Игры мажоров. Испортить сводную. Страница 5

– Где Тимур? – грозно спрашивает отчим.

В ответ я могу лишь пожать плечами, потому что понятия не имею, где этот мерзавец находится. Но судя по стонам, что доносились через стенку, разделяющую наши спальни, до самого утра он издевался над какой-то несчастной. Потому что так орать, как она, можно только от ужаса и боли.

И я бы тоже вопила от страха, если бы этот высокомерный ублюдок оказался со мной наедине в спальне, да еще и без штанов.

А может, он ее убивал? И мне следовало вмешаться?

Но на самом деле я так не думаю. Хотя если эта несчастная добровольно согласилась с ним уединиться, то тогда мне даже ее не жаль.

Вот такая я злая стерва.

– Что вы разорались? – зевая, выползает к лестнице сводный.

Он стоит у лестничных перил на втором этаже и смотрит на нас сверху вниз. Боковым зрением отмечаю, что сегодня на нем хотя бы есть одежда, что уже достаточно неплохо.

– И тебе доброго дня, сын! – переводит на него взгляд Алекс. – Мне кажется, уже давно нужно было встать.

– У меня каникулы, – зевает он и все же решает спуститься.

– Да. И у нас с тобой был уговор.

– Разве? – слышу усмешку в голосе Тимура.

– Мне казалось, что мы друг друга поняли.

Отец и сын сверлят друг друга взглядами. Но кажется, будто Тимуру плевать и на грозный вид отца, и на какие бы то ни было данные обещания.

Брехло!

Фу!

Почему с каждый новым днем меня все сильнее мутит от этого выскочки? Мне было совершенно плевать на его существование до тех пор, пока он не начал меня цеплять.

– Ну, как вы тут? – спрашивает, мама, падая на диван. – Надежда! – не дожидаясь ответа, зовет она экономку. – Надежда! Принеси холодной минералки! – говорит той, едва женщина появляется в гостиной.

– Хорошо, – экономка покорно кивает и скрывается на кухне.

А я смотрю на мать и не могу вспомнить, в какой момент она превратилась в эту высокомерную, избалованную стерву? Или она всегда была такой, а я не замечала этого, потому что не знала ее или все-таки потому, что любила?

– Ну так как вы тут? – вспоминает обо мне мамочка. – Надеюсь, не делали ничего такого, чего не следует делать детям из приличной семьи, – смеется она.

А мне хочется закрыть пылающее лицо ладонями, потому что то, что она говорит и как себя ведет, – лютый кринж.

– Ну что ты, Инга, – с легкой улыбкой на губах садится напротив моей матери сводный. – Разве мы можем сделать что-то плохое? – смотрит на неё так, что у той вспыхивают щеки.

Она, конечно, у меня красивая женщина и выглядит гораздо моложе своих тридцати пяти. Гладкая чистая кожа, белокурые локоны , идеальная фигура. Визуально она просто идеал.

Но флиртовать с пасынком… Серьезно?

Фу.

Они омерзительны.

– Так, с этим оболтусом все понятно… – машет на Тимура рукой отчим. – Стефа, все хорошо? – внезапно он вспоминает о моем присутствии. – Он тебя не обижал?

Я замираю, не зная, должна ли рассказать обо всем, что тут происходило. Но затем вспоминаю то, как он зажал меня в холле и потребовал никогда не трогать его.

А если я сейчас пожалуюсь его отцу, то это будет расцениваться как покушение на его личное пространство или нет?

– Стефания, не бойся, говори как есть! – давит Алекс.

Я перевожу глаза на Тимура, что, закинув голову на спинку дивана, смотрит прямо на меня своим холодным и презрительным взглядом, от которого у меня мурашки по коже. Мне становится не по себе от его взора, и я отчетливо понимаю, что не хочу с ним конфликтов. Более того, я не хочу с ним вообще ничего. Мне нужно, чтобы он просто забыл о моем существовании.

– Все в порядке, – натягиваю на лицо улыбку и отвечаю отчиму. – У нас не было конфликтов. Более того, Тимур познакомил меня со своими друзьями и мы весело провели время вместе.

Добавляя к своей лжи последнюю часть, я совершенно не ожидаю, что у нее будут такие последствия.

В глазах сводного появляется обещание расплаты, в то время как его губы изгибаются в порочной улыбке.

