Крылья бабочки. Страница 5

Аяко мысленно согласилась, хотя временами материнская забота казалась излишней. Девушка подняла глубокую миску, наполненную рисом с креветками, взяла деревянные палочки «хаси» и, подобно матери, почувствовав внезапно разыгравшийся аппетит, принялась за еду.

Мурасаки бесцельно прогуливалась вокруг дома. Внутри него царила суета – госпожа Найси прибыла с целым штатом слуг и привезла с собой огромный багаж, считая, что все эти вещи непременно пригодятся для празднования совершеннолетия ее племянников.

Достопочтенный губернатор Масамунэ Оэ никогда не вмешивался в дела своей супруги. Он считал ее женщиной умной и дальновидной, разбирающейся даже в неимоверно сложных хитросплетениях интриг императорского двора – недаром ведь Найси долгое время служила фрейлиной у матери-императрицы, – но когда Оэ увидел все собранные вещи своей супруги, готовой покинуть Нисиномию и отправиться в Хэйан, то издал возглас неподдельного удивления.

Госпожа Найси, услышав восклицание мужа, нисколько не смутилась и весомо заметила:

– Мурасаки скоро станет фрейлиной матери-императрицы. Возможно, и наша дочь последует ее примеру. Я не хочу, чтобы в Дзёнэйдэне судачили: «Родители сестричек Фудзивара и Масамунэ скупы!» Тем более что вы, мой дорогой супруг, за столь долгие годы государственной службы скопили немалое состояние, однако в тратах весьма скромны.

Господин Оэ закатил глаза:

– Великий Будда! Ты слишком много говоришь, женщина!

– Да, мой господин, я много говорю! И я хочу, чтобы при императорском дворе у моей дочери сложилась безупречная репутация. А для этого нужны деньги, и немалые. Поэтому вам придется раскошелиться!

Оэ набычился: в такие минуты он ненавидел свою жену. Однако помнил, что во многом обязан этой пронырливой женщине. Именно она сумела добыть ему должность губернатора столичных провинций и сделать Нисиномию семейной резиденцией. Мало того, Найси имела обширное имение в провинции Идзуми, откуда происходил ее отец. Ко всему прочему она унаследовала от отца дом в столице, располагавшийся в одном из самых богатых районов Хэйана: между Третьей и Четвертой улицами, как раз напротив Дворца ручья под ивой, в котором вот уже на протяжении нескольких поколений любили предаваться размышлениям императоры.

Словом, господин Оэ хоть и время от времени злился на жену, выказывая ей свое недовольство, но та знала: это пустое. По молодости лет Найси подыгрывала мужу, а затем перестала это делать вопреки всем японским традициям, согласно которым муж – господин жены своей. Он может наказать ее, удалить от себя, отлучить от супружеского ложа, а за связь с другим мужчиной и вовсе – убить. Лишь на официальных приемах Найси надевала маску смиренной супруги, но на этом покорность заканчивалась.

Когда господин Оэ в последний раз окинул взором вещи, собранные супругой, сердце защемило от боли, ведь было понятно, что наибольшая часть этого ценного добра не вернется в Нисиномию, а осядет в доме его свояка Тамэтоки. Оэ уже подумал: а не ввести ли в столичных провинциях какой-нибудь дополнительный налог?

Мурасаки поднялась на одну из внешних галерей дома, дабы укрыться от зноя и поразмышлять в тишине, но и сюда доносились голоса из кухни и парадного зала. Тогда, постояв немного в тени, девушка направилась в небольшой двухъярусный сад в надежде, что найдет тишину там.

На нижнем ярусе сада росли карликовые деревья. Вместе с камнями, несколькими видами мха и двумя небольшими водоемами они образовывали очень живописную картину, которой лучше всего было любоваться из деревянного павильона, специально построенного для этой цели. Верхний же ярус отвели под так называемый сухой сад – идеально ровную песчаную площадку с кучами необработанных камней, на первый взгляд разбросанных как попало, но на самом деле уложенных очень тщательно и обдуманно.

