Ведьма и столичный инквизитор (СИ). Страница 15

Голубая гостиная оправдывала название – обивка мебели, портьеры, даже ковер были выдержаны в различных оттенках голубого и синего, создавая впечатление, будто находишься внутри аквариума. И в этом аквариуме копошились его обитатели.

Первой поднялась навстречу мать семейства. Госпожа Мемлок, должно быть, за шестьдесят, но тщательно законсервированная дорогими кремами и тугими корсетами. Ее лицо, когда-то, наверное, миловидное, теперь напоминало перезрелый абрикос – мелкие черты, множество морщин, но все подтянуто и накрашено. Глаза, острые и влажные от слез, сверлили меня с порога.

Дама была одета в шелковое платье немыслимого лилового оттенка, усыпанное кружевами и брошками, каждая из которых могла бы кормить семью крестьянина средней руки в течение года. От госпожи волнами несло тяжелым, цветочным парфюмом.

– О, господин инквизитор! Наконец-то! – заголосила она, протягивая ко мне дрожащую, руку в дорогой перчатке.

Я едва коснулся кончиков холодных пальцев губами.

– Мы в отчаянии! Совершенно! Это кошмар! Наш бедный, бедный Эдгар!

Рядом с ней встал мужчина лет сорока – старший сын, судя по всему. Он был копией отца с портретов, только в более мягкой, разжиженной версии. Тучный, с дряблым лицом, заплывшими глазками и жирными губами. Его дорогой, но явно тесный камзол боролся за существование, обтягивая огромный живот.

– Гюнтер Мемлок, – представился мужчина хрипло. – Старший сын. Мы… мы потрясены до глубины души, господин инквизитор.

Поодаль, на других диванах и креслах, расположились еще четверо братьев. Всех возрастов и степеней упитанности, но все неоспоримо Мемлоки – те же щеки, те же маленькие глаза, та же аура ленивой сытости. Они перешептывались, поглядывая на меня с любопытством.

«Никто из них», – подумал я, окидывая их беглым взглядом, – «никогда в жизни не знал настоящего труда или тягот. Их мир – еда, сон, мелкие интриги и счет доходов с имений. Инквизиторов среди них быть не может по определению не смотря на действующий королевский указ».

В центре комнаты царил хаос, сосредоточенный вокруг огромного дивана, на котором, как огромный жирный сом, выпучив глаза возлежал больной. Мужчина лет тридцати. Эдгар Мемлок, судя по всему. Он был огромен. Одутловатое лицо цвета теста, мелкие, заплывшие глазки, влажно блестевшие от страдания. Одет в шелковый халат, который с трудом сходился на его брюхе. Мужчина тяжело дышал, временами стеная.

И, наконец, в углу, у окна, стояла девушка. Невеста. Мицика. Восемнадцать лет, тонкая, как тростинка, в невероятно дорогом, расшитом драгоценными камнями платье цвета рассветной зари. Ее лицо было бледным, глаза опухшими от слез или бессонницы. Девица держалась отстраненно, словно стараясь стать невидимой. Пальцы нервно теребили край плотной белой перчатки на левой руке.

«Ее положение здесь было очевидным. Дорогая покупка для этой семьи обжор», – безжалостно подумал я.

И явно несчастная.

– А где глава семейства? – спросил, окидывая эту печальную ассамблею взглядом.

– О, бедный мой супруг! – заголосила госпожа Мемлок. – У него от горя колики в животе. Хотел спуститься, приветствовать вас, господин Инквизитор, но не смог. Совсем измучен. Старший сын мой, Гюнтер, спать не может от переживаний! Младшенький, – она кивнула на одного из жующих братьев, – так расстроился, что есть не может! Совсем аппетит пропал. Видите?

Указанный «младшенький», парень лет двадцати, весом явно за центнер, в этот момент запихивал в рот эклер целиком. Он смущенно замер, крем выступил у него в уголке рта.

Я едва сдержал саркастическую улыбку.

Не может есть… Да они все здесь, похоже, страдали лишь от невозможности втиснуть в себя еще один пирог.

- Колдовство… Это колдовство. Не иначе, - простонал пострадавший со своего лежбища.

– Спасите моего бедного Эдгара! На него наслали порчу! Прокляли! Иначе как объяснить этот… этот кошмар! – запричитала госпожа Мемлок.

