"Узурпатор" и "Грымза" от ненависти до любви (СИ). Страница 32

— Нет. Но он может выбрать маршрут, чтобы давить поменьше цветущих полян.

Он задумался.

— Возможно. Но иногда единственный маршрут — через поляну. И тогда надо давить, не оглядываясь.

— Жестко.

— Реалистично.

Они смотрели друг на друга. И в этом взгляде не было вражды. Было понимание. Они были разными. Но они играли в одну игру, только на разных полях.

— А вы… — начал Глеб. — Вы не такая, как я думал.

— А я думала, вы обо мне вообще не думали, — уколола его Лариса.

— Думал, — признался он неожиданно прямо. — Вы постоянно меня раздражали. Своим упрямством. Своей… правильностью. Казалось, что вы живете по какому-то своему, идеальному кодексу, в котором нет места ошибкам.

— О, они есть, — горько улыбнулась Лариса. — Целая коллекция. Просто я их тщательно скрываю. Как и все.

Он кивнул. И в его глазах она увидела нечто похожее на уважение. Не к ее профессиональным качествам. А к ней самой.

Обратная дорога в отель была короткой и проходила в уютной обстановке. Они шли по вечернему Питеру, и холодный воздух был наполнен запахом свежести и далекого моря. Фонари отражались в мокром асфальте, рисуя длинные золотые дорожки.

В отеле они подошли к лифту. Глеб нажал кнопку. Двери разъехались с тихим шелестом. Они вошли внутрь. Зеркальные стены отражали их фигуры — такие разные и такие одинокие в этом маленьком пространстве.

Лифт тронулся. Тишина стала густой, напряженной. Лариса чувствовала его близость. Слышала его дыхание. Видела в отражении, как он смотрит на нее.

Она поймала себя на мысли, что ждет. Ждет, что он что-то скажет. Сделает шаг. И она с ужасом понимала, что не знает, что сделает в ответ. Оттолкнет? Ответит?

Он молчал. Лифт поднимался на их этаж. Четвертый. Пятый.

На шестом этаже лифт дернулся и замер. Свет мигнул и погас. На секунду их поглотила полная, оглушительная темнота.

Лариса непроизвольно ахнула. И почувствовала, как его рука легла ей на локоть — твердо, уверенно.

— Не волнуйтесь, — его голос прозвучал совсем рядом в темноте. — Это на секунду.

Он не убирал руку. Его прикосновение обжигало даже через ткань пиджака. Она чувствовала тепло его ладони, его близость. Сердце бешено колотилось в груди.

Через мгновение свет замигал и зажегся снова. Лифт плавно тронулся.

Глеб убрал руку. Они стояли, не глядя друг на друга, дыша чуть чаще обычного. Напряжение висело в воздухе, осязаемое, как электричество.

Лифт остановился на их этаже. Двери открылись. Они вышли в коридор. До своих номеров — двадцать шагов.

Они остановились между двумя дверями. Неловкая пауза затягивалась.

— Ну… — начала Лариса, не зная, что сказать. «Спасибо за ужин»? «Хорошего вечера»?

— Да… — сказал Глеб. Он смотрел на нее, и в его глазах было что-то сложное, незнакомое. Борьба. — Лариса Дмитриевна… я…

Он не закончил. Просто посмотрел на нее еще секунду, кивнул коротко и резко, развернулся и ушел к своей двери. Ключ-карта щелкнула, дверь открылась и закрылась.

Лариса осталась стоять одна в тихом коридоре. Ее локоть еще горел от его прикосновения. В ушах звенела тишина, нарушаемая лишь бешеным стуком ее собственного сердца.

Она медленно подошла к своей двери, вставила карту. Дверь открылась. Она вошла в номер, прислонилась спиной к закрытой двери и закрыла глаза.

Что это было? Случайность? Вежливость? Или… что-то еще?

И самое главное — чего она сама хотела? Ответа на этот вопрос у нее не было. Было только странное, щемящее чувство недосказанности и осознание того, что заклятый враг оказался гораздо сложнее и… притягательнее, чем она могла предположить.

Война была проще. Четкие правила, понятные цели. А это… это было похоже на минное поле. И она уже не была уверена, где находится следующий взрыв.

Глава 18: Почти...

