Подлинные мемуары поручика Ржевского. Страница 17

Окруженные гомонящими толпами, здесь плясали дервиши, подогреваемые выкриками разбитного диск-жокея. А рядом хозяин караван-сарая безуспешно пытался впихнуть в свой сарай караван верблюдов. Владелец каравана, аксакал в тюбетейке и сапогах с галошами, оказался знакомым и пел очередную песню о том, как его верблюдов не могут впихнуть в сарай, и как ему не хватает общества молодого горячего джигита, которого в городе Ташкенте увезла белая машина с красным крестом и прекрасной, как газель, бабой в белом халате.

В чайхане по случаю жары подавали зеленый чай, зеленые лепешки и зеленое мясо. Хряков с надеждой стал присматриваться, не соблазнится ли латыш на это угощение, но тот отказался, примостившись в углу и развернув свою “Ригас Балтс”. Чайханщик вел увлекательное ток-шоу с многоопытными странниками и бывалыми людьми, после которого посетителям стали показывать танец живота. Большой толстый живот довольно забавно станцевал кадриль, раскланялся, изображая пупком подобие улыбки, и мягко покатился по зрителям собирать деньги. А чайханщик объявил предвыборную дискуссию между представительницами каких-то партий.

Две группы женщин с кошачьими воплями вылетели стенка на стенку и покатились, вцепившись друг в дружку и норовя выцарапать глаза. Клочьями полетели выдранные волосы, которые тут же начали собирать владельцы ковровых мастерских. Чайхана тоже была заклеена избирательными плакатами, и Хряков, с интересом выискивая среди них участниц дискуссии, вдруг наткнулся на очень знакомое лицо. С какой-то из листовок кандидатов в евнухи на него смотрел Курбан Керимов — его платный осведомитель в одной давней операции. Сразу приободрившийся Василий прочитал адрес его предвыборного штаба и решительно зашагал туда, уже не оглядываясь на назойливого латыша.

Штаб у Курбана оказался бедненьким и состоял из нескольких комнатушек на окраине, заваленных уже виденными плакатиками и банками с клеем. Обнявшись со старым приятелем, поинтересовался:

— Что, в придворную политику решил податься? Или думаешь, что там, в закрытом заведении, еще не все разворовали?

— Вай! — обреченно махнул Керимов. — Шансов никаких. Соперники слишком серьезные — один генерал, другой бывший секретарь обкома, третий денежный туз. А мне и наобещать толком нечего, кроме заверений, какими завидными штуками готов ради общества пожертвовать. Но разве это аргумент, это и остальные готовы — место уж больно заманчивое, перспективное.

— Да? Тогда у меня деловое предложение. Ты мне поможешь, а я тебе помогу выиграть.

— Вай, серьезно! — ахнул Курбан. — А как поможешь?

— Ну например, дам тебе греческий паспорт. На фамилию Пердукакис.

— Почему Пердукакис?

— Чтоб запомнить было легче.

— Что-то я не понимаю. И что из этого?

— Как что? Во-первых, ты заинтересуешь местных предпринимателем, сможешь пообещать им связи с греческим бизнесом. Чтоб, значит, всякие Онассисы в ваши дыни деньги вкладывали. Во-вторых, посулишь гарему льготные путевки на греческие курорты — что будешь каждое лето задарма всю ораву в Анталию возить…

— Анталия не в Греции.

— Какая разница, ну так на Кипр. Наконец, и избирателям будет лестно, что у них в областном гареме иностранец служит.

— Вай! А потом-то спросят — и насчет путевок, и насчет Онассисов?…

— Да потом тебе какая разница? Когда инаугурацию — или как это у вас называется — пройдешь? Кто же потом о предвыборных обещаниях всерьез вспоминает? А на первое время я тебе литературу про Грецию подброшу — почитаешь, подготовишься, — видя, что Керимов заколебался, взвешивая новые возможности, добавил. — А для подрыва авторитета конкурентов могу еще подкинуть взрывное устройство. Хорошее, украинское, прекрасная специалистка монтировала.

— А тебе какая помощь нужна?

— Да так, пустяки. Проводник через горы, вьючные лошади и припасы на дорогу.

