Напарник обмену и возврату не подлежит (СИ). Страница 17

– Неожиданно, – кашлянул шеф. – В таком свете я начинаю думать, что и нашему психологу нужен психолог.

– Это часть терапии, – сказала Эрманика. – Такой… наглядный урок.

– И медиум?

– А что медиум? – спросила Ферра. – Он её друг, в нашем штате не числится.

– Медиумы – шарлатаны, а не маги. Даже церковь не включила их в список прощения, – сообщил Солто. – Как бы он тебя не облапошил.

– Но он ведь не требует ни денег, ни имущества, – удивилась Ферра. – Какая у него выгода?

– Не знаю, – признался Солто. – Но ты всё-таки будь осторожна.

***

Цветы нашлись в лавке на углу Виа Мирра и Страда Сан Ладзаро. Бледно-розовые и тёмно-красные розы в высоких вазонах, скромные белые хризантемы, вызывающе-жёлтые ветки акации с остро пахнущими цветочками-шариками… Ферра даже пару раз чихнула на них, а затем шёпотом спросила у Альтео:

– Какие цветы ты бы хотел?

– Вон те, – сказал ди Маджио. – Их можно посадить там, под персиковым деревом… Будет красиво.

Гиацинты в обёрнутых в гофрированную бумагу глиняных горшочках стояли отдельно. Они едва начинали цвести, но уже издавали роскошный аромат, который ни с чем не перепутаешь.

– Хотите? Уступлю недорого, – с надеждой в голосе предложила цветочница, заметив, что Ферра смотрит на толстенькие стебли с фиолетовыми и нежно-лиловыми бутонами. – Собирались разбудить их к концу поста. Чтобы на Пасху брали! А они вон как, на месяц раньше проснулись, ишь, торопыги.

– Давайте, – согласилась Ферра и выбрала несколько горшочков.

В них дружными семейками росли из двух-трёх луковок почти распустившиеся гиацинты – белые, розовато-сиреневые, фиолетовые. Бабушка очень любила гиацинты, а Ферра, в целом тогда равнодушная к цветам, любила бабушку. Нельзя было не любить эту энергичную худощавую женщину, которая с одинаковым удовольствием и рвением бралась что за уборку, что за возню в цветнике, что за любое другое дело. Бабуля была из того поколения, когда основным призванием женщины было выйти замуж, сидеть с детьми и смотреть за домом. Потеряв двоих сыновей во время смуты и ещё одного на войне, бабушка потеряла интерес к единственной дочери. И любовь в ней вспыхнула только с рождением маленькой Ники.

Ради неё купили новый дом. Ради неё разбили сад и везде сажали цветы. Эрманика должна была вырасти маленькой принцессой, пойти учиться в какой-нибудь хороший университет, стать врачом или адвокатом.

А гиацинты… Бабушка держала в прохладном подполе луковки, которые «будила» за какое-то время до Пасхи. Для маленькой Эрманики всегда оставалось загадкой, как предугадать точное время, чтобы стрелки начали распускать первые цветочки именно в Страстную пятницу, а к Воскресению благоухать вовсю! Когда Пасха была поздняя, это казалось невозможным, гиацинты, вот как сейчас, рвались из темноты на волю уже в конце февраля! Но у бабушки получалось. Каждый раз день в день. И она говорила: это символ возрождения из небытия. Это первый знак того, что чудо произойдёт.

И каждый год чудо происходило.

***

Когда пришли Космо и Леона, Ферра уже всерьёз жалела о том, что не может удавить Альтео ди Маджио собственными руками.

– Я в жизни ещё не видела такого болтливого покойника, – пожаловалась она медиуму, – а я их, поверьте, с моей работой повидала немало.

– А что не так? – спросил Космо, оглядывая плоды старания Ферры.

В просторной «общей» комнате она поставила посередине старый стол из кладовки, застелила его белой скатертью с красной кромкой. На столе улёгся Альтео, сложив руки за голову. На нём был костюм. Раньше ди Маджио никогда не менял одежду! Всегда появлялся в серых брюках в тонкую синюю полоску, подтяжках и белой рубашке с расстёгнутым воротом. Ферра привыкла к такому Альтео ещё в детстве… в её семь или восемь лет, когда смешливый темноволосый мальчик на несколько лет старше вдруг появился рядом и сказал «привет». Помимо этой одежды, уже на взрослом Альтео всегда была шляпа. А сейчас на нём вдруг появился такой красивый чёрный костюм с белым парчовым жилетом и таким же галстуком, и белая роза в петличке. Аккуратно приглаженные тёмные волосы казались париком.

