Правило запрета (ЛП). Страница 14

В последнем предложении было так много всего, но я не стал вдаваться в подробности, потому что чувствовал, что он бы предложил банку с червями, если бы захотел. Тем не менее, как человек, который слишком хорошо знает, каково это - нуждаться в удобной причине, чтобы уехать из города, я могу распознать трагическую историю жизни за милю. Я также знаю, каково это - не хотеть говорить об этом.

Итак, я двинулась дальше и рассказала ему о том, как моя мама была парикмахером до того, как вышла на пенсию, и как она позволила мне помочь ей полностью осветлить волосы ее подруги на кухне, когда мне было всего десять. Парикмахерское искусство всегда казалось логичным выбором, поскольку я знала, что это то, в чем я хороша, и, к счастью, с каждым годом мне это нравится все больше и больше. Я чувствую себя в чем—то похожим на Купера - это работа, которая мне нравится, но она никогда не будет тем, что наполняет меня, и меня это устраивает. Я не думаю, что каждому суждено иметь карьеру, которая изменит мир. Иногда тебе просто нужно оплатить счета, а потом уйти, чтобы вернуться к жизни, которую ты любишь больше всего, а для меня это быть с Леви.

После нашей ночи переписки мы с Купером чувствуем себя друзьями. Друзья, которые рассказывают о телешоу, хобби и отпускают шуточки. Я знаю о нем кое-что, помимо оттенка его глаз и того, что он надевает на работу, и почему-то это заставляет меня чувствовать себя сильной. Это также позволяет мне понять, что, по-моему, я немного недооценила его, когда впервые встретила. Дело не столько в том, что Купер флиртует, сколько в том, что он просто веселый и привлекательный. Дрю говорил о нем как о настоящем игроке, о ком—то, кому нельзя доверять, но я не получаю от него таких эмоций - особенно когда он присылает мне фотографии с просмотром "Колеса фортуны" и хвастается тем, как быстро он может решить головоломку.

Я прикусываю уголок рта и перечитываю сообщение Купера, задаваясь вопросом, что ответила бы сексуальная женщина мира. Вероятно, что-то вроде Разве ты не хотел бы знать… с подмигивающим смайликом и фейерверком или чем-то еще, столь же неуловимым, что заставляет вас поверить, что это намек. Но мы все знаем, что я не могу написать такое сообщение, и никто не поверит, что я замышляю что-то связанное с инсинуациями, поэтому я просто отвечаю честно.

Люси: Надеваю удобную пижаму и ленюсь дома. Ты?

Я включаю душ и жду, пока он нагреется, пока я смотрю на свой телефон, желая, чтобы его ответ пришел быстро. Почти мгновенно я вижу, как появляется этот чудесный маленький значок "точка-точка-точка", и я подпрыгиваю на носках, ожидая текст. Но потом точки исчезают. А потом снова появляются. А потом снова исчезнет. На этот раз они не появляются снова, и мое сердце падает. Должно быть, он был занят…

Мои плечи опускаются, и я кладу телефон лицевой стороной вниз, пытаясь убедить себя, что мне даже все равно, ответит он мне или нет. Но это неправда, не так ли? Потому что теперь я кладу ладони на столешницу и смотрю на себя в зеркало, гадая, что видит Купер, когда смотрит на меня. На мне свободная косая коса и светло-розовое трикотажное платье из джерси. На щеках у меня бронзатор, а на ресницах тушь, но это все. Неужели он думает, что я выгляжу ребенком по сравнению с женщинами, к которым он привык? Я видел Бейли — на самом деле, слишком много Бейли, — и у нас с ней нет ничего общего.

Я кладу руки на свои сиськи и сжимаю их, рассматривая себя со всех сторон, а затем со вздохом снова опускаю их. Единственные слова, которые приходят на ум, - это простые и посредственные. Если бы я была цветным, я была бы бежевым. В бежевом нет ничего захватывающего. Если все, что Дрю говорит о Купере, правда, я уверена, что он привык к красному, бирюзовому и шартрезному.

Когда я начинаю нервничать из-за того, что Купер все еще не отвечает мне, я решаю приостановить самоанализ и сбросить одежду. Я принимаю душ, отшелушиваю и счищаю с тела чужие грубые волосы, пока не начинаю пахнуть, как гавайский цветок. Я натягиваю пару серых джоггеров, спортивный бюстгальтер и черную майку, и все. Я официально завершила свой образ "никуда-не-пойду-на-ночь".

