Хозяин антимагии 5 (СИ). Страница 26

— Граф Пестов… — прошептал он. — Но ваш род… — он запнулся.

Я, не моргнув глазом, парировал голосом, полным холодной уверенности:

— Обстоятельства меняются. Я был проездом в Москве по делам империи. Амат сказал, что хочет заехать к князю, и я принял за долг засвидетельствовать почтение Юрию Фёдоровичу. Дабы не сочли за неуважение к столь почтенному дому, — выкрутился я.

Наглая, топорная отмазка. Но наглость, подкреплённая статусом, это лучший пропуск в любое общество. Дворецкий, всё ещё опешивший, почтительно склонился.

— Конечно, ваше сиятельство. Тысяча извинений за нерадивого слугу. Сию минуту провожу вас до господина. Пожалуйте. Прошу следовать за мной.

И мы, как по мановению волшебной палочки, переступили порог особняка.

Роскошь большого зала давила не столько богатством, сколько своей показной, удушающей совершенностью. Хрустальные люстры, отбрасывающие тысячи бликов, тяжёлый парчовый штоф на стенах, замысловатые статуи у стен, звуки оркестра на хорах.

Пахло дорогими духами, жареной дичью и сладостями.

Дворецкий вёл нас через толпу, которая расступалась, одаривая удивлёнными, любопытными, а порой и враждебными взглядами.

Наконец мы предстали перед князем, а слуга тут же что-то шепнул своему хозяину на ухо и сразу удалился.

— Граф Кирилл Пестов, прославившийся взятием Балтийска? Вы ли это? Я слышал, ваш род не в праве покидать колонии, — произнёс он с ядовитой издёвкой, едва заметно растягивая слова.

Я сохранял ледяное спокойствие, чувствуя, как Амат рядом напрягся, уловив скрытую угрозу в голосе.

— Обстоятельства меняются, ваше сиятельство, — парировал я ровным тоном, глядя Оболенскому прямо в глаза. — Империи требуется служба на всех рубежах, а не только на отдалённых, — позволил себе едва уловимый акцент на слове «отдалённых», намекая на колонии.

Князь перевёл тяжёлый взгляд на Амата.

— Амат, дорогой, — как-то слишком наиграно улыбнулся Оболенский, — рад тебя видеть. Помню тебя ещё вот таким мальцом, — князь опустил руку на уровень пояса.

— И я рад, ваше сиятельство, — почтительно кивнул друг.

— Что ж… Наслаждайтесь балом, господа. Сегодня важный день для моей семьи.

Из последующих тостов и обрывков разговоров стало понятно, что мы здесь оказались как нельзя вовремя.

Бал был в честь помолвки княжны Мирославы.

Её жених, князь Умар Хамурзин, выделялся в толпе как экзотический цветок: смуглый, с хищными чертами лица, в богато расшитом золотом халате поверх европейского костюма.

За ним неотступно следовали трое телохранителей: крупные молчаливые мужчины с непроницаемыми лицами. По их осанке, манере двигаться и огромным топорам, висевшим на спине, я понял, что это сакраворы. Лучшие воины с южных границ империи.

Где-то читал, что они недомаги. Обладают сразу двумя стихиями: земли и жизни, но на очень примитивном уровне. Зато рубаки хоть куда. А ещё ходили слухи, что раны сакраворов затягивались на глазах, делая их живучими в самом пекле боя. С такими шутки плохи.

Мы с Аматом принялись искать глазами Мирославу.

Заметил её почти сразу.

Девушка была прекрасна: высокая, стройная, с осиной талией, утянутой в корсет. Глаза цвета осеннего неба смотрели умным, но печальным взглядом.

Девушка старалась казаться непринуждённой, вести светские беседы. Она мило улыбалась, но в каждом движении читалась скованность, глубокая тоска и отчаяние загнанного зверя.

Окружённая подругами и назойливой роднёй, Мирослава была практически недосягаема.

Нужен был диверсионный манёвр.

И тут Амат превзошёл все мои ожидания.

Он начал с того, что «нечаянно» прошёлся по шлейфу дамы в бриллиантах, едва не оторвав его.

Пока та с визгом выясняла, кто виноват, друг, извиняясь, сделал шаг назад и задел локтём треногу с огромной вазой, доверху наполненной цветами. Раздался оглушительный грохот, хруст фарфора и треск ломаемого дерева.

Вода, цветы и осколки разлетелись по полу.

