Инженер Петра Великого 7 (СИ). Страница 3

Резко повернувшись к Орлову, который все это время, прислонившись к центральному столбу, с откровенной хищной усмешкой наблюдал за этой сценой, я понял, что один союзник у меня все же есть.

— Василий, — скомандовал я. — Собери мне всех младших офицеров. Поручиков, капитанов. Тех, кто не просиживает штаны в штабных палатках, а делит с солдатами последнюю вошь и последний сухарь в окопах, кому осточертело смотреть, как их люди мрут от лихорадки и безнадеги. И тех, кто готов рискнуть всем ради шанса выжить. Прямо сейчас. В моем шатре.

Орлов, коротко усмехнувшись, щелкнул каблуками, козырнул и выскользнул из палатки — исполнять мою волю.

Старые офицеры смотрели на меня с ненавистью и растерянностью. На их глазах происходило немыслимое. Я делал их ненужными, превращая в винтики машины, которой они больше не управляли.

— А вам, господа, — я обратился к ним, и в голосе не было и тени злорадства, лишь холодная деловитость, — я поручаю не менее важную задачу. Обеспечить бесперебойную работу тыла. Мне потребуются сотни рук для изготовления зарядов, мне нужны будут лучшие кузнецы для доводки сирен, мне нужен будет каждый плотник. Вы отвечаете за то, чтобы в решающий момент у моих штурмовых групп было все необходимое. И отвечаете за это своими головами. Перед Государем.

Думаю, что они прекрасно понимают что происходит. Ведь по чину я — бригадир, который выше полковника, который возглавляет сейчас этих офицеров.

Я не оставил им выбора. Открыто взбунтоваться они не посмели бы. Саботировать — тоже: слишком велика ответственность. Я запер их в клетке их собственного долга, оставив им самую скучную, но абсолютно необходимую работу. А всю славу — или весь позор — я забирал себе.

Когда они, один за другим покинули палатку, я на мгновение остался один. Внутри все гудело от напряжения. Рубикон перейден. Теперь либо пан, либо пропал. Но другого пути не было. И когда в палатку начали входить молодые офицеры с горящими от азарта и отчаяния глазами, я понял, что не ошибся.

Мой шатер преобразился, он походил на улей. Два десятка молодых офицеров, сбившись плотной толпой вокруг стола, ловили каждое мое слово. На их лицах не было ни тени сомнения, которое я видел у стариков, лишь голодный азарт людей, которым слишком долго не давали настоящего дела. Они были моей последней ставкой, ударной группой отчаянных, готовых поставить на кон все ради призрачного шанса на победу. А уж то, что каждый из них получит следующее звание (надеюсь, никто не лишит меня этого права, если все получится), подстегивало их сильнее всего.

— Итак, господа, — я обвел их взглядом, чувствуя, как их энергия передается мне. — Времени на раскачку у нас нет. Операция начнется через двое суток, на третью ночь. До этого момента нам предстоит сотворить небольшое производственное чудо.

Я развернул на столе эскизы, и они подались вперед, вглядываясь в непонятные чертежи.

— Задача первая, — я хлопнул ладонью по чертежу светошумового заряда. — Кодовое название — «Гром небесный». Нам нужно пять сотен таких штук. Начинка проста: магниевая пыль и селитра из «потешных огней». Подробности я передам кузнецам. Корпус… — я сделал паузу, обводя их взглядом. — Он должен быть легким, чтобы рвался от вспышки, а не от удара. Дешевым и простым в изготовлении. У кого какие мысли?

Офицеры переглядывались, в их глазах читался ступор. Жести у нас не было. Глина — слишком тяжела. Дерево — будет гореть, а не взрываться. Кажется, я не в ту дверь стучусь. Надо будет собрать только технарей и ремонтников. Они меня лучше поймут. Привык я, что в Игнатовском, даже де ла Серда не плохо соображает в моих проектах.

— Ваше благородие, — подал голос один из поручиков. — В обозе есть несколько бочек с клеем, что для починки лафетов везли. И бумага. Горы бумаги для штабных нужд. Ежели в несколько слоев проклеить, да на болванке высушить… Папье-маше, как у французов — видел у отца подобное. Легкое, прочное, дешевое.

Идея была гениальной в своей простоте. А я недооцениваю своих новоиспеченных офицеров, однако.