К верхнему саду вела извилистая дорожка, будто приглашавшая посетить его, но Мурасаки решила остаться на нижнем ярусе. Буйство зелени, свежесть водоемов и спокойно плавающие в них оранжевые рыбки как нельзя больше располагали к отдыху здесь в жаркий летний день. Девочка прошлась между водоемами, а затем уединилась в павильоне, но не успела она устроиться, как услышала знакомый голос:

– Ах, вот ты где, Мурасаки! Никто из слуг не смог ответить: куда ты подевалась!

В павильон вошла Аяко. Стройная и высокая, что считалось нехарактерным для женщин рода Масамунэ, она безупречно смотрелась в многослойном шелковом одеянии, где верхним было кимоно насыщенных желто-лимонных оттенков, подпоясанное по последней столичной моде – нешироким поясом из той же ткани. Волосы Аяко – тщательно расчесанные после мытья, чтобы оставались идеально прямыми, – струились по плечам и ниспадали почти до пояса.

Мурасаки, забыв о церемониях, кинулась навстречу сестре.

– Аяко! Наконец-то мы одни и можем поговорить! – воскликнула она.

Сестры взялись за руки.

– Два минувших года выдались для меня очень тяжелыми… – призналась Мурасаки. – Сначала смерть матушки, затем эти нескончаемые визиты здешних красавиц – это просто невыносимо! Поверь мне!

– Верю… – мягко ответила Аяко. – Но твой отец еще молод, он вправе взять наложницу.

– Я знаю, однако, хвала богам, я этого не увижу. Сначала я отправлюсь ко двору госпожи Сэнси, а затем уж отец – в Авадзи. Там пусть делает что хочет…

Аяко улыбнулась и спросила:

– Почему ты не писала мне? Почему не поделилась своими переживаниями?

Мурасаки потупилась:

– Я пыталась тебе писать несколько раз… но… мы ведь даже не смогли присутствовать на твоем совершеннолетии! Смерть матушки совпала с твоим празднеством… Мне бывает так тяжело и одиноко. – Она взглянула сестре прямо в глаза. – Все изменилось! Понимаешь? Все изменилось!

– Да, Мурасаки. Мы повзрослели… Теперь у нас свой путь, мы покинем отчий дом.

– Аяко! – Мурасаки порывисто обняла сестру и крепко прижалась к ней, будто ища защиты. – Я боюсь! Я не хочу покидать имение! Я страшусь неизвестности…

– Не бойся. Ты должна быть мужественной. Тем более что моя матушка уже написала письмо госпоже Сэнси и, вероятнее всего, мы отправимся в Дзёнэйдэн вместе.

– Правда?! – обрадовалась Мурасаки. – Но я слышала, что ты уже обручена и скоро выйдешь замуж. Расскажи мне про своего избранника! Расскажи!

Аяко снисходительно улыбнулась, стремясь показать, что ее история будет лишь уступкой просьбе, а ведь на самом деле желала похвастаться женихом очень сильно и едва сдерживалась.

– Давай присядем…

Сёстры расположились на деревянной скамейке, стоявшей в глубине павильона, в тени. Аяко сосредоточенно смотрела перед собой. Мурасаки замерла в ожидании и наконец не выдержала:

– Прошу, не тяни. Расскажи мне…

– Да-да… – произнесла Аяко, словно выйдя из забытья. – Конечно, я расскажу тебе о своем женихе… Он…

Мурасаки напряглась и невольно подалась вперед, возможно, желая услышать, что избранник сестры – один из принцев. Но…

– Его зовут Татибана Митисада, – произнесла Аяко. – Между нашими кланами давно заключаются браки. Вот и мой жених из Татибана…

– Я слышу печаль в твоем голосе, – произнесла Мурасаки. – Ты, так же как и я, не хочешь покидать отчий дом?

Аяко печально улыбнулась.

– Возможно… Но моя судьба уже предрешена… Я выйду замуж, некоторое время поживу в доме матушки в Хэйане, а Митисада будет навещать меня. Затем я отправлюсь ко двору госпожи Сэнси. Там мне милостью матери-императрицы выделят крошечные покои, как замужней женщине, дабы я смогла встречаться с мужем. Митисада же получит должность в Департаменте церемоний, и, скорее всего, меня будут называть Аяко Сикибу.

– Аяко Сикибу… – вторила ей Мурасаки. – Вероятно, я тоже в соответствии с придворным рангом мужа стану Сикибу… Отец говорил, что мой жених Кейко также получит должность в Департаменте церемоний…