Увидевший Дюну. Страница 8
В ряде случаев такая свобода подвергала его жизнь опасности, например, длительные рискованные плавания на лодке и поездки на охоту, которые он совершал без присмотра взрослых. Однажды отец чуть не утонул в коварном течении, когда купался у отмели при впадении реки Хайлбос в залив.
Учеба в школе всегда давалась ему легко, отец часто скучал на уроках. В начальных классах он плевал бумажными шариками в насекомых на стенах, в одноклассников и в учительницу, миссис Пастор. Как-то раз, стоя у доски спиной к классу, она почувствовала, как что-то мокрое попало ей на шею.
Никто не признался миссис Пастор, кто это сделал, по крайней мере прямо. Когда она сняла с шеи крошечный комок влажной бумаги и обернулась, все взгляды устремились на светловолосого Фрэнка, который сидел на среднем ряду за одной из ближайших парт. Подойдя к нему, она бросила на парту бумажный комок. Высокая женщина в очках с толстыми стеклами и с волосами, собранными в пучок, возвышалась над ним.
– Так значит, это ты! – рявкнула она, ее лицо побагровело от гнева. – Останешься после уроков, я с тобой разберусь!
«Я попал», – подумал отец, когда она вернулась к доске.
Его разум застилал страх, и остаток дня он не мог думать ни о чем другом.
После уроков он сидел на маленьком стульчике возле стола учительницы, с опаской поглядывая в отражение ее блестящих очков, и искал способы успокоить ее. Она посмотрела на него сверху вниз, ее лицо перекосило от ярости.
– Почему вы так злитесь на меня? – спросил Фрэнк тихим, прерывистым голосом.
– Я не злюсь на тебя! – проревела миссис Пастор. Схватив мальчишку за плечи, она яростно встряхнула его, потом вновь и вновь, продолжая трясти, кричала: – Я не злюсь на тебя! Не злюсь!
Это была странная сцена, и годы спустя, когда у отца появилось время поразмыслить над этим происшествием, он понял, что такое бессознательное поведение. Учительница злилась на него, сама того не подозревая. Он с успехом использовал этот аспект психологии в произведениях и в жизни, больше обращая внимание на поступки людей, чем на слова.
Когда Фрэнку исполнилось шестнадцать, он с разрешения отца поехал на семейном «бьюике» на свидание. В машине сидела его девушка и еще две пары, и они мчались по шоссе 99 за пределами Такомы со скоростью более восьмидесяти миль в час. Вскоре их остановил патрульный на мотоцикле. Это был Берни Рауш, хороший друг семьи Герберт. Он часто появлялся в их доме в Дэш-Пойнте, к северу от Такомы.
Берни спешился и подошел к водительской двери.
– Это ты! – воскликнул он, увидев Фрэнка.
Рауш велел Фрэнку ехать за ним и сопроводил правонарушителей домой. Пока Фрэнк сидел в машине, томясь от ожидания, Рауш разговаривал в дверях с его отцом. Вскоре Ф. Г. взял ключи от автомобиля и велел Фрэнку ждать дома. Ф. Г. развез молодежь по домам, в то время как его сын мучился, гадая, каким будет наказание.
В тот раз его не избили, но лишили прогулок на два месяца и запретили пользоваться автомобилем. Также ему пришлось выполнять дополнительные обязанности по дому, в частности нарубить несколько вязанок дров.
Сестра Фрэнка Герберта, Патрисия Лу, почти на тринадцать лет младше его, становилась для отца все большим источником переживаний. Родители находились на грани развода, постоянно ссорились и пили больше, чем когда-либо. Девочка зачастую оставалась без внимания. Фрэнк заботился о ней, когда мог. Много раз покупал детское питание и другие предметы первой необходимости, тратя собственные сбережения. Он также покупал для нее игрушки или делал их из дерева и всего, что попадалось под руку.
