Судьба империи (СИ). Страница 9

Он говорил тихо, но все равно, опасно.

— Ваше высокопревосходительство, после подумайте, что именно я сказал государыне, — я лихо прихлопнул каблуками, резко кивнул головой. — Честь имею.

Пускай действительно подумает, что я ушёл от прямого ответа. И таким же образом должен был поступить и он. Если сейчас императрица поймёт, что от фельдмаршала Миниха Бирону грозит опасность, то никакие подвиги и успехи, победы Христофора Антоновича учитываться не будут.

И насколько же это будет плохо для России, если фельдмаршала вдруг отстранят от командования русскими войсками. Надеюсь, что до подобного не дойдёт. И что государыня с герцогом подумают, да вновь отправят Бирона в Крым, зимовать со своими же войсками.

— Что с ней? — услышал я звонкий голосок Анны Леопольдовны.

Она бежала. И замедлилась только лишь тогда, как увидела меня. Глаза Анны расширились. Молодая женщина смотрела то на меня, то на дверь, ведущую к государыне…

— Не смейте никуда уходить больше! Александр, нам нужно поговорить! — потребовала Анна Леопольдовна, сделав выбор, быстро шагнула в сторону спальни императрицы.

А я подумал о том, что сейчас моя жена без моего присмотра и мало ли… Впрочем, нужно же доверять. Своё отношение к её вероятным изменам я охарактеризовал чётко, без иносказательности. Я это не приемлю.

Мои измены? Понимаю, что это тоже нехорошо. Но, в конце концов, мы бы никогда не были с Юлианой мужем и женой, если бы не потенциальные измены. Так я себе это объясняю. Но прав ли, — нужно разбираться.

— Тётушка жива… Как же я переволновалась… Ты обязан меня утешить, — уже скоро из спальни государыни вышля Анна.

Она взяла меня за руку и попыталась оттащить в сторону соседней комнаты. Я одёрнул.

— Я не хочу идти с тобой, как баран на заклание. Это будет моё решение, — сказал я, на глазах у прислуги резко подошёл к Анне Леопольдовне и поцеловал её в губы.

А потом уже я повёл великую княжну в соседнюю комнату. Пора было закрывать этот гештальт. Уверен, что я приблизился к тому, чтобы наконец разобраться в себе и своих чувствах.

Глава 5

Говорят, что лечится даже цирроз печени. Чего не скажешь о циррозе совести.

Марк Аврелий

Петербург

3 сентября 1735 года

То, о чем я часто думал, что предполагалось самим фактом моей женитьбы, выступавшей прикрытием, свершалось. Я оказался наедине с Анной Леопольдовной. Медикусы были заняты здоровьем государыни, некому было запретить нам с Анной совершить, возможно и глупость.

В какой-то момент я отключил свой мозг. Между тем совесть ещё некоторое время меня тревожила. Но губы и руки делали своё дело. Анна была одета в бежевое платье, которое удивительно быстро оказалось лежащим на полу. С корсетом пришлось повозиться. Но и это препятствие преодолевалось.

В этой комнате не было кровати, стоял лишь небольшой и жёсткий диван. Но это не было помехой.

Анна вела себя суетливо. В неё словно вселился маньяк. Пару раз даже укусила. Буря эмоций полностью затмила разум в тот момент, когда мне, наконец, удалось полностью раздеть Великую княжну.

Она была слегка полноватой, чего мне не удалось конкретнее рассмотреть под одеждой. Хотя предположения были, когда мы оставались наедине, но не доходило до логического завершения. Полнота, очень умеренная, отнюдь не отталкивала. Милое лицо, наливные женские прелести — она казалась гармоничной, была желанной. Но на моё желание ещё и воздействовало то, как неистово желали меня.

Скоро, даже слишком, мы оказались на диване. Анна скатилась. Диван был узкий. Но она тут же поднялась и вернулась. Глаза женщины были дикими.

Когда мы соединились в единое целое, Анна Леопольдовна дёрнулась в сторону. Её глаза наполнились страхом и даже ненавистью. Некоторое время мы смотрели друг на друга. И когда я уже хотел начать разговор, чтобы успокоить девушку, она с ещё большим неистовством накинулась на меня.

