Напарник обмену и возврату не подлежит (СИ). Страница 31

– А если прокурор такой же купленный, как и адвокат Мартини? – усомнилась Ферра.

– Это Томазо Фогаццаро, его не купишь ни за какие деньги, – уверенно сказал Солто.

– Ну хорошо, – согласилась Ферра, – теперь к делу…

– То есть это ещё не всё, Ферра? – опешил начальник.

– Конечно, не всё, – ответила она.

– Кто-то дорвался до дела, – проворчал Солто.

– Ещё бы, – усмехнулась Ферра. – Мне нужен Везунчик. Здесь, в Понто-Виэста.

– Ферра, Везунчики не в моей компетенции, я не могу выслать его почтой, – взмолился шеф, и Эрманика вдруг отчётливо представила, как он активно жестикулирует, зажав телефонную трубку плечом и напрочь забыв о том, что подчинённая его не видит. – Как, по-твоему, я должен его отправить к тебе? Он мне не подчиняется.

– Ну, просто попросите кого-нибудь его найти и передать от меня привет, – пожала плечами Ферра. – Пусть ему скажут, что я без него тут скучаю на курорте, вдруг подействует?

Шеф только вздохнул.

– Но как я его буду ловить?

– Торрано, – вспомнила Эрманика, – у нас есть толковый патрульный, Торрано, поручите ему доставить Везунчику сообщение. Это хороший человек, он служил с Армандо. Если Везунчик откажется ехать сам, пусть Торрано привезёт его.

– Ферра, – простонал шеф, – может, ты там найдёшь кого-то такого же, но поближе?

– Мне нужен только этот красавчик, – твёрдо ответила Эрманика. – Если вы боитесь не справиться, я за ним вернусь.

– Хочу напомнить, что пока никому не известно, куда ты делась, – понизив голос, проговорил шеф. – Как и наш мальчишка Гатто. А как узнают, могут вам навредить. Знаешь, как этот говорит, «вы вынуждаете нас убивать во время поста, мы сожалеем, но нам придётся»… Сиди тихо, Ферра. Я сделаю всё, что в моих силах. И не вздумай там рыскать слишком явно, хотя бы не ходи в полицию пока, слышишь? Действуй предельно осторожно!

– Да? Тогда хотя бы скажите, кто сейчас управляет Понто-Виэстой, – хмыкнула Ферра, – потому что так будет быстрее.

– Да не знаю я, кто-то из Де Ритта, – быстро ответил шеф. – Но кто именно – это же надо по каким-то каналам… Ааа! Вот зачем тебе этот носатый проныра! Ну и хитрая же ты баба!

– Спасибо, шеф, – радостно сказала Ферра и повесила трубку.

Не чувствовала она себя «хитрой бабой», конечно. Она себе казалась хрупкой и неуязвимой. Железная фея? Ха! Скорее уж фарфоровая, да ещё с обломанными ручками.

Тем не менее, показывать это другим в планы Ферры не входило. Пусть лучше все считают её железной, чем норовят разбить.

После почты она отправилась отнюдь не в полицейское отделение. С ним можно было и повременить. Нет, Ферра отправилась искать церковь, где когда-то среди прихожан числились Марсио, Джулия и маленький Альтео. Городок спокойно жил своей жизнью: куда-то спешили разные люди, бегали дети, видимо, уже закончившие учиться на сегодня, проезжали машины и мотоциклы. Маленькие кафе и уютные лавочки манили ароматами и яркими витринами. Зацветали магнолии, набирали цвет сливы и абрикосы.

Здесь дышалось иначе, и Ферра вспомнила, что когда-то бабушка с дедушкой возили её в такой вот городок. Как он назывался? Этого в памяти не осталось. Они снимали домик совсем близко от пляжа, дощатый сарайчик, где вместо кроватей стояли наспех сколоченные топчаны, а из матрасов лезла серая вата. Зато, в отличие от крупных городов, там не стреляли на улицах…

И над морем летали чайки, а иногда ласточки чиркали крылом по спокойной воде. «Мама, там ласточка летит…»

Только ближе к вечеру Эрманика отыскала церковь, где раньше была приходская школа. Теперь это было полузаброшенное место, куда мало кто заглядывал. И пожилой священник встретил Ферру буквально с распростёртыми объятиями.

– Люди стали жить слишком хорошо, – пожаловался он, – если даже в пост никто не заходит помолиться.

– Я видела немало людей в соседнем храме, – наябедничала Эрманика.

