Только вперед! (СИ). Страница 25

— Никитична, мечи на стол всё лучшее! — с задором сказал я, как только вошли в дом и я увидел стряпуху.

И всё-таки, при всём уважении к местной поварихе, нужно будет обязательно отрядить в поместье какого-нибудь повара из петербургских ресторанов. Но это если получится почаще бывать тут. Или взять с собой каких девиц, чтобы подучить их готовить. Сейчас бы я и картошечки навернул. Даже в любом виде.

Хотелось бы чаще все же бывать тут. У каждого человека должно быть место силы, куда бы он возвращался и чувствовал себя неизменно хорошо. Теперь я точно знаю, что такое место силы у меня есть — моё поместье.

— Что делать дальше будем? — уминая куриный бульон с хлебом, спросила Юлиана.

Она молодец, у неё получилось взять себя в руки, абстрагироваться от тревог и переживаний, и лишь наслаждаться моментом. В моём понимании это показывает силу характера. И такая вся… своя, родная.

— Завтра поедем смотреть наше поместье. Если хочешь, то ты можешь остаться дома. Я хотел бы предложить тебе важную для меня и для нашей семьи работу.

Жуя душистый хлеб, даже не заботясь о том, что делает это вопреки нормам этикета, Юля посмотрела на меня вопрошающе.

— У меня есть стихи и рассказы о Крымской войне, что и по ныне идет. Хочу их напечатать. Вот и спрашиваю тебя: поможешь ли в этом? — сказал я.

— Стихи? Я непременно хочу их почитать, — подхватилась Юлиана.

— Господин секунд-майор, позволите? — в столовую зашёл Иван Кашин.

Вот чего у меня нет, так хороших лакеев. Предупреждать же нужно, что кто-то пришел. Пусть это даже Иван Кашин.

— Садись, Иван, преломи с нами хлеб! — сказал я, указывая Кашину на стул.

Юлиана сперва скривилась такой вот компании, но скоро слушала нас с вниманием, забыла и как есть.

Мы ещё больше часа ели и разговаривали, вспоминали боевые подвиги. От чего-то всё сложное, кровавое, что с нами случилось, уходило на второй план. И теперь с наших с Кашиным рассказов могло показаться, что мы не воевали вовсе. Такие получались рассказы — сплошные приключения, не без юмора.

— Любовь моя, мне нужно на тренировку, нельзя пропускать. Почитай стихи, — сказал я и отправился во двор усадьбы.

Я не спрашивал, я предупреждал. И был удивлен. Никаких возражений. Не идеальная ли жена у меня? А, нет… Вон государыню чуть было не отравила.

А потренироваться нужно. Так и жиром обрастем. Кашин уже два дня оборудовал здесь площадку для тренировок. И груши висели для отработки ударов. Смастерили щиты с мишенями, насыпали песок, чтобы можно было отрабатывать броски.

Золотая истина, которую я почерпнул ещё из будущего: если хочешь быть в хорошей форме и дальше развиваться, то никогда не ленись и не ищи отговорок для того, чтобы не выйти на тренировку. Даже если в постели тебя ожидает знойная красотка, готовая показать, что такое любить.

И уже скоро мы звенели металлом. Я могу считать себя вполне сносным фехтовальщиком. По крайней мере, когда в последний раз я стоял в паре с Даниловым, с признанным мастером клинка, то неизменно выигрывал у него все поединки.

Между тем обязательно, когда буду в Петербурге, найму одного или двух учителей фехтования. Мне кажется, что уровень Кашина и любого гвардейского офицера из моего батальона я уже перерос.

— Александр Лукич, вот кто бы мне сказал, что вы так скоро освоите науку боя на шпагах, так и не поверил бы, — отвешивал мне комплименты Кашин, когда раз за разом оказывался лежащим на песке.

Сегодня я отрабатывал приёмы, чтобы завалить противника.

— Ты тоже вырос в искусстве фехтования. Вот только нужно больше внимания уделять тренировкам, — сказал я, подавая руку товарищу.

