все саднит.

— Мам, пожалуйста… Только не сейчас. Не начинай. Я в курсе, как ты любишь Андрея.

Это правда. Мама с первого взгляда одобрила моего мужа. На свадьбу себе купила роскошное платье. Ну еще бы, Андрей оплатил, не поскупился. Так родилась огромная любовь. Наши отношения с мамой в тот период были как никогда крепкими. Она часто к нам в гости приезжала со своим новым кавалером. Николай остался в далеком прошлом. Даже прощения у меня за него попросила.

— Ты слишком гордая, Ярослава. А жизнь… она не приемлет гордость. Она уважает терпение. Понимаешь?

— Я не понимаю, зачем мы говорим об этом сейчас? — я не сдерживаю ни иронию, ни боль. — Мам, ни к чему спорить.

— Может быть, потом не будет времени…

— Не говори так!

— Помирись с мужем. Пообещай мне!

— Это невозможно, прости. Я ушла от Андрея, потому что не могла иначе. Он в прошлом.

Она поджимает губы, отворачивается.

— Я просто не хочу, чтобы ты осталась одна.

Странно это от нее слышать, ну да ладно. Беру маму за руку. Ее ладонь теплая, это хорошо.

— Главное, о себе думай. Выздоравливай. Можно я сейчас просто посижу рядом?

Мама кивает еле заметно. Я укрываю ее пледом, глажу по руке. В груди щемит, в горле встает ком.

Но я здесь. И, может это — шаг к тому, чтобы мы все же нашли путь друг к другу.

Съемная квартира встречает тишиной. Я оставила идеальную, почти стерильную чистоту. Делаю себе кофе. Смотрю в окно. Дождь барабанит по стеклу. Как тяжело возвращаться после отпуска.

Ира забросала меня сообщениями, спрашивая, как мама, как я долетела.