— Отлично, поручик! — я с уважением посмотрел на него. — Ваше имя?

— Ржевский, ваше благородие.

Я сдержал смешок. Вот же бывают совпадения, хотя до 1812 года еще далеко.

— Назначаетесь ответственным за производство корпусов, поручик Ржевский. Соберите всех писарей, всех, кто умеет с бумагой работать. Пусть клеят. Круглосуточно.

— Задача вторая: «Глас Божий», — я указал на прототип сирены. — Этот механизм нужно не просто скопировать. Его нужно усилить. Мне нужно десять таких «голосов», и каждый должен выть так, чтобы у янычар на стенах зубы крошились. Поручик Дубов, — я обратился к кавалеристу из своего «Охранного полка», — забирайте этот образец, берите лучших слесарей и плотников. И решите главную проблему. — Я раскрутил ротор. Механизм издал жалкий, дребезжащий звук и заклинил. — Подшипники из простого железа стираются за минуту. Нам нужен материал, который даст легкое скольжение.

Дубов повертел прототип в руках, нахмурившись. У меня была пара идей как решить проблему, но для начала я раздавал поручения, чтобы можно было потом их отладить. Люди должны заниматься делом.

— И последнее, господа. «Огненный змей». Фейерверк. Здесь все проще, но требует аккуратности. Все ракеты нужно разделить на три равные части. Каждую группу — на отдельную позицию, как можно дальше друг от друга, чтобы создать максимальный разброс. Запускать — одновременно, по моему сигналу. Задача — подготовить пусковые станки и обеспечить синхронный залп. Малейшая ошибка — и весь наш обман пойдет прахом.

Последнее задание вызвался выполнить некий капитан Нелидов.

Передо мной стояли командиры штурмовых групп, которым я только что вручил по сути театральный реквизит. Не знаю что им наплел Орлов, а может и совместная попойка на них так влияла, но мне верили. Хотя, не так. Верили — в меня.

— А что же мы, ваше благородие? — подал голос один из капитанов, рослый гренадер с обезображенным шрамом лицом. — Пока эти свистульки будут выть да хлопушки бабахать, нам что, молиться?

— Вам, капитан, достанется самая важная роль, — ответил я, и все подались вперед, затаив дыхание. — Вам и вашим людям предстоит стать главными актерами в этом представлении.

Снова развернув карту Азова, я ткнул пальцем в самый укрепленный участок.

— Вот. Главный удар мы наносим здесь, по центральным воротам. Точнее, имитируем его. За час до основной атаки пятьсот человек начинают демонстративно, шумно, с показной яростью готовиться к штурму. Таскать лестницы, которых у нас почти нет. Рубить фашины. Орать во всю глотку. Чтобы турки стянули на этот участок все свои силы. А настоящий удар… — мой палец медленно скользнул в сторону, к неприметному участку стены, выходящему на темную реку, — … мы нанесем здесь. Две сотни лучших бойцов. Тихо. На лодках, под прикрытием адского шума и ослепительного огня с других направлений. Ваша задача, капитан, — создать грандиозный отвлекающий маневр. Заставить их смотреть в одну сторону, пока мы будем резать их с другой.

Гренадер молча смотрел на карту, и на его изуродованном лице медленно расплывалась жестокая, хищная, абсолютно понимающая улыбка.

— Хитро, бригадир. Очень хитро. Будет исполнено. Отвлечем так, что они и родную матушку забудут, не то что про тылы.

— Вот и славно, — я свернул карту. — А теперь, господа, — за работу. И помните: от того, насколько хорошо каждый из вас сыграет свою роль, зависит исход всего представления.

Они расходились, и я видел, как по мере удаления от моей палатки их шаги становились все быстрее, а разговоры — все громче и азартнее. Я выпустил джинна из бутылки. Вирус безумной, дерзкой надежды начал распространяться по лагерю, вытесняя апатию.

Оставшись один, я тяжело сел на походную койку. Тело гудело от усталости, нога ныла тупой, изматывающей болью. В голове царил порядок, каждая деталь плана была на своем месте. Но где-то в глубине души шевелился червячок сомнения. Я затеял самую рискованную игру в своей жизни, поставив на кон все, что у меня было. Но ведь самое главное, я приберег. Вся это постановка была ради одной единственной цели, которую я разглядел в Азове через трубу.