Дух экстаза (СИ). Страница 26

Еще раз внимательно осмотрел доставленный мне экземпляр. Не мог не заметить противоречий. Зачем столько бронзы? Плоский радиатор, накладки на деревянном щите моторного отсека, бандажи на деревянных ступицах и спицах колес. На деревянных, Карл! Они, кстати, двух размеров, и, соответственно, водителю придется возить с собой не одну, а две «запаски». И ремонт такого «диска» занимает, как я уже выяснил, целые сутки. Хорошо хоть Данлоп уже изобрёл быстросъемную шину и Гудьир — метод вулканизации камеры. Но прорех хватает — прежде всего, в качестве покрышки. Здесь есть над чем работать, но явно не сейчас.

Если и есть где руку приложить, то, в первую очередь, именно в области резины. Найти химика, запихнуть его в лабораторию при «Священном сахаре», который постепенно переделывается в нефтеперегонный заводик, и искать метод укрепления каучука сажей. А под самый конец добавить, как вишенку на торте, армирование покрышки волокном. И — бац! Мишлен и прочие «Гудиеры» в пролете или стоят ко мне в очередь с протянутой рукой.

Мечты, мечты! А реальность такова, что к открытию дилерского центра ни черта я не успею что-то придумать. Даже смешно сейчас воспоминать мои идеи о литых дисках, спойлерах или форсировании движка. Форд выжал максимум при нынешнем уровне технических возможностей и инженерной мысли. Тюнинг, ёксель-моксель! Мне бы грамотно поставить работу автосервиса — и то получится прорыв!

… Здание автосалона возвели достаточно быстро. Я не стремился подражать образцам, которые видел в Нью-Йорке — торговые залы, больше подходящие для продажи одежды или чего угодно иного, но не автомобилей. Зачем мне нужны резные перила или фонари в стиле ар-деко на точёных столбах? Зачем возводить балконы, на которых толком машину не обойдешь по кругу? Все должно быть просто и универсально, как и продаваемый нами «Форд Т». Бетонные стены, конструктивные голые колонны, большие прозрачные витрины и побольше рекламы на дороге, вплоть до демонстрационного образца, задранного в небеса. Я собирался продавать тачки не толстосумам, которые привыкли к окружающей роскоши, а неудачникам.

Именно так окрестили моих клиентов немногие важные посетители вечеринки в честь открытия.

— Форд придумал машину для неудачников — для тех, кто не может себе позволить что-то престижное, — разглагольствовал некий дядя, поблескивая бриллиантовой заколкой в галстуке и попивая дармовое шампанское. — Вот вы, мистер Найнс, ездите на Роллс-Ройсе. Ваш партнер, Джозеф Блюм — на Паккарде. А «форд»? Это же вуатюретка по отделке — трёхколёсный велосипед.

Велосипед не велосипед, а машины разлетались как горячие пирожки. Только успевали деньги в банк отвозить. И люди просили еще и еще. Врачи, адвокаты, коммивояжеры. Даже фермеры оценили. Мое настроение первого дня знакомства с «фордом Т» выписало резкую кривую и, сменив вектор, устремилось вверх…

Схожую метаморфозу претерпело мое отношение к кинематографу. Как только я разгреб дела с автосалоном, вернулся к идее заняться кинопроизводством. Если сперва я смотрел на него как на нечто уныло-убогое, то, по примеру с «фордом», изменил свою точку зрения.

Глупо предъявлять какие-либо претензии только встающему на ноги кинематографу. Увлеклись вестернами или комедиями затрещин? Так все на потребу публике — иммигрантам, плохо знающим язык. Отсутствует фантазия, сюжеты повторяются от картины к картине? А куда деться, если «Никельодеоны» взывают: дайте еще, дайте больше! На экране все выглядит слишком манерно? Просто ни режиссеры, ни актеры не поняли, что сцена и экран — это далеко ни одно и тоже. Про нечеткую картинку вообще молчу. Качество аппаратуры — даже осветительной — оставляет желать лучшего. Могу многое подсказать — главное не заиграться в всезнающего патриарха.

Отчего ж сейчас не начать, когда входной билет стоит копейки? Причем, копейки, в смысле, центы, в прямом и переносном смысле — в финансовом и творческом. Но, даже имея на руках такой джекпот, как послезнание, вряд ли я добьюсь серьезного результата, не имея таланта. Просто идей мало — нужен кто-то, кто сможет их воплотить. А иначе любые мои предложения в лучшем случае останутся в категории «что-то такое слышали».