– Вот как, – вздохнул священник. – Это потому, что мы теперь далеко от главных улиц… и ещё потому, что люди предпочитают, чтобы церковь была с историей. Мы не достопримечательность – ни древней постройки, ни знаменитых статуй! Дева в храме Семерых мучеников мироточит каждое воскресенье, мощи в часовне возле Вилла-Беатриче исцеляют от кожных болезней. А у нас не нашлось ни единого чуда, и даже дух мальчика нас покинул.

– Дух мальчика?

– Это старая история, – оживился падре. – Хотите послушать её? Она указывает на то, что Кристо не делает разницы между людьми, даже если они принадлежат к другой конфессии, – сказал священник. – Слушайте же! Когда-то давно выходцы из Элладии, грико, жили среди нас обособленно и ходили в свою церковь, где молились на родном языке, а не на октавии. Затем постепенно появились смешанные семьи, и кто-то из грико перешёл в нашу веру, октавийскую, признав её единственной верной среди народов. Но важно ли, на каком языке обращаться к Богу, если это идёт от самого сердца и от всей души?

Тут священник сделал паузу, и Ферра покачала головой.

– Нет, не важно. Кристо понимает всякую речь, потому что слушает, о чём говорит сердце, а не то, о чём лепечет глупый язык, – сказала она.

– Сын Марии и Альберто, Лаэртэ Илларио Кордия, ходил в нашу церковь. Он сам выбрал её, и учился здесь не только грамоте и математике, он изучал музыку. Какой у него был голос! Когда Лаэртэ пел псалмы, ангелы замирали на небе и прилетали к окнам, чтобы послушать. Говорят также, что он обладал особой магией, способной исцелять больные души. Когда мальчик пел, люди плакали и смеялись, и им становилось легче жить. Но в те времена ремийцы и грико плохо ладили между собой, часто вспыхивали крупные драки. Дрались рыбаки, торговцы сладостями, садовники и цветочники. Семья Витторио потеряла сына в воскресенье, прямо на пороге церкви, когда кто-то из подвыпивших горожан швырнул в него бутылкой с вином. С тех пор, когда мальчики пели на уроках или богослужениях, Лаэртэ Кордия неизменно появлялся среди них и пел так, что ангелы слетались на подоконник и плакали.

– Постойте, – сказала Ферра, – а когда это случилось?

– Лаэртэ погиб около тридцати лет назад. Я был ещё совсем молодым, – сказал падре.

– Двадцать девять лет назад? – уточнила Эрманика. – И тогда же родился Альтео ди Маджио?

– Это мне доподлинно неизвестно, – сказал падре, – однако я точно знаю, что Лаэртэ перестал быть нашим певчим вместе с Альтео. Когда мальчик пропал – исчез и призрак.

– Они дружили?

– Ради их дружбы мне пришлось даже солгать отцу Альтео, – признался священник. – Я сказал, что Лаэртэ живой мальчик, не призрак в нашей церкви. Более того, я показал ему Лаэртэ, Марсио слышал его голос. Кто не слышал в ту пору, как поёт Лаэртэ?!

– Его видели… многие? Среди дня? Фантом? – изумилась Ферра.

У неё сердце чуть не остановилось, а может быть – чуть не разорвалось в ту секунду, которую она ждала ответа.

– Его видели и слышали те, кто был готов. Марсио следовало чаще посещать церковь. Из семьи Кордия лишь его маленький сын бывал у нас достаточно часто.

– Альтео, – сказала Ферра.

– Он был хороший мальчик. Мне жаль всю семью и очень печалит судьба единственной оставшейся в живых ди Маджио… Но плакать я готов только по Альтео. И по его другу Лаэртэ.

Ферра так и не пошла в этот день в полицию.

Ей надо было успокоиться и, пожалуй, не помешало бы спеть – но ведь теперь-то не было родного дома поблизости и не было ванной, чтобы запереться там как следует. Улица закончилась песчаным пляжем, пустым в это время года, а по пляжу, утопая туфлями в песке, Ферра дошла до совсем уж пустынного места. Море шумело – куда там душу! И здесь Эрманика выплеснула всё смятение и всю усталость в песне. Слова она помнила плохо, потому что слышала их всего несколько раз по радио и один раз в кино. Но они сами приходили на ум, а нет – так Ферра заменяла их на более или менее подходящие.

Медленное танго с припевом «Будешь в раю – позвони мне!» как нельзя более подходило к случаю. Оно ранило Эрманику во время фильма, остриём пройдясь по сердцу, а теперь исцеляло эту же рану.