В наступившей мгновенной тишине Амат громко и искренне изрёк:

— Чёрт! Простите, я неловко повернулся. Виноват.

На него обрушился шквал возмущённых вздохов, смешков и суеты слуг.

Пока те сметали последствия катастрофы, Амат, недолго думая, вступил в спор о преимуществах линейной тактики над рассыпным строем с одним из престарелых генералов, увешанным орденами с ног до головы.

— Ваше превосходительство, с вашего позволения, это глупость! — рявкнул Амат на весь зал, привлекая всеобщее внимание. — Пока вы будете выстраивать каре, мой взвод уже зальёт вас волной с головой и утопит! Я за внешнем кольцом колоний видел, как…

Он пустился в красочный и абсолютно неправдоподобный рассказ о битве с морскими тварями, активно жестикулируя и то и дело задевая других гостей.

Генерал побагровел, заспорил.

Вокруг них моментально образовалась толпа зевак. Князь Оболенский смотрел на это с выражением человека, только что запустившего лису в свой курятник.

Пользуясь суматохой, я тихонько подошёл к Мирославе.

— Княжна, простите за бестактность, — тихо сказал я, склоняясь в формальном поклоне. — Передаю вам привет от нашего общего друга. Фердинанда.

Эффект был мгновенным.

Она побледнела. Глаза расширились от потрясения, страха, что наш разговор кто-то услышит, и безумной надежды, что возлюбленный где-то рядом.

Веер выпал из ослабевших пальцев.

— Вы… вы знаете Ферди? — прошептала девушка дрожащим голосом. — Где он? Что с ним? Он жив?

— Он здесь, совсем близко. Ждёт вас на старом месте, у беседки, — так же быстро и тихо прошептал я в ответ, поднимая и отдавая веер.

Девушка сжала его так, что тонкие костяные пластинки затрещали. Она смотрела на меня со смесью надежды и животного страха.

— Зачем вы… почему вы рискуете? Отец… он уничтожит вас, если узнает.

Позволил себе лёгкую, почти беззаботную улыбку, которую я когда-то использовал, успокаивая аспирантов перед защитой.

— Я живу в колониях, княжна. Власть вашего отца не простирается так далеко. А я, скажем так, не самый слабый игрок на том поле. И ради истинной любви, — я посмотрел на её испуганное лицо, — иногда стоит рискнуть. Это лучшая инвестиция в будущее.

Мирослава сделала глубокий вдох.

В тот же миг её взгляд стал твёрдым. Девушка кивнула и, разыграв лёгкое недомогание, подошла к отцу.

Видел, как она что-то говорит, касаясь его руки. Князь поморщился, что-то буркнул в ответ, но после умоляющего взгляда дочери нехотя кивнул.

Через мгновение она уже шла к выходу в парк в сопровождении шести подруг. За ними на почтительном расстоянии последовали двое охранников в ливреях Оболенских. Это были крепкие ребята с саблями на поясах и с нашивками магов-воздушников.

Мы с Аматом пошли в парк другим путём, держась в глубокой тени стриженых деревьев и статуй.

После душного зала ночь показалась прохладной и пьяняще свежей. Вдали, у самой ограды, в лунном свете белела призрачным пятном круглая мраморная беседка.

Подруги Мирославы смеялись и громко переговаривались о духоте в зале. Они устроились на скамейках, искусно заслоняя девушку от охраны. Княжна тут же метнулась к решётке.

И тут из тени старых лип вышли трое сакраворов из свиты жениха. Они двинулись прямиком к беседке ровным, неспешным шагом. Один из них, самый крупный, издал низкий гортанный клич, больше похожий на рык медведя.

Всё завертелось, как вихрь, за какие-то мгновения.

Подруги Мирославы, истошно визжа, разбежались в разные стороны, как испуганные птицы.

Охранники Оболенских рванули к княжне.

Один из стражников, с горящими от гнева глазами, взмахнул рукой, и из его ладони вырвался сгусток сжатого воздуха, способный переломать все кости.

Тут же, словно из пустоты, около решётки возник воздушный щит — работа Цеппелина. Заклинания с хлопком рассыпались в ничто, словно их и не было.

Пятеро на одного? Ну уж нет!

Я сфокусировался. Земля под ногами двух охранников Оболенских внезапно размягчилась, превратившись в зыбучий песок, и их сапоги по щиколотку ушли вглубь.