Барин-Шабарин 8. Страница 11

Хорошо, что в России действовала хотя бы одна телеграфная линия. В Европе пока с этим дело обстояло лучше, но ситуация должна измениться. Во всяком случае, я приложу к этому все усилия. Пора было подстегнуть прогресс не только и не столько в военной сфере.

Пусть первоначальным моим намерением было вывести Россию из Крымской войны с минимальными потерями, в том числе и политическими, теперь же я жаждал большего. Я хотел, чтобы моя страна стала самой могущественной державой планеты.

И не только ничего не потеряла в этой и грядущих войнах, но и приобрела новые территории. К примеру, почему бы Варшавскому договору не возникнуть на сто лет раньше? Пусть возникнет Панславянский союз, а нынешние владыки мира скукожатся до своих национальных размеров.

Маленькая тихая Австрия, относительно маленькая, но обязательно тихая Французская республика и уже совсем тихая и скромная Мелкобритания. И колоссальная, промышленно развитая, технически и научно продвинутая Российская империя. Вот моя новая цель.

Потому и замысел мой, о котором я скромно умолчал на аудиенции у императора, был чрезвычайно дерзок. Замысли его кто другой, место ему было бы в желтом доме, в палате под номером шесть, но окружающие уже начали привыкать, что Шабарин способен воплощать самые безумные планы в жизнь.

***

Венский воздух был густ от запаха цветущих каштанов и политических новостей. Граф Буоль, министр иностранных дел Австрийской империи, нервно постукивал перстнем по мраморному подоконнику своего кабинета в Бальхаусплац. За окном, на площади, маршировали солдаты в белых мундирах – красиво, но бесполезно против русских дивизий, стоявших у Карпатских перевалов.

– Ваше превосходительство, – секретарь осторожно положил на стол телеграмму, – русские вышли к Дунаю в районе Русе. Их авангард в сутках марша от Свиштова.

Буоль поджал губы. На столе лежала карта с аккуратно очерченными фрагментами – территориями, уже потерянными для империи. Его палец дрожал, когда он провел по линии фронта:

– Послать курьера в Петербург. Предложить… – он проглотил ком в горле, – статус-кво на условиях одна тысяча восемьсот пятьдесят третьего года.

Секретарь побледнел. Это означало признать все поражения, все жертвы напрасными. Однако взял себя и доложил:

– С вашего позволения я составлю документ и ввиду его чрезвычайной секретности сам отвезу на вокзал к моменту отправки дипломатической почты.

Граф лишь кивнул. Через час секретарь был уже на Центральном вокзале Вены Хауптбанхов. Направившись к составу компании «Imperial Regia», он нос к носу столкнулся с только что прибывшим в столицу генерал-фельдмаршалом Радецким, мрачно наблюдавшим, как на перроне грузят дипломатическую почту.

Его ординарец, молодой граф Штаремберг, как раз говорил ему:

– Ваша светлость, неужели мы действительно будем просить мира? После всего…

– После всего? – Радецкий резко повернулся, его шитый золотом мундир блеснул на весеннем солнце. – После того как русские взяли Бухарест за три дня? После того, как они вышли к Дунаю – этой голубой дороге Европы? После того как наши лучшие полки бежали от казаков, словно зайцы?

Он швырнул адъютанту под ноги пачку газет – и все с карикатурами на австрийскую армию, империю и императора лично. На одной как раз был изображен Франц Иосиф, целующий сапог Александру. И увидев личного секретаря министра иностранных дел с толстым портфелем в руках, генерал-фельдмаршал расплылся в фальшивой улыбке.

– А-а, досточтимый херр Вирхов! Вы торопитесь отправить в Московию депешу о нашей капитуляции?

Побледнев куда сильнее, чем давеча в кабинете у своего патрона, фон Вирхов увидел, как рука генерал-фельдмаршала в белой перчатке легла на золоченый эфес сабли. К счастью для молодого человека на вокзал прибыл вестовой и передал Радецкому пакет. Разорвав его тут же на перроне, генерал-фельдмаршал приложил два пальца к лакированному козырьку фуражки, прощаясь с трясущимся от страха собеседником, и тут же удалился.

