Фаворит 1. Русские не сдаются!. Страница 5

– Господин унтер-лейтенант, приказывайте! Вы не серчайте на нас, что не вызволили, когда вас вязали. Приказа не было, а вы-то без чувств лежали. Вот мы и… Не серчайте. Нынче все справим, как прикажете. Мы не подчиняемся капитану и сдаваться не намерены. Я рад, Ваше благородие, что вы в себя пришли. Уж думали, что хвороба какая насмерть свалила вас! – радостно проговорил тип в лосинах.

И все же не реконструкторы. «Проживи новую жизнь с честью!» – вновь ворвалась фраза в мое сознание.

«Проживу, Надя, может, и недолгую, но с честью!» – подумал я.

– Взять паникеров под стражу! – отдал я приказ.

– Кого?

– Смутьянов, кто призывает сдаться! – вынуждено я поправил себя, на мгновение удивившись, что слово «паникер» ещё не знакомо людям.

– Будет сделано! – отрапортовал…

Сержант? Погонов не было, но этот солдат отличался мундиром от других. Пусть условно будет сержантом. Понять разницу между фурьером, капралом и каптенармусом я все равно сразу не смогу. Да и недосуг мне теперь выяснять.

Я направился к толпе, где многие смотрели уже на меня.

– Не сметь! Унтер-лейтенант, вы забываться! Окститься и не ваш дело решать о сдача фрегат! – ко мне подошел какой-то, судя по мундиру, офицер.

Говорил он с жёстким немецким акцентом. Какой замечательный русский экипаж русского фрегата! Французы, немцы, может, и датчане имеются. А русские где?

– Все ли так считают? Все ли готовы прославиться как первые русские моряки, кто сдался неприятелю? – выкрикнул я, решив сосредоточится на главном – не допустить позора.

Я уже понял, что за события происходят, хотя пришёл в себя только меньше четверти часа назад. Это фрегат Митава, и он готовится сдаться французам. Я читал об этом, сокрушался, что команда и не попыталась сопротивляться. Так, убегали, а потом стали в дрейф. А после просто дали французам взойти на борт, хотя абордажные команды неприятеля были уязвимы перед пушками фрегата. После – только плен для экипажа и позор.

– Это наше дело, и я поддерживаю господина унтер-лейтенанта, – рядом со мной, слева, встал еще один молодой офицер.

– Назовите свое имя громко, чтобы все слышали! – потребовал я уже просто потому, что не знал, как зовут офицера, а обращаться, скорее всего, придется.

– Мичман Григорий Андреевич Спиридов, к вашим услугам! – лихо сказал офицер.

– Кто? – вырвалось у меня, и я пристально посмотрел на Спиридова. – Впрочем, об этом потом. Сейчас же я рад, что вы на правильной стороне [будущий адмирал Спиридов также служил мичманом на фрегате Митава, когда тот сдался].

Я шел сквозь расступающуюся толпу, не оборачиваясь, но чувствуя, что за мной пристраиваются ещё и ещё матросы и офицеры. Справа был сержант-гвардеец, слева Спиридов и Лаптев, за нашими спинами и по бокам – солдаты, уже ощетинившиеся фузеями со штыками.

– Ви не в праве, ви бунтарь! – с ощутимым акцентом и с явной растерянностью говорил типчик в центре круга, образованного толпой.

– Арестуйте его и в каюте заприте! – скомандовал я.

Раздалось коллективное «ах!». Наверное, да нет, точно – я сейчас приказал совершить преступление.

– Пройдемте! – потребовал от француза мой сержант, но пока что как-то неуверенно, поглядывая в это время на меня, будто всё ждал, что я отменю приказ.

Помощника капитана, или как там должность должна звучать в этом времени, увели под гробовое молчание всех собравшихся.

– А это кто? – спросил я, указывая на ещё одного, который жался к борту, будто желая спрыгнуть с корабля, и был он одет в отличный от русских мундир. – Француз?

– Je suis envoyé par Monsieur le lieutenant-général Barray. Votre capitaine a donné l’ordre de rendre la frégate [фр. я послан господином шеф-эскадром Барраем. Ваш капитан дал приказ о сдаче фрегата], – прощебетал, как скороговорку, француз.