Утро после конференции в Санкт-Петербурге началось с того, что Лариса Орлова проснулась от стука дождя по оконному стеклу. Серый, промозглый свет лился в номер, окрашивая все в оттенки свинца и тоски. Воздух в номере отеля, еще вчера казавшийся стерильно-нейтральным, сегодня пах затхлостью и невысказанными словами.

Она лежала, уставившись в потолок, и мысленно перебирала вчерашний вечер. Выступление, которое, против всех ожиданий, прошло на ура. Ужин, затянувшийся далеко за деловые рамки. И тот дурацкий, проклятый лифт. Его рука на ее локте в темноте. Краткое, но обжигающее прикосновение, от которого до сих пор бежали мурашки по коже. И его взгляд в коридоре… полный какого-то немого вопроса и той же растерянности, что клубилась сейчас в ней самой.

«Черт возьми, Орлова, — мысленно отчитала она себя, срываясь с кровати. — Соберись. Это Бармин. Тот самый Узурпатор, который хотел пустить твой отдел под нож. Который называл людей «балластом». Который довел тебя до заявления на увольнение. Одна поездка, один более-менее человеческий разговор — и ты уже готова забыть всё? Алкоголь, дождь и общая социальная изоляция — плохие советчики».

Она приняла душ, намеренно включив воду похолоднее, и облачилась в свой доспех — безупречный серый костюм, который делал ее старше и строже. Макияж — сдержанный, только чтобы скрыть следы бессонной ночи. «Грымза» должна была вернуться в свой привычный облик.

План на день был простым: позавтракать в номере (избегая ресторана, где мог оказаться он), дописать отчет по конференции для Семеновой и успеть на вечерний рейс обратно в Москву. Никаких контактов. Никаких случайных встреч. Только бизнес.

Судьба, впрочем, как всегда, имела на этот счет свое мнение. И его мнение выражалось в виде стука в дверь ровно в 10:07.

Лариса вздрогнула, чуть не расплескав только что налитый кофе из крошечной отельной чашки. «Горничная? Слишком рано. Посыльный? Я ничего не заказывала».

— Кто там? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал сухо и неприступно.

— Это Бармин, — прозвучало из-за двери. Его низкий баритон, казалось, заставлял вибрировать даже массивную деревянную дверь. — У меня к вам документы по вчерашнему выступлению. Елена Петровна уже запросила итоговый отчет.

Лариса закатила глаза. «Конечно. Он не может просто прислать их на почту. Он должен лично явиться, как Цезарь, вернувшийся в Рим» . Мысль не пустить его мелькнула и тут же угасла. Это было бы по-детски. И… странно, признаться, она ему не подчинялась.

Она открыла дверь. Глеб стоял на пороге, такой же огромный и неудобный, как всегда. На нем был темный костюм, но без пиджака, только жилет и рубашка с расстегнутым верхним пуговицей. В руках он держал планшет и пару распечатанных листов.

— Войдите, — произнесла Лариса, отступая и пропуская его в номер. Воздух сразу же наполнился его запахом — дорогого парфюма с нотками сандала и чего-то острого, мужского. И кофе. От него пахло кофе.

Она почувствовала внезапный приступ абсурдной неловкости. Они стояли в ее номере. На кровати лежала ее пижама (строгая, шелковая, темно-синяя, слава богу). На столе — ее ноутбук, косметичка и тот самый несчастный кофе. Это было ее личное пространство, куда он вломился со своим деловым видом.

Глеб, казалось, испытывал схожие чувства. Он окинул взглядом комнату — бегло, ненавязчиво, но Лариса поймала этот взгляд. Он заметил пижаму. И чуть отвел глаза.

— Я внес правки в финальную версию нашего совместного доклада, — он протянул ей листы. Его пальцы слегка задели ее, и она снова почувствовала тот самый разряд. — Добавил цифры по итогам второго квартала, они хорошо ложатся в нашу концепцию.

Лариса взяла листы, сделала вид, что изучает. Правки были, как всегда, жесткими, точными и… уместными. Черт возьми, но его стратегическое мышление было безупречным.

— «Существенное повышение лояльности»? — процитировала она его правку. — Это сильно пахнет казенным оптимизмом. Мы же договорились на «стабилизацию и рост на 15%». Цифры убедительнее.

— Елена Петровна любит глаголы «повысить» и «увеличить», — парировал Глеб. — Она считает «стабилизацию» синонимом «застоя». Я просто говорю на ее языке.