Босс Спор на любовь (СИ). Страница 3

Лицо матери с синяком по левой скуле.

Опалило в груди.

Лет пять назад моя мать познакомилась с новым кавалером.

И вот этот самый её новый ухажёр, “Серёжа” был пригрет на кошельке матери, мать жутко ревновала мужика, он давал поводы, и кто этих двоих осудит? Впрочем, кто на что из них расчитывал в этом союзе – загадка. И тут бы поставить точку на истории взаимоотношения двух людей, но, как говориться, оставались нюансы.

Если бы они только резвились, эти двое, то и хрен с ним, но ударить мать… И кто бы не набил морду дяденьке, слетевшему с катушек?

Наверное, невозможно объяснить семидесятилетней светской красавице, что романы с пятидесятилетними ковбоями всегда плохо заканчиваются для престарелых принцесс. Зато это можно втолковать тем самым ковбоям. Вот к такому объездчику старых миллионерш по фамилии Волынин я сейчас и наведаюсь. Но сначала позвоню маме. Узнаю, как она.

Чувство юмора и сарказма, смешанные в жутких пропорциях всегда украшали любую с ней беседу. Тем более мать нещадно курила и тем самым нажила себе болезнь лёгких, поэтому покашливала. Никакие уговоры пожалеть себя на мать не действовали. Оставаясь в совершенно незамутнённом рассудке мать делала то, что вздумается.

Стараясь скрыть бешенство от поступка её ухажёра, пытался ровно дышать, набрал номер матери.

Я вслушивался в долгие гудки, другой рукой снял с подноса чашечку кофе. Всё таки секретарь у меня молодец, кофе варит хреновый, можно сказать, отвратительный, – но вовремя и без сексуального подтекста, и, надеюсь, не плюёт в него в плохом настроении.

– Здравствуй, мама.

Она не ответила, возилась с зажигалкой, все звуки я знал наизусть.

– Что случилось, мама?

Она помалкивала, потом буркнула:

– Тебе уже доложили?

– Это он ударил тебя?

– Откуда ты знаешь?

У меня всё работало как швейцарские часы, поэтому я знал всё

– Сын мой, все мои мужики сволочи, а началось всё с твоего отца. Из за него я так неразборчива в связях. И курить начала поэтому. Что делать?

– Брось.

– Сигарету? Никогда.

– Я про Волынина.

Она положил трубку.

Что я усвоил точно, это то, что достижение человечества : БРАК – единственное, чего я буду избегать больше, чем собственного банкротства.

Листаем дальше…

Глава 2.2

Глава 2.2

Итак, кавалер матери давно нарывался на моё “нездрасьте”. Ради матери я вытаскивал его из разборок с проигрышем в карты, одалживал безвозвратные суммы на “ больше никогда не повториться” и вот, блять, снова, только с новым трендом: мордобой. Есть хорошая поговорка про грабли. Так вот. Если к ручке граблей привязать топор, то в третий раз на них точно не наступишь. На грабли с прощением наступал я. Сегодня топор влетел мне самому в самую маковку, моё терпение лопнуло.

Вышел в коридор, маякнул Марату:

– Перенеси дела.

Двинулся в сторону конторы чмошника по фамилии Волынин.

Пробивался по городу сквозь полуденные пробки, весна никак не могла решиться посетить наши улицы: хлябь, грязь, серость – пиздец настроение.

Сзади за мной двигался мой лексус с пацанами. Этих проси не проси отвязаться, тенью скользили за мной повсюду. Мой начбез обещал пристрелить каждого, если кто из них не окажется в трёх метрах от меня, независимо от времени суток.

Приехали на другой конец города к зданию прошлого века. Ну и дыра! Шёл по коридору старючего, убитого здания, где то тут контора маминого ухажёра . Затхлый воздух непроветриваемого помещения навевал средневековое настроение. Мерещились дымящиеся костры за дверями и летучие мыши по углам. Как здесь вообще можно работать, берлога какая то.

