Инженер Петра Великого 7 (СИ). Страница 21

Губы Дубова тронула кривая усмешка. Лишних слов не понадобилось.

На следующий день, пригласив Дюпре в свою палатку, я расстелил на столе подробную карту степей к западу от Дона, испещренную моими пометками.

— Вот наш путь, Анри, — сказал я, проводя пальцем по прямой линии, соединяющей нашу позицию со ставкой Государя. — Кратчайший.

Дюпре склонился над картой, и его цепкий взгляд заскользил по изгибам рек и отметкам высот.

— Вы мыслите как инженер, прокладывающий дорогу, Петр, — начал он наполовину на русском, половину на французском, поручик переводил. — Но эта дорога — не пустое пространство. Здесь, — его палец обвел обширную низину, — судя по характеру рек, солончаки. «Леший» увязнет в этой трясине.

Анализ был точен.

— Хорошо, Анри, — сказал я, оценив его правоту. — Теперь забудьте про грунт. Взгляните на карту как военный стратег. Где бы вы на месте татар устроили засаду?

А что? Я же не с Францией воюю, пусть выдаст свое мнение. В глазах Анри вспыхнул профессиональный азарт.

— Вот здесь, — его палец без колебаний указал на узкую долину между двумя холмами. — Идеальная ловушка. Татарская конница пропустит авангард, а потом ударит с флангов по растянувшейся колонне и обозу. Они будут жалить, отходить и снова жалить. Через сутки у вас не останется ни одной целой повозки.

Неожиданно. Немного спорно, что так легко у турков все получится, но — неожиданно.

— И что вы предлагаете? — спросил я.

Вместо ответа Дюпре взял грифель и прочертил на карте новую линию — извилистую, длинную и на первый взгляд совершенно нелогичную.

— Делаем крюк на север, — его грифель уверенно двигался по карте. — Да, это лишних семьдесят верст. Зато посмотрите: идем по водоразделу, по твердому грунту. Обходим все солончаки. И главное, — он указал на прерывистую зеленую линию, — движемся вдоль старых лесополос и балок.

А ведь что-то в этом есть.

— Нельзя идти напролом. Двигаться нужно перебежками. День форсированного марша, затем — полдня остановки, на подготовку. За это время разведка проверяет путь, проверяем «Лешего» и телеги. Обслуживаем машину.

Вот чего мне не хватало: системного подхода к управлению рисками. Я долго смотрел на две линии на карте — мою, почти прямую, и его, длинную, продуманную. Признавать свою ошибку непросто, но не признать ее — глупость.

— Ваш план лучше, Анри, — наконец сказал я. — Пойдем вашим путем.

На его лице — сдержанное удовлетворение профессионала, чьи доводы были услышаны. Я знал, зачем иду на этот риск. Глядя на карту, я думал о том, что впереди маячили тысячи километров железных дорог через Сибирь, сотни мостов, каналов, заводов. Для этого мне нужен был грамотный исполнитель, человек его масштаба.

На рассвете отряд изменил курс и устремился на запад. Гонка продолжалась.

Глава 10

Интерлюдия. Лагерь османов.

Просторный, увешанный бухарскими коврами шатер Великого Визиря Чорлулу Дамат Али-паши утопал в густой, тяжелой тишине. Пропитанный ароматом крепкого кофе воздух был плотен, как войлок. За столиком с перламутровой инкрустацией, на низких подушках, сидел сам Визирь — мужчина средних лет с цепким, немигающим взглядом, чьи пальцы беззвучно перебирали янтарные четки. Это размеренное движение, подчеркивало мертвенную неподвижность его позы.

Напротив замерли две фигуры.

Справа возвышался Ага янычар. Седовласый, с дубленым, иссеченным шрамами лицом, он небрежно положил ладонь на массивную рукоять ятагана. В его глазах не было ни страха, ни сомнений — только холодное презрение к любой слабости, почитаемой им за грех. Слева же, почти вжимаясь в пестрый ворс ковра, переминался с ноги на ногу представитель Капудан-паши. Его лицо отливало нездоровой землистостью, влажные ладони скользили по шелку шаровар. Он принес вести чернее ночи, поэтому готовился держать ответ за бездействие всего флота Блистательной Порты.