Возвращался в дом я с чувством победителя. Словно бы одолел злого монстра Кашина в сложнейшем поединке. А всё потому, что жёнушка моя наблюдала за тем, как её муженёк развлекался со шпагой в руках. Ну и я, конечно, расстарался…

Было уже достаточно поздно. День прошел необычайно хорошо. Но когда зашло солнце, я вновь оказался в объятиях своей жены. Теперь уже она выступала инициатором наших игр. И мне это, чёрт возьми, нравится!

И не хотелось ложиться спать. Хотелось еще и наговориться.

Глава 11

Поместье под Каширой

8 августа 1735 года

До сих пор пребываю в эйфории от того, как и что могут чувствовать молодые люди. От того, что я лично могу чувствовать. Нам ли, бывшим столетним мужикам, не знать, как грустно без ярких эмоций, связанных с женщинами, в старости!

А ещё я почувствовал, осознал, что окончательно отпустил свою первую и единственную любовь из прошлой жизни — Нину. Я помнил о ней. Но я уже не примерял образ Нины ко всем девушкам и женщинам, которые попадались мне на жизненном пути.

И эта свобода ещё больше окрыляла. Попутно даже приходили мысли, что некое провидение отправило меня в это время не столько для того, чтобы я что-то менял, сколько для избавления от груза, связанного с потерей любимой женщины и с невозможностью полюбить вновь.

Так что даже мне, человеку, прожившему более ста лет, было сложно понять свои чувства и эмоции. Ведь приходится же заново учиться любить. Но уже другую женщину. Или других женщин. В этом, оказывается, разобраться тоже нелегко. Но когда здесь и сейчас я вижу счастливую Юлиану, когда и я счастлив, думать о том, что я её не люблю или люблю другую, не хочется.

Вечером я все-таки решил еще немного поработать. Уже сейчас понятно, что нужно корректировать план развития поместья. И я вносил правки. Незначительные, но все же. Уверен, что завтра, когда я наконец осмотрю все свои владения, придется править план еще раз.

— Те вирши… они неизменно за душу берут, — со слезами на глазах говорила Юлиана.

Зайдя в нашу спальню, я застал жену за чтением. Уверен, что, прежде всего, моя жена должна была сказать о той орфографии, что я использовал. Но Юля как будто бы даже не заметила, что читала стихи без ятей и еров. Да и слог такой, что сейчас не используют. И слова…

— Если надо, я и самой государыне пойду дам прочитать. Только всё это нужно печатать. Непременно, печатать. Ничего лучше не слышала, — говорила Юлиана.

При этом она смотрела на меня такими глазами… Да я сам был готов писать стихи, а не то что плагиатить у великих поэтов будущего.

Я с благодарностью обнял жену, поцеловал её в лоб. Понятно, что почти все стихи, что из школьной программы, или те, что я некогда учил для себя, дабы не быть белой вороной в любом обществе книгочеев, — все они прошли свои этапы признания. Пушкин, Есенин, Фет… другие — как же можно их не издать? Вернее мои стихи.

Да и сегодня так никто не пишет. Литература лишь зарождается. Делает пока еще робкие шаги. И если взять стихи Симеона Полоцкого, так там уровень талантливого, но ученика школы. Если взять стихи Тредиаковского, то это подготовительные курсы к поступлению в университет.

Ну, а если взять стихи Пушкина — то это академик Академии наук. Так что этими стихами я предвосхищаю развитие литературы в России.

Чтобы не считать себя вором, злостным плагиатчиком, кроме всего прочего успокаиваюсь тем, что смогу вдохновить новых, склонных к литературе людей. Они будут искать свои формы, неизменно ориентируясь на то, что уже будет написано мной.

Кому-то будет удаваться, кому-то, безусловно, нет. Но когда есть эталон, звезда, к которой стоит стремиться, обязательно должны появиться новые путешественники. Люди, которые отправятся в долгий путь по русской литературе. И верю, что ещё при своей жизни я услышу произведения, которые будут достойны того, чтобы ученики школ будущего, пусть и со слезами и с нервами, но будут учить.

— А ты не сильно утомился? — с лукавой ухмылкой спросила Юля.