В тёмном мрачном коридоре на облезлых скамейках сидели пара мужиков перед дверью с незатейливо-грозным названием “Адвокат по бракоразводным процессам”, ждали не пойми чего. Интересно, что заставляет людей обращаться в такие гнилые конторы. Есть же приличные офисы, а это… помойка.

Дал сигнал Марату ждать, разборки с обидчиками моих родственников это моё личное дело.

Пнул ногой дверь с огроменной табличкой “ Адвокат Волынин С. А.”

Ну что, адвокат, пришёл твой конец.

Не вынимая рук из карманов (привычка с детства прятать руки, чтоб не махать кулаками с первой секунды), зашёл в приёмную. У раздолбая-Волынина даже секретарши не оказалось на месте. Однако, из-за полуоткрытой двери в кабинет доносился странный шум. Возня какая то. Протиснулся плечом в кабинет, завис, уставившись на картину маслом.

Волынин тормошился в своей ширинке, на столе придавленная его потной тушей девчонка и…ясно, они не протокол подписывали. Что то было не то в этом натюрморте на столе. Девчонка рычала и билась, Волынин с малиновой мордой пыхтел, удерживая её силой. Ах ты, блять!

Оторвал его от приятного занятия за шкирку, махнул со всем своим удовольствием ему в мягкую, мерзкую морду. Рыжий колобок на ножках отлетел к шкафу, протаранив башкой дощатую дверцу. Запутавшись в штанах, свисающих тряпкой на коленях, гнилое чудище барахтался на полу, смачно чавкая разбитым ртом и стекающей юшкой по рылу.

Девушка отпрянула от стола, выпрямилась, лихорадочно застёгивала пуговки, поправила юбку. Бедная, она старалась держаться, но её трясло, я видел. Успел смазать глазами по её пышной груди, круглым бёдрам. Фигурка что надо. Не совсем в моём вкусе, но аппетитная булочка. Девчонка выбежала из кабинета, я перевёл глаза на рыжую кучу в углу под шкафом.

Старый урод смотрел на меня затравленным взглядом.

– Так, Волынин. Семейная жизнь с моей мамой у тебя закончилась. Сейчас поедешь, соберёшь своё барахло и свалишь в закат. Навсегда.

– Нет, нет, я Людочку люблю… я

Удар в печень заткнул его песню о романтическом будущем с моей матерью.

– Если к 20-00 ты не уберёшься из её дома, я поломаю тебе руки. А на утро ноги. Ясно?

– Пожалуйста, этого больше не повториться. Мамой клянусь.

– Я не знаю вашу маму. Зато знаю, люблю и уважаю мою. Тебя тоже заставлю уважать, сука.

Сдержался, чтоб не пнуть его, боялся, не смогу остановиться. Из меня вырвался рык, я зажмурился, пытаясь дышать, сжал кулаки.

Рыжее чучело всё ещё не разогнувшись шевелилось на полу.

Пришлось отцарапать его от пола. Долго тряс его за воротник, тот соплёй висел в воздухе, кровавыми слюнями отбрызгивался. Болтался в воздухе и задушевно блеял, что такого больше не повториться и он вообще не в курсе как всё это случилось.

Я подтянул гниду за шиворот, впихнул его за стол, взял лист бумаги:

– Садись, пиши.

– Давай, сынок, поищем другое решение, – он весь трясся, сука.

– Ещё раз назовёшь меня сынок и проглотишь все зубы разом. Будешь ужин тянуть через трубочку.

Волынин сжимал ручку окровавленными пальцами, его трясло, из носа текли сопли. Ну что ж, когда то за всё надо платить. То, что он изменял моей матери и тащил у неё деньги – это их личные дела, в конце концов денег у матери валом. А вот то, что он вчера ударил её – сам себе подписал смертный манифест. Женщин нельзя бить. От слова совсем.