В то время семья жила в Южной Такоме. Отец учился в расположенной неподалеку средней школе Стюарта, которую окончил в июне тысяча девятьсот тридцать пятого года со средним баллом всего 1,93 [20] . В сентябре следующего года он поступил в старшую школу Линкольна, расположенную в нескольких кварталах от его дома. Провалил экзамен по латыни в первом семестре, но на пересдаче весной получил четверку. Затем при последующей попытке изучать латынь более углубленно в тысяча девятьсот тридцать седьмом году он бросил занятия, не получив оценки. Единственным предметом, который он не сдал, также в весеннем семестре этого года, стала геометрия. На последующих уроках геометрии он каждый раз получал тройки. По английскому – родному языку, на котором он однажды напишет свои произведения, и их прочтут миллионы, – он получил две четверки, тройку и двойку. Свою единственную пятерку отец заработал в осеннем семестре тысяча девятьсот тридцать шестого по всемирной истории. Его средний балл за первые два с половиной года составлял мизерные 2,05.
Когда осенью тридцать седьмого года отец перешел в выпускной класс, он отставал по зачетам, необходимым для получения аттестата, поэтому брал дополнительные уроки и сдал все, получив в среднем чуть выше тройки. Он посещал курсы журналистики, получив четверку. В рамках этого курса он работал в редакции «Линкольн ньюс», школьной газеты, которой в соответствии с профессиональными стандартами руководил Гомер Пост, великолепный учитель, в прошлом репортер. Газета была постоянным лауреатом национальной премии.
Фрэнку Герберту, который позже много лет проработает в газете, при поступлении на курс журналистики было всего шестнадцать, затем исполнилось семнадцать – возраст, очень восприимчивый к влиянию мастера. Ранее на отца произвел впечатление бывший журналист, живший в Берли, Генри У. Стайн, который много рассказывал ему о жизни газеты в большом городе. Работая в школьной редакции новостей под руководством Поста, Фрэнк стал «универсальным репортером», журналистом, пишущим о школьных и общественных событиях. Это очень походило на настоящую газету, отец узнал о важности соблюдения сроков, способах редактирования текста и методах найти наиболее интересный ракурс для статьи.
На занятия он надевал синий костюм из саржи, светло-коричневую рубашку и галстук – довольно опрятный, хотя и недорогой наряд для старшеклассника. По общему мнению, Фрэнка Герберта, молодого жизнерадостного человека с безграничной энергией, в кампусе любили. Один из студентов вспоминал, каким он был блондином, и его персиково-белое лицо. Однажды Фрэнк ворвался в редакцию и крикнул: «Остановите печать! У меня сенсация!»
Весной тысяча девятьсот тридцать восьмого года отец взял два дополнительных предмета, все еще пытаясь наверстать отставание по зачетам. Подобная нагрузка в сочетании с домашними проблемами оказалась для него непосильной. В мае тысяча девятьсот тридцать восьмого года отец забросил занятия, не заработав ни одного зачета за семестр. Среди так и не законченных курсов оказались журналистика и публичные выступления – области, в которых он преуспеет в последующие годы.
Летом отец подрабатывал в газете «Такома леджер». Он выполнял обязанности корректора и прочие редакторские задания, иногда ему давали журналистские поручения, когда штатные репортеры находились в отпуске.
В следующем семестре, осенью тысяча девятьсот тридцать восьмого года, он выбрал умеренную учебную нагрузку, включая курс журналистики. Весь тот год отец преуспевал в школьной газете. Под его авторством вышло несколько художественных статей, он вел регулярную колонку на второй странице под названием «Вперед по рельсам», в которой обсуждал школьные события, часто с юмором. Его колонки, насыщенные политическим содержанием, отражали представления отца о мировом порядке. К тому же эти знания постоянно дополнялись благодаря его участию в дискуссионном кружке, где отец блистал. Опыт дебатов разжег его интерес к политике, который оставался с ним на протяжении всей жизни. Его повысили до заместителя главного редактора газеты.
В тысяча девятьсот тридцатых годах возрос интерес к ЭСВ (экстрасенсорному восприятию), особенно к «чувству Райна», термину, обозначающему паранормальные эксперименты с карточками, проводимые доктором Джозефом Бэнксом Райном из Университета Дьюка. Он устраивал эксперименты, в которых испытуемых просили угадать, какую карточку держит в руках другой человек. Результаты, казалось, свидетельствовали о существовании экстрасенсорного восприятия.