Через час он входил уже в кабинет австрийского императора. И застал необычную сцену. Франц Иосиф, с яростью, несвойственной его всегда безупречным манерам, рвал в клочья какую-то бумагу и едва ли не швырял ее графу Буолю в лицо. Клочки падали на паркет, где еще утром лежал персидский ковер – теперь почему-то убранный, словно на нем оказалось кровавое пятно.

– Они называют нас предателями? – голос австрийского императора сорвался на фальцет. – После того как мы спасли их от Наполеона? А вы, граф…

Заметив в дверях генерал-фельдмаршала, Франц Иосиф осекся. На мундире Радецкого сегодня не было его многочисленных орденов и лент, словно он больше не заслуживал их носить. Обратил на это внимание и министр иностранных дел, который получил депешу, переданную из Российского посольства, уже после того, как отправил фон Вирхова на вокзал Хауптбанхов.

– Поздравляю вас, генерал-фельдмаршал, – саркастически произнес император Австрии и Венгрии. – Русские уже требуют Галицию!

Радецкий скрипнул зубами. Процедил сквозь них:

– Нет. Мы будем драться. Пусть русские узнают цену австрийской чести!

– Да?! – в том же тоне осведомился Франц Иосиф. – Помнится что-то подобное вы произносили и перед тем, как войска моего брата Фридриха Вильгельма взяли Дрезден, и перед тем, как позволить русским оказывать военную помощь бунтовщикам в Италии, господин вице-король Ломбардо-Венецианского королевства!.. Кстати, освежите мою память. Не вам ли мой почивший брат Николай, российский император, присвоил почетный чин генерал-фельдмаршала своей армии и сделал шефом Белорусского гусарского полка?

И в этот момент за окном ударил колокол собора Святого Стефана.

***

От своей первоначальной идеи – использовать брошенные британцами и французами в дельте Дуная пароходофрегаты «Миранда» и «Террибль» – я отказался. Модернизировать их для движения по рекам было конечно соблазнительно, но что дальше?

По Днепру не пройти – пороги не позволят. Идти по Дунаю, значит двигаться по заведомо враждебной территории. Да и пришлось бы бросить суда где-нибудь под Братиславой, а дальше шлепать своим ходом – с артиллерией и боеприпасами.

Сложно и не гарантирует успеха. Поэтому я решил взять в аренду пароходы, которые уже ходят по Днепру выше порогов. Погрузить на них свой полк, припасы и вооружение и дойти до Днепро-Бугского канала, а уже по нему попасть в Западный Буг и Вислу.

Именно поэтому полк спецназа, под моим командованием, срочно выдвинулся к Киеву. По прибытию, я сразу обратился к владельцам тамошних пароходных компаний, которые не слишком артачились.

Во-первых, меня поддержал генерал-губернатор Илларион Илларионович Васильчиков. Во-вторых, пароходовладельцам это было выгодно, я им предложил хорошие деньги, а в-третьих они получили возможность проявить патриотизм.

В итоге, мне удалось зафрахтовать три парохода – два принадлежали компании генерала Мальцева, а один помещику Пусловскому. Приходилось спешить, потому что положение русских гарнизонов в Варшаве и Сандомире было мягко говоря плачевным.

Разумеется, мой полк при всей его выучке, боевом опыте и самом современном вооружении не смог бы один подавить восстание. На выручку русским гарнизонам выдвинулся также 52-й Виленский пехотный полк и второй батальон 72-го пехотного Тульского полка.

И тем не менее – нам предстояло нанести удар первыми. Вряд ли поляки ожидали нападения прямо с реки, что протекала через такие важнейшие города Царства Польского, как Варшава и Краков.

Тем более, что пароходы наши военными не выглядели. Орудия на палубе были тщательно замаскированы. Солдаты и офицеры ходили в штатском. Или, как выражались в эту эпоху – в партикулярном платье.

Если бы не ждали нас впереди кровь и огонь, можно было только наслаждаться путешествием. Особенно, когда мы миновали Пинск и вошли собственно в русло канала. Мимо потянулись живописные берега, где природа была почти не тронута человеком.

Что и говорить, Днепро-Бугский канал, проходивший через самые потаенные уголки Юго-Западной Руси, в XIX столетии, олицетворял собой совершенство инженерного мастерства и красоту первозданной природы русской земли.