Резко откинулся полог шатра и двое дюжих чаушей втащили гонца. Его одежда висела рваными клочьями, лицо превратилось в корку из грязи и запекшейся крови, а в широко раскрытых глазах застыл нечеловеческий ужас, не отпускавший его за все версты отчаянного пути. Падая на колени перед Визирем, несчастный захрипел, как загнанный зверь.

— Говори, — голос Али-паши прозвучал тихо.

— Азак… — выдохнул гонец. — Азак пал, о великий паша!

Ага янычар не шелохнулся, только пальцы впились в рукоять. Представитель флота заметно сник и уставился в пол. Визирь прекратил перебирать четки.

— Как? — спросил он все тем же ровным голосом. — Разве гяуры пробили брешь? Разве воины, защищавшие стены, дрогнули при штурме?

— Штурма не было, повелитель! — Гонец вскинул на него безумный взгляд. — Колдовство! Этот шайтан-инженер, этот Смирнов, разверз врата геенны! Он выжигал наши души!

Его голос сорвался на визг. Захлебываясь словами, он спешил извергнуть из себя пережитый кошмар, рассказывая о явлении, которое не укладывалось в рамки земного, оскверняя само мироздание.

— Сначала пришел звук… Он родился из-под земли, проникал в самые кости, заставляя дрожать все внутри. А потом он начал расти, превращаясь в невыносимый вой, от которого, клянусь Пророком, закипала кровь! Вой, сводивший с ума! Я видел, как старые, битые воины, не боявшиеся смерти, валились на землю и бились головой о камни, лишь бы не слышать этого! Все приказы тонули в адском шуме, мы оглохли, мы ослепли…

Судорожно вздохнув, гонец продолжил, и ужас воспоминаний вновь затопил его глаза.

— А потом погасли звезды. Небо над крепостью зажглось десятками фальшивых лун, горевших нечестивым светом — ослепительно-белым, кроваво-багровым. Они медленно плыли над стенами, превращая наш славный Азак в обитель ифритов. Следом прямо на стенах, во дворах, начали взрываться огненные шары. Нестерпимо яркие огни слепили глаза! Перед ними темнело, и мы на долгие мгновения становились беспомощными детьми! Мы не видели врага — только безбожный свет и дьявольский вой!

Он замолчал, сотрясаемый дрожью. В шатре воцарилась тишина.

Первым ее расколол холодный голос Аги янычар.

— Ты прикрываешь малодушие воинов россказнями о джиннах, когда причина поражения — в их ослабевшей вере! — отрезал он, не глядя на гонца. Взгляд его был устремлен на представителя флота. — А ты, — он вперил палец в трясущегося сановника, — скажи мне, чего ради флот падишаха без дела стоит у берега? Почему ты не запер гяуров в гавани? Почему не обратил их в пепел⁈

Представитель флота вздрогнул, но рассказ гонца дал ему опору. Ведь не он первым сказал эти вести, хотя и пришел сюда для этого. Окружение Визиря уже было в курсе, как и Ага, о поражении под крепостью, именуемом северянами Азовом. Он выпрямился, и в его голосе зазвучали оправдательные, чуть ли не истерические нотки.

— Мы не могли, Ага! Это не выдумки! Истинное колдовство, которому не может противостоять правоверный! Мои люди охвачены священным ужасом! Они отказываются входить в воды, оскверненные нечистыми духами! Любая попытка приблизиться к Азаку ночью встречается этим адским воем, что разносится над морем, а небо снова озаряется дьявольским светом! Мы уже потеряли два дозорных судна, пытавшихся подойти ближе! Их машины изрыгают огонь, прожигающий борта! Мои люди на коленях молят Аллаха о защите, а ты требуешь, чтобы я вел их в пасть к шайтану?

— Трусость всегда найдет себе благочестивое оправдание, — прорычал Ага. — Твои матросы боятся теней, пока наши братья гибнут на суше! Боюсь, этот страх перекинется на всю армию!

— Они боятся не теней, а гнева Всевышнего, который попустил это злодеяние! А ты, похоже, не боишься ничего, раз смеешь называть знамения свыше «россказнями»!

Их спор грозил перерасти в открытую ссору, но Великий Визирь поднял руку. Одного этого жеста хватило, чтобы оба военачальника умолкли. Али-паша медленно поднялся, подошел к гонцу и положил ему руку на плечо.