– Замечательно! – хлопает в ладоши мать. – Наконец-то Стефочка начнет общаться с хорошими ребятами.

Что? Это она о ком?

Смотрю на родительницу во все глаза.

– Отлично, – Алекс сгибает руку в локте, поднимая её к лицу и взглянув на часы. – Тогда возьми девочку с собой на день рождения Гордеева.

– Что? – усмехается Тимур. – Что она там будет делать?

– Общаться, Тимур! – смотрит на него пристально отчим. – Пора вводить Стефу в круг своих друзей. И раз начало положено, то следует закрепить этот опыт. Теперь она одна из нас, – говорит это так буднично, будто речь идет о погоде. – Так, я – работать. У меня через два часа встреча. Меня не беспокоить, – он уходит в спальню. – Инга! Ты где застряла? Ты мне нужна здесь! – кричит он.

Спохватившись, мать вскакивает на ноги и несётся в спальню. А я даже думать не хочу о том, что именно они там собираются делать, что без нее он не справится.

Мы остаемся со сводным в гостиной вдвоем.

Я не смотрю на него, но чувствую на себе его взор.

Стоит мне перевести на него глаза, как он поднимается с места и медленно идет в мою сторону.

Сердце летит в пропасть, а потом разгоняется до бешеной скорости и колотится от страха так быстро, что кажется, проломит ребра.

– Я тебя предупреждал? – Тимур смотрит прямо на меня.

– Не понимаю, о чем ты, – стараюсь не показать страха.

– За последствия я не ручаюсь. В твоих же интересах слиться, – в его голосе угроза. – Иначе потом ты очень сильно пожалеешь, что влезла на мою территорию.

– Это пожелание Алекса, – встречаюсь с его разъяренным взглядом.

– Я предупредил, – уходит он из комнаты, и я только теперь выдыхаю, думая над тем, что именно он имел в виду.

Глава 4

Тимур

– Сядь, – указывает подбородком на кресло отец.

Стоит мне опуститься на сиденье, как он взглядом пригвождает меня к месту.

– Ну, – закидываю ступню на колено, упершись локтями в подлокотники, и откидываю голову назад, смотря прямо ему в глаза.

– Я хочу поговорить о девочке.

– О какой из?

– О Стефании, – он сидит полубоком, закинув ноги на столешницу, и стучит пальцами по столу.

– О ком?

– Не придуривайся, тебе не идет, – обрывает отец. – Я, конечно, понимаю, что ты оскорблен тем, что приходится делиться тем, что ты считал только своим, – смотрит пристально, будто пытается прочитать мои мысли, – но ты же понимаешь, что сейчас к нам приковано особенно пристальное внимание. Инга задействована в крупном проекте, и теперь ее будут показывать из каждого утюга. На следующие четыре месяца у нее каждый день расписан по часам. Мне нужно, чтобы о ней говорила каждая собака.

– Поэтому ты сплавляешь её на реалити для плебеев?

– Откуда информация? – прищуривается отец, понимая, что явно недооценивает меня.

В ответ я только усмехаюсь.

– Мне многое известно, – говорю спокойно. – И то, сколько ты вкладываешь в ее раскрутку, и сметы на твои новые, пока еще не подтвержденные, проекты, и даже то, что ты подумываешь предложить своей новой и благодарной жене, но не уверен, что она готова к такому…

Отец сжимает челюсти, а затем резко выпрямляется, спуская ноги на пол, и поворачивается ко мне.

– Порой я не знаю, восхищаться тем, насколько ты… подкован, или насторожиться.

– Это тебе решать, – пожимаю плечами я. – Пока мы за одну команду, все будет хорошо.

Отец замолкает, задумчиво вглядываясь в меня.

– Неужели это я тебя таким сделал?

– Сложно сделать кого-то, не прикладывая для этого никаких усилий.

Я не отвожу глаз в сторону, как и он. Отец не говорит ничего, но я знаю, что он мысленно прикидывает, как именно можно надавить на меня, чтобы вся эта информация не обернулась против него.

– Так, – делает он глубокий вдох, игнорируя мою последнюю фразу.

Залесский Александр Иванович не тот человек, кто умеет признавать свои ошибки. И если, чтобы реабилитироваться после неудачного проекта, он тщательнее готовится к новому, то со мной это не работает. Поэтому ему приходится иметь дело с тем, что есть.