Анна не стонала, она словно рычала. Анна Леопольдовна хотела насытиться мной, ускорялась, побуждая меня делать тоже самое. Она царапала мне спину. Пила меня, не имея никакой возможности утолить жажду. И я не мог ответить теми же эмоциями. Хотел ее, как мужчина хочет женщину. Но…

— Я лучше её? — спросила Анна, когда мы наконец отлипли друг от друга.

— Она моя жена. Тебе придётся с этим смириться, — жестко сказал я.

— Я прикажу ей быть с Антоном Ульрихом! — воскликнула Анна Леопольдовна. — Она не осмелится отказать. Это была моя идея вас поженить. И я не ревную, будь с ней, но и всегда, как призову тебя, ты будешь моим.

— Не смей этого делать! — сказал я, одеваясь. — Не трогай Юлиану. А что до призывов… Я не раб твой.

— А я твоя раба. Делай со мной что хочешь. Я впервые такая свободная. Я решила, я взяла, что хотела, — заводилась Анна.

Она поднялась с дивана. Обвела контуры своего тела руками.

— Я лучше ее. Юлиана тоща. Ты ее не кормишь? — Анна Леопольдовна начинала меня раздражать.

Вот теперь я чувствовал себя скверно. Тот образ милой девушки, который я нарисовал у себя в голове, то непременное желание иметь близость с Анной Леопольдовной, будто бы растворялось. Вот только что я был готов признать Анну единственной своей женщиной. Но теперь в этом сомневаюсь. Такая же нелепость — оказывается, я искренне люблю свою жену.

А что до Анны — мне очень жаль. Я бы, если и хотел, то быть её другом, старшим братом, соратником и защитником. Но больше не хочу её любить. Я ее не люблю. И для того чтобы всё это понять, мне пришлось окончательно прочувствовать эту женщину.

И черт бы с ней, с любовью к Анне Леопольдовне. Она симпатична, не противна, вон как неистово хочет меня. Но только я люблю свою жену.

В прошлой жизни я нередко изменял жене. Не любил ее, жил в благодарность за детей, за быт. Измены, как я понимал, были для того, чтобы найти ту самую. Не находил.

Сегодняшняя измена напомнила мне те самые эмоции, что и некогда. Вот только я нашел. Обнаружил в себе, что заболел любовью, к жене.

— Вот и возвращайся к ней! — выкрикнула Анна. — А я еще посмотрю, как тебя… тебе…

Угрозы у обнаженной женщины не получались. Да и все это женские эмоции. Она рыдала. Но слезы Анны не ранили мне душу, там уже была рана от того, что я здесь нахожусь.

— Я хочу быть для тебя другом, защитником и опорой. Ты можешь обратиться ко мне всегда, когда заблагорассудится — я приду к тебе. Помни это! Я защищу! — сказал я, оставляя одну Леопольдовну.

Резко открыл двери, еще резче закрыл ее. Нечего хоть кому-то смотреть на обнаженную, сидящую на диване великую княжну.

— Немедленно пришлите служанок помочь поправить платье Великой княжне! — потребовал я у ближайшего слуги, который стоял неподалёку от входной двери в комнату.

В ту самую комнату, зайти в которую мне было необходимо, чтобы понять, что больше мне туда хода нет. Вместе с тем я уже за это должен быть благодарен Анне Леопольдовне.

Пройдя ещё немного, собираясь выйти в тронный зал, меня окликнули.

— Господин Норов, господин Норов, остановитесь, — взывал ко мне лейб-медик Иоганн фон Фишер.

— А? — чуть растерянно спросил я.

Шел и был, словно опустошённый. Все же сильные чувства далеко не всегда делают нас сильнее. Часто все наоборот.

— Мне нужно с вами поговорить, господин Норов, — требовательным тоном говорил Фишер.

Этот доктор заступил в должность лейб-медика буквально в начале лета. Толком я о нём ничего не знал, хотя и наводил справки, не занимается ли Фишер теми же делами, чем некогда пробовал промышлять Лесток. Медики — те люди, которые находились в близости к государыне и ко многим другим вельможам, могли иметь немалый политический вес. Этот вроде бы даже пробовал именно лечить Анну Иоанновну, несмотря на то, что пациентка отказывалась от главного лечения — изменить образ жизни.

— Чем могу быть полезен, господин Фишер? Признаться, я весьма тороплюсь. Меня ждёт моя жена, — сказал я.