Осознанное сновидение. Страница 25
Как результат, реальность начала казаться концептуально шире, более неопределённой. Мы склонны считать сновидение «нереальным», а физическую жизнь «реальной», но кто не просыпался от кошмарного сновидения с дико стучащим сердцем? Если сновидение нереально, то как нереальное событие может оказывать воздействие на физическое тело таким реальным, драматичным образом? Многочисленные исследования показали, что сновидение задействует нашу сердечно-сосудистую и дыхательную системы, выработку гормонов, волновую активность мозга и т. д., и что различные действия в сновидении часто коррелируют с соответствующими изменениями в физической системе. Так что сновидение очень реально в том смысле, что оказывает воздействие на наше физическое тело и мыслительную жизнь. Оно может даже отвечать за те часто упоминаемые феномены перемены нашего настроения, когда мы говорим «встал не с той ноги». Так же многие осознанные сновидцы сообщают о переживании «духовного подъёма от осознанного сновидения» в течение часов или даже дней после пробуждения от радостного или восхитительного осознанного сновидения.
Сновидения также «реальны», когда они содержат мысленные события, наделённые значением решения задачи. Кроме частого использования сновидений в терапевтических целях, учёные и исследователи указывают на сновидение, как на предоставляющее творческие решения задач реального мира. Один из наиболее ярких таких примеров случился в 1844 г. Элиас Хоу работал над прототипом швейной машинки, но был в недоумении насчёт того, как машинка должна манипулировать иглой. Ему приснилось, что его схватили дикари, которые угрожали убить его, если он не закончит свою швейную машинку. В сновидении он заметил, что наконечники копий имеют дырки наподобие «игольных ушек», и понял, что ушко иглы для швейной машинки нужно расположить на кончике, для того чтобы машинка работала [51] . Это «реальное» решение случилось в сновидении и привело к «реализации» в мировой индустрии.
Даже если мы не помним сновидений или не видим в них никакого смысла, различные невралгические точки зрения утверждают, что каждое событие в мозге или уме создаёт «общую активность», которая затрагивает весь мозг. Каждое сновидение, как реальное нейронное событие, оказывает некоторым образом воздействие на мозг и ум, а также и на нашу индивидуальность и коллективную реальность [52] .
Чем глубже мы погружаемся в природу сновидения, тем больше мы понимаем, что отношение к сновидениям, как к нереальным, — ложная предпосылка. Более того, когда мы учтём, что в физической жизни люди сообщают о галлюцинациях, ложных воспоминаниях, ошибках восприятия и т. д., то мы понимаем, что настаивание на том, что переживания физической жизни являются реальностью в последней инстанции, равно не выдерживают критики. В культурном отношении нас подводят к вере в крайнюю дихотомию.
Когда мы вспомним, что многочисленные физики считают, что каждый так называемый реальный объект существует как сгусток энергии, вращающихся атомов в пространстве, то мы начинаем видеть, что наша воспринимаемая реальность существует лишь как один из вариантов реальности, одна перспектива реальности, одно чувство реальности. Иначе говоря, переживаемая нами реальность — это та, что в основном базируется на наших чувствах. Едва ли её можно считать единственной реальностью; скорее это чувственная, мысленно обдуманная реальность, — во многих отношениях такая же как и сновидение.
Когда, осознавая себя в сновидении, возникает новый синтез, когда сновидец смешивает реальность и иллюзию. Он относит действия, смыслы, мысли и красоту к так называемым эфемерным, невещественным иллюзиям сновидений. Вдруг, границы между реальностью сновидения и реальностью бодрствования становятся ещё более аморфными, так как осознанное сновидение включает аспекты обоих. Новая, объединённая реальность начинает подвергать все реальности сомнению и говорит, что каждая по сути является мысленной конструкцией.