– Всё ему не так, – вздохнула Ферра. – То он утверждает, что должен лежать в настоящем гробу, то ему не нравится, как я покрасила коробку…

– И положила туда красный бархат! Красный! – возмущённо сказал ди Маджио. – Когда я просил белый шёлк!

– У меня нет белого шёлка!

– А твоя блузка?

– Это единственная нарядная блузка в моём шкафу, почему я должна её резать?! Вот видите, Космо, это просто какой-то кошмар. Вы где-то видели, чтобы кто-то так препирался по поводу своих похорон?

– Ни разу, – радостно ответил медиум. – И я очень доволен, что вижу и слышу это. Потрясающий материал, никогда такого не видел…

– Постойте-ка, а разве вы уже не проводили такие обряды? – с беспокойством спросила Ферра.

– Упокоение призраков и устранение фантомов моя работа. Но я никогда не сталкивался с такими явлениями, как ваш Альтео – только слышал о подобном, равно как и о том, с помощью чего решаются такие проблемы.

– Я требую священника, – капризно сказал ди Маджио. – Почему нет священника?! Кто-то же должен читать молитвы или там петь псалмы, а?! Какие это похороны, если не пришёл падре!

– Угомоните его как-нибудь, пожалуйста, пока я не сошла с ума окончательно, – взмолилась Ферра, стискивая руки на груди. – Он стал таким невыносимым в течение последних пары часов, что мне кажется – у меня голова треснет от его болтовни.

– Леона, ты ведь обещала, что позовёшь капеллана, – сказал Космо.

– И он обещал прийти, – рассеянно ответила Нетте-Дженца.

Она не слышала препирательств с Альтео, точнее, слов призрачного парня, но понимала, о чём напряжённо беседуют Космо и Ферра. Понимала, что в этом разговоре принимает участие и ещё один собеседник. Но ей всё же было не по себе.

– Это отдаёт каким-то то ли запретным колдовством, то ли и вовсе святотатством, – сказала психотерапевт, помещая своё полное, монументальное тело на диван подальше от стола. – Поэтому я не уверена, что священник…

– Священнику до жути любопытно, что вы придумали, – сообщил от дверей падре Амадини, служивший в полицейском управлении.

Ферра его практически не знала, но этот развязный, немного пошловатый парень с его зализанными гелем волосами ей никогда не нравился. Когда случалось что-то из ряда вон выходящее и требовался священник, Амадини был тут как тут. Но вот даже сейчас – разве не мог он хотя бы притвориться священнослужителем, раз уж не получается быть им? Небритый, частенько брякающий не к месту сомнительные изречения, лишь слегка напоминающие цитаты из Писания, плохо учивший в семинарии латынь, Амадини казался Эрманике пародией на то, каким должен быть настоящий капеллан.

Но ди Маджио был готов и на такого священника.

– Отлично, – сказал он. – Этот парень хоть дьявола отпоёт, лишь бы было весело.

– Привет, Амадини, – сказала Ферра. – У нас тут задумано унылое веселье в стиле «схорони воображаемого друга». Этого «друга», разумеется, никто, кроме меня и медиума, не видит.

– Ого! – удивился и обрадовался развязный падре. – Я участвую! Хотя… разве тебе не жаль расставаться с таким напарником? С ним можно и выпить, когда больше не с кем, и посмеяться над тем, над чем больше ни с кем не посмеёшься. И даже посоветоваться. А главное, уж этого-то никогда не убьют.

– У меня толковый стажёр, может, он моим напарником и будет. А может, дадут другого. Но уж точно не такого, который может вломиться ко мне в душ или в туалет или будет сидеть на капоте машины, когда я её веду. И не такого, которого невозможно заткнуть!

– Это всё про меня, – с нежностью сказал Альтео. – Ну, если ждать больше некого и нечего, давайте приступим к моим похоронам. Командуйте, Космо!

– А потом найдется, чего пропустить пару стаканчиков? – спросил Амадини с усмешкой.