Было заметно, что в душе Курбан уже решился, но все еще боится продешевить:

— Эх, вот если бы ты мне еще связи с Москвой дал! Чтоб для большего веса считали, что за мной стоят иностранные спецслужбы…

— Нет проблем. Так и быть, уступлю тебе десяток наших почтовых ящиков. Сможешь демонстрировать работу на русских сколько хочешь, хоть на базарной площади. Только потребуется машина или ишак, чтобы их из камеры хранения перевезти. Тяжелые, заразы!

— Вай, идет! — обрадовался Керимов. Хлопнув в ладоши, позвал из задней комнаты молодую, интеллигентного вида супругу. Оказывается, она трудилась там над текстом очередной листовки, где свидетельствовала о высоких моральных качествах мужа и на правах очевидицы расписывала великолепие тех частей его тела, которыми он готов пренебречь ради общего блага. Сунула было на показ Курбану готовую часть работы, спеша обратить внимание на удачные обороты и объяснить, почему не успела закончить, но он отмахнулся, не читая. Возбужденно объявил, что в связи с новыми обстоятельствами все равно придется переписывать, и велел накрывать достархан для дорогого гостя.

— Кстати, — попутно поинтересовался майор, — ты не знаешь, тут кому-нибудь нужен бача? Ну, мальчик для удовольствий. Мне как раз золотишка на дорогу не помешало бы, поэтому возьму недорого.

— Это, смотря какой бача.

— Хороший бача. Красивый, стройный, блондин. По-русски, правда, не говорит, но почти все понимает. И очень послушный. Да впрочем, сам посмотри, — показал в окно на латыша, пристроившегося напротив дома под развесистой чинарой. — Пять процентов комиссионных.

— Вай, пятьдесят!

Тут уж хочешь — не хочешь, приходилось следовать исконным традициям Востока и начать торговаться. Часа через три сошлись на пятнадцати и ударили по рукам. Латыш все так же торчал под чинарой и даже не сменил неудобной позы.

— Да, бача и правда хороший — спокойный, терпеливый, — по достоинству оценил этот фактор Курбан, — такие высоко ценятся. Кому же его лучше предложить? Старый Юсуп совсем молоденьких предпочитает. Кара-Рустам таких любит, но скряга, мало заплатит. Пожалуй, Толстому Ниязу предложим. Жаль только, что я своих людей разослал плакаты клеить!

— А зачем тебе люди?

— Как зачем? Бачу твоего к Ниязу доставить.

— Да брось ты. Я ж тебе говорю — он послушный, сам пойдет.

— Точно? — глянул в окно Керимов, с сомнением рассматривая мускулатуру латыша. — Ну тогда пойдем. Заглянем к Ниязу, потом в камеру хранения, а потом сведу тебя с проводником. Или нет, сначала за ящиками — у Нияза опять торговаться будем, камера хранения может закрыться.

Когда вывели из гаража ишака и двинулись по улице, латыш аккуратно свернул свою “Ригас Балтс” и засеменил следом, стараясь не отставать.

Глава 4

ГОРЫ И ОРУЖИЕ

Гора с горой не сходится, а концы с концами сводятся. Русская народная мудрость

— Па-аберегись! Лавина! — крикнул проводник, и Хряков едва успел придержать лошадь. Груды камней и снега просвистели прямо у него перед лицом, оцарапав кончик носа. Это была уже пятая или шестая лавина за сегодня, и все норовили свалиться точно им на головы. Майор мысленно поблагодарил Керимова и пожелал ему успешного избрания на привилегированную гаремную должность — проводника он нашел действительно бесценного. Старенький и скрюченный, как саксаул, он, тем не менее, был полон энергии, не знал усталости, с легкостью находил выход из любой трудной ситуации, а чутье на лавиноопасность оказалось у него прямо таки сверхъестественным. Если б не он, у Василия вряд ли получилось бы каждый раз так удачно уворачиваться.

Уже давно они миновали предупреждающий плакат “Граница на замке! Ключ под ковриком”. Окно в границе, которым пользовался майор в прошлые переходы, было теперь разбито, и из-за рубежа на территорию СНГ лезли сквозняки. Отметил про себя, что надо будет доложить об этом начальству, пусть пришлют стекольщика.