Не сказать, что я был полиглотом, хотя немецкий знал хорошо, ну и английский неплохо, как языки потенциального врага. В КГБ без этого было никуда. Сказанного доподлинно не понял, но общий смысл уловил и по-французски.

– Арестовать и этого француза. Потом выменяем на капитана! – сказал я, и последовал арест.

Все… Теперь нужно было решать, как сопротивляться.

– Офицеры, ко мне. Вот вы – я на секунду задержался в размышлении, как же обратиться к своему условному «сержанту». – Вам обеспечивать порядок на корабле.

– Будет сделано, ваше благородие! – радостно, даже с азартом сказал тот.

Я рукой подозвал офицеров в сторону, и их оказалось всего трое.

– Трое офицеров? – спросил я, силясь вспомнить, а сколько вообще должно быть на фрегате офицерского состава.

– Кого вы арестовали, капитан и мичман Войников – у французов, иные офицеры отказались… Кхм, они выразили свое несогласие, но не будут мешать, – сказал Харитон Лаптев.

– А остальные? – спросил я, вспоминая, что на фрегате должны были быть и другие офицеры, да и видел я их, стоящих в стороне.

– Секретарь, ундер-лейтенант, комиссар и констапель устранились, – сообщил мне Спиридов. – Гардемаринов же не звали, боцмана и шхипера также, боцману нужно следить за матросами, да и не по чину ему [орфография наименования чинов во флоте сохранена, как было на 1734 год].

Я хотел было дать приказ, чтобы арестовали всех отказников, однако пока решил сильно не злоупотреблять первоначальным успехом. Самоустранилась часть офицеров? Пусть стоят в сторонке, трусы. Начнем действовать, и у них будет шанс восстановить свою честь. Стоит вспомнить, что русский флот сейчас не в том положении, чтобы арестовывать или расстреливать морских офицеров. Кадры нужно беречь. Тем более, на Митаве, одном из немногих кораблей, построенных недавно.

Я кое-что вспомнил про этот корабль, жаль, немногое. Построен он был во времена правления Анны Иоанновны. Если я получил новую жизнь, то именно в ее правление. А что мне с этим делать, я подумаю потом. Пока что я не могу допустить, чтобы русские сдавались. Кому? Французам? Хотя в этом времени они, наверное, считаются сильными. Ну да и Наполеону мы понаддавали затрещин!

– Ваши предложения, господа! – призвал я собравшихся проявить инициативу. – Одно скажу, что если не получится выйти из положения не проиграв, то я за то, чтобы корабль топить. Врагу не сдается наш грозный… Митава.

Некоторое время все молчали, а после Григорий Андреевич Спиридов, нахмурив густые брови, обрисовал общую обстановку:

– Рядом у нас два французских линейных корабля. Еще два могут быть недалече. Я узнал 64-пушечный «Ахилл». Он, верно, и флагман. Уйти мы могли бы – при удобном ветре. Небольшой туман нам в помощь…

– И не токмо он, отроки, но и Господь смотрит на вас, как и Богородица, что Россию защищает от супостатов! – пробасил приближающийся голос.

Это был священник, который теперь направился к нам, а до того я заприметил его у стоящих в сторонке офицеров-отказников. Что-то он им вещал. Ели призывал к сопротивлению, то одно; если же обсуждал обеденное меню, то это совсем иное. Ну не могу я в каждом священнике видеть хорошего человека. Немало во мне еще от борца с «опиумом для народа», пусть впоследствии и пересмотревшего свои взгляды.

– Отчего меня не позвали? – с упреком спросил батюшка.

Все засмущались, а меня так и распирало сказать, почему. Да потому, что я не слышал сегодня священника, который призывал бы не сдаваться. Промолчал, выходит.

А сейчас что изменилось?

– Ослушались вы приказа… – продолжал батюшка вещать. – Но на то благословение даю вам. И пущай меня Синод Священный осудит, но латинянам сдавать корабль русский я не хочу.

– Батюшка, а идите… Команду поувещевайте, чтобы они так же думали, – вежливо я направил священника заниматься его непосредственными обязанностями.

Получив гневный взгляд от батюшки и не поморщившись, я продолжил буравить его взглядом, и священник все же подчинился. Да и что ему делать на таком вот нашем скором военном совете?

– Я слушаю вас… – сказал я, обращаясь к трем офицерам.