Спустя двадцать лет осознанного сновидения, я уже знал, что моим следующим шагом будет «осознать осознанное сновидение». Я должен «пробудиться» для осознанного сновидения, выйти за рамки этой осознанности. Понимания того, что я живу в иллюзии сновидения, было не достаточно; мне нужно было переступить через любой символ, видимость и иллюзию, через любое творение от себя, через осознанное сновидение. Мне нужно было найти источник всего этого. Только тогда я мог бы по-настоящему узнать, существует ли смысл за видимостью.
Примерно в это время, когда я глубоко размышлял и обдумывал, начало происходить нечто любопытное. Время от времени, утром после пробуждения я пытался припомнить свои сновидения, но всё, что я мог вспомнить, это — голубой свет. Как бы я ни напрягал свою память, чтобы извлечь сюжет сновидения, его там не было. По сути не было ни действия, ни предметов, ни персонажей, ни меня, ничего, — только голубой свет.
Я чётко вспоминаю мысль одним утром: «Ладно, что мне записать в свой журнал сновидений, — голубой свет?» — это действительно выглядит очень странно. Затем, спустившись к столу, чтобы позавтракать, моя жена спросила меня полушутя: «Роберт, что с тобой?» Я засмеялся и спросил её, что она имеет в виду. «Прошлой ночью я проснулась и посмотрела на тебя, — сказала она, — у тебя на лице было это выражение, я не знаю… как чистое блаженство, или экстаз, или что-то такое. Ты в порядке?» Я уверил её, что со мной всё прекрасно, что я просто увлёкся сновидениями и мыслями. Я не сказал ей о моих глубоких размышлениях о реальности и роли личности в творении переживаемой реальности, или о моём сильном желании как-нибудь выйти за рамки этого.
Мне пришло в голову, что этот голубой свет напоминает мне нечто ещё, что случалось со мной. Многие годы, в состоянии бодрствования, я периодически замечал пятно голубого света в поле моего восприятия, как правило, с левой стороны. Это пятно могло двигаться вокруг, вверх и вниз, так что я понимал, что это не какое-то повреждение у меня в глазу. Оно могло маячить пару часов в день, а затем я его больше не замечал целую неделю. Любопытно, что это пятно, кажется, появлялось чаще всего тогда, когда я думал на интересующие меня темы, например, о природе реальности, сознании или осознанном сновидении.
Эта серия ночных переживаний голубого света в конце концов привела к осознанному сновидению, которое я в шутку называл «чудовищем голубого света» (Ноябрь 1995):
Я осознал себя. Свет приглушённый, так что я крикнул к сновидению: «включи свет!» и всё стало гораздо ярче. В этот момент я заметил нечто похожее на белое пустое святилище. Войдя в него я вдруг увидел фигуру, состоящую из голубого света. Эта фигура была примерно в три раза больше меня. Сперва я отступил назад, но затем она показалась мне смешной, и я начал смеяться, — я встретился с чудовищем голубого света! или, быть может, богом голубого света, так как оно, по всей видимости, вовсе мне не угрожало, несмотря на его рост, только который и мог внушать страх или могущество. Я почувствовал, что мне нужно переступить через него, так что я побежал, чтобы преодолеть его. Как только я прошёл через него, раздался сильный шум в осознанном сновидении, и я проснулся.
Только одна ассоциация пришла мне на ум в связи с этим образом, и она была связана с буддийскими рисунками, которые часто содержат изображения могущественных фигур с голубым цветом в каждом из четырёх углов. Но почему мне приснился этот образ? Я не изучал буддизм (после того как просмотрел всё, что мне попадалось на этот счёт) и поэтому не имел никакого глубокого знания по этому предмету. Я лишь проявлял к нему глубокий интерес, пытаясь понять природу реальности и смысл жизни.
Когда я начал вспоминать все свои переживания осознанного сновидения, у меня сформировалось острое чувство уверенности. Реальность осознанного сновидения должна быть просто другой реальностью, наподобие реальности бодрствования, со своими формами, и символами, и смыслами, и предрассудками, но где-то за нею должна быть реальность в последней инстанции или базовая реальность, из которой эти реальности выплывают. Могут быть бесчисленные реальности, как утверждал дон Хуан, но за всеми ними должно существовать нечто, что поддерживает их всех.