Довольно быстро выяснилось, что я выбрал весьма неподходящий момент для старта. В декабре 1908 года была учреждена Кинематографическая патентная компания, в просторечии получившая название «трест Эдисона». Ее задача заключалась в том, чтобы регулировать все области киноиндустрии — от производства до проката. Эдисон производил киноаппараты, защищенные патентом. «Кодак», вступивший с ним в картельный сговор — кинопленку. Негативную, более мелкозернистую, чувствительную и дорогую, и позитивную, на которой печатали прокатные копии. И, по мнению треста, именно пленка выступала товаром, и все были обязаны ему платить, вне зависимости от того, что на ней снято — шедевр или полная ерунда. Качество фильма вообще не принималось в расчет. Чтобы скрутить в бараний рог кинопроизводителей и прокатчиков, Эдисон пользовался всем — и тем, что французская пленка братьев Люмьер не могла конкурировать из-за высочайших таможенных барьеров в САШ, и тем, что мог позволить себе дорогостоящие судебные тяжбы. Его трест даже не брезговал прибегать к незаконным методам, вроде подкупа свидетелей и услуг мафии — к набиравшим силу сицилианским семьям из Маленькой Италии.

— Понимаешь, Баз, — разъяснил мне мой новый приятель Уильям Селиг, тот самый продюсер и режиссёр, который взял Изю в свой фильм, — я боюсь. Сожгут мне оборудование или еще что сотворят. Половину «никельодеонов» под себя подмяли. Как ни упирался, а все же пошел в трест на поклон, пока еще есть возможность купить лицензию.

— Вступил?

— Куда деваться? Я же связан с Чикаго, там мой основной офис. Но многие не хотят ложиться под трест и подумывают о переезде на Западное побережье. И как ты догадался скупить участки в Голливуде? Независимые выстроятся к тебе в очередь с просьбой об аренде. Если ты еще возведешь павильоны…

Мы обедали в кафе Belmont, расположенном в центре на пересечении Пятой и Мэйн-стрит. Мексиканский ресторанчик с «испанским меню» предлагал посетителям энчиладас, карне сека кон арроз и чили релленадос. На фаршированный перец чили я не решился, выбрал себе рис с тонко нарезанным вяленным хрустящим мясом — блюдо, полюбившееся калифорнийцам со времен «золотой лихорадки». Пожара во рту не случилось, и я мог рассуждать здраво.

— Уил, ты знаешь такого парня, Эдвина Портера?

— Это который снял «Большое ограбление поезда»? Талантливый режиссер. Новатор. Он использовал для съемок механический манекен. Не говоря уже о зрелищных трюках и пиротехнических эффектах. Да и потом не стоял на месте. Первым ввел титры в свои фильмы, чтобы зрителю легче следить за сюжетом. Непрерывный монтаж — знаешь, что это такое?

Я покачал головой.

— На меня его картина произвела оглушительное впечатление. Всего 12 минут, но зато каких!

Я не лукавил. Портер запомнился мне даже последним кадром своего фильма — крупным планом стреляющего в зрителей ковбоя-грабителя. А ведь с момента выхода на экран «Большого ограбления» прошло шесть лет. Для той гонки, в которую ввязались кинопродюсеры, огромный срок.

— Проблема Портера в том, что он связался с Эдисоном. Мистер Томас на синема смотрит, как на проделки «культурных папуасов». В итоге, Эдвин так и не смог реализовать весь свой потенциал. А ведь мог бы создать свою школу.

— Сможешь нас познакомить? Если он согласится на встречу, оплачу ему дорогу до Калифорнии и обратно, а также проживание в лучшем отеле ЭлЭй.

— Не проблема. Думаю, он примчится. Кто в здравом уме не захочет прокатиться в Калифорнию на дармовщинку? Но я так и не понял твоего намерения. Неужели ты хочешь включиться в безумие под названием кинопроизводство?

Уил догадался верно. Именно хотел и был готов тратить деньги. С Портером. С непризнанным, а скорее, с нереализовавшим себя гением, о котором, дай Бог, вспомнит в будущем пара десятков кинокритиков. Ну да не беда, неприятность эту мы исправим!