– В чем же заключается кошмар, госпожа? – спросил, стараясь сохранять ледяную вежливость, отстраняясь от ее парфюмерного облака. Мой взгляд скользнул по Мицике. Она вздрогнула и опустила глаза.

– Наш Эдгар, он только женился! И вот уже третий день он болен. Страшно болен! – Госпожа Мемлок закатила глаза, словно не решаясь произнести кощунство. – Третий день не выходит из уборной! И не то, что не выходит… а там… там ужас! Кровь! И запах!

Я приподнял бровь. Диарея с кровью? Звучало неприятно, но уж точно не как результат темной магии. Скорее, как результат темного отношения к собственному желудку.

- А главное – он не может, – Госпожа понизила голос до шепота, наклонившись ко мне, –исполнить супружеский долг! Три дня кошмара. Невеста вот, истомилась по жениху! – Она махнула платочком в сторону Мицики, которая опустила глаза, но я заметил, как уголки ее губ дрогнули.

Истомилась? Скорее, вздохнула с облегчением

– Это же явное колдовство! Чтобы опозорить наш род. Лишить нас наследника. – продолжила мать семейства.

Было видно, что новоявленной невесте неприятно здесь все и все. И что ей очень жарко. Но в отличие от госпожи Мемлок, которая была в тонких кружевных почти прозрачных перчатках, юная Мемлок почему-то надела плотные.

В этот момент Эдгар на диване застонал громче:

– Колдовство… Это колдовство… Не иначе… Ведьма… Заколдовала…

– Кто? – спросил я, подходя ближе. Запах, исходящий от несчастного жениха, был не самым приятным дополнением к картине.

– Горничная! – почти одновременно выкрикнули мать и Гюнтер. – Марго! Та, что постель заправляла в день свадьбы. – пояснила госпожа Мемлок. – Точно позавидовала счастью молодых. Ведь у нее нет такого жениха роскошного. Вот и навела порчу. Мы ее в чулан заперли. Ждем вашего дознания.

Ага, «ведьма» уже найдена. Удобно.

Я мысленно вздохнул. Этот сценарий был старее, чем инквизиция.

Саму «ведьму», рыдающую девчонку лет шестнадцати, привели тут же. Она дрожала как осиновый лист, лицо распухло от слез, твердила одно: «Не я, господа, честное слово, не я!» В ее глазах читался только животный страх. Ни капли колдовской силы или злого умысла.

Обычная запуганная служанка.

– Прежде чем кого-то обвинять, – сказал ровно, – позвольте уточнить детали. Вы говорите, господин Эдгар страдает расстройством желудка. Почему вы решили, что это колдовство, а не, скажем, последствия обильного свадебного ужина? Или несвежих продуктов?

Я кивнул в сторону подноса с закусками, который снова появился в дверях.

Госпожа Мемлок всплеснула руками:

– Обильный ужин? Да Эдгар всегда хорошо кушает. Это же нормально для мужчины. А продукты, – она сделала брезгливую гримасу, – мы едим все только самое лучшее. Я никогда не экономлю на здоровье моих детей. Нет, господин Блэкторн, это колдовство. И мы уже… мы даже травницу вызывали. Слышали, она опытная, пастуха какого-то вылечила, хоть у того такое… было!

Дама округлила глаза, намекая на нечто ужасное.

– Но она оказалась не так хороша! Врут слухи! Просто говорит, что Эдгар слишком много ест, переел. Представьте? Переел! Наш Эдгар!

Она с нежностью посмотрела на стонущую «гору» на диване.

– Оказалась совсем не такой серьезной профессионалкой, как о ней говорили. Вот она, кстати…

Госпожа Мемлок махнула рукой в сторону двери в соседнюю комнату, откуда только что вышла служанка с подносом. Там, спиной к нам, у стола с лекарскими склянками, возилась невысокая фигура в голубом платье. Рыжие волосы были собраны в небрежный узел, из которого выбивались непокорные пряди.

Рыжие. Мое сердце екнуло. Знакомый рыжий костер.

Успокойся, Блэкторн, город полон рыжих девиц. Я отвернулся.

А травниц из них сколько?

– Какая травница? – переспросил больше из вежливости.

– Да вот же она! – госпожа Мемлок указала пальцем. – Теяна, кажется.