Я проверяю свой телефон, отмечая, что новых уведомлений нет, потому что Купер так и не удосужился ответить мне. Это прекрасно. Я в порядке. Мне все равно. Это значит, что я официально отказываюсь от всего, что касается Купера Джеймса. Он, вероятно, принимает душ (не думайте о Купере в душе) и одевается в пух и прах, чтобы прямо сейчас пойти в клуб с женщиной в облегающем маленьком платье. Она будет застенчиво улыбаться, дразняще взмахивать волосами и гладить пальцами его бицепсы, а Купер будет осыпать ее флиртом и вниманием всю ночь.

И теперь я самый ревнивый человек на земле. Я почти уверена, что моя кожа становится зеленой.

Я запрокидываю голову и наматываю волосы на полотенце, решая, что мне нужно выбросить это из головы, прежде чем я сделаю что-нибудь глупое, например, выслежу Купера и буду преследовать его с биноклем всю ночь. Что мне нужно, так это немного музыки.

Направляясь в свою комнату, я надеваю наушники и включаю один из старых альбомов Арианы Гранде. Мне нравится думать, что я великий танцор, и именно поэтому я никогда не танцую нигде, кроме как в одиночестве в своей комнате, где никто не может указать на ложность этого утверждения.

Целых три минуты я отключаюсь от остального мира и двигаюсь. Я танцую тверк. Я дрожу. Я закидываю руки за голову и поворачиваюсь всем телом, притворяясь, что я Бейонсе и только что вошла в клуб, чтобы устроить всем неожиданное выступление. Я знаю, что со всей этой яростью трудно справиться, ребята, но вам придется постараться сдержать себя. Сказать, что это здорово - расслабиться, - значит ничего не сказать. Я чувствую себя свободным. Мне хочется посмеяться над собой… Я чувствую, что кто-то наблюдает за мной.

Резко обернувшись, я обнаруживаю Купера (КУПЕРА!), прислонившегося к моему дверному косяку, с расстегнутыми двумя верхними пуговицами на рубашке, дьявольски ухмыляющегося с коробкой пиццы в руках.

Я вырываю наушники и швыряю их в другой конец комнаты, как будто это может убедить его, что я не просто делал то, что он видел, как я танцевала. Его улыбка становится только шире, и он осторожно поднимает коробку немного выше. “Кто-нибудь заказал пиццу?”

Мои щеки тают на моем лице. “Что…что ты здесь делаешь?!”

Он игнорирует мой вопрос (главным образом потому, что ответ явно в его руках; он подрабатывает разносчиком пиццы) и вместо этого кивает мне, его взгляд скользит от моей головы до пальцев ног и обратно. “Мне нравится то движение, которое ты сделала”.

“Какое движение?” - спрашиваю я с болью в голосе и определенно так, как будто боюсь его ответа, но в то же время надеюсь, что, возможно, я все это время выглядела как Шакира, а не как член the Wiggles, как я подозреваю.

“Где ты вроде как трясла задницей, но в то же время делала эти прыжки. И мне тоже нравится твоя штука с извилистым полотенцем наверху.” О боже милостивый, кто-нибудь, пожалуйста, столкните меня из окна.

Я стону и закрываю лицо руками, размышляя, что бы я предпочла - переехать в Мексику или на Аляску. Оба достигли бы цели - никогда больше не встретиться с Купером лицом к лицу. "Нет! Почему со мной продолжают происходить неловкие вещи рядом с тобой? Пожалуйста, забудь, что ты когда-либо видел что-либо из этого”.

Теперь он посмеивается, так довольный собой за то, что стал свидетелем этого момента. "Почему? Я не хочу это забывать — это было мило”.

Мило?! Я 29-летняя женщина! Я не должна быть милой, когда танцую под сексуальную музыку в своей комнате.

“Просто остановись”, - говорю я, пересекая комнату, кладу руки ему на грудь и выталкиваю его. За исключением того, что от этого становится только хуже, потому что я чувствую его напряженные мышцы под накрахмаленной рубашкой на пуговицах, дразнящие меня. «Уходи. Сейчас.”

Смех Купера щекочет каждое нервное окончание в моем теле, когда он без особого энтузиазма сопротивляется моей попытке толкнуть. "Почему? Мне нравилось это шоу”.