Кровь богов и монстров (ЛП). Страница 76

Моя грудь будто сжимается. Я опускаю взгляд — кажется, она цела. Но это не так. Это не так. — Я не могу. — Я не могу.

Пропитанный кровью снег. Бандиты в черных плащах. Дом в огне. Старые воспоминания вгрызаются в мои мысли, словно шрамы, отпечатанные на костях.

Каждый может умереть. Каждый может уйти. Никому не доверяй.

Даже Регис научил меня этому в Преступном Мире. Регис, который в конце концов предал меня. Регис, который теперь может умереть — еще одна потеря на моей совести.

Когда Руэн протягивает ко мне руку, я отхожу за пределы досягаемости. — Мне жаль, что я причинила боль Теосу, — говорю я. — Но я никогда не пожалею о том, что защитила то, что осталось от моего сердца.

— Понятно. — Ярость зажигает огонь в глазах Руэна, превращая бурю в море красного. — Значит, ты просто боишься быть уязвимой. — Он кивает, и по какой-то причине я чувствую, как горит моя кожа. — Да, я понимаю, — повторяет он, похоже, больше для себя, чем для меня. — Значит, ты не трусиха, ты просто слабая.

— Я далеко не слабая. — Эти слова пронзили меня, как лезвие ножа.

Руэн снова переводит взгляд на меня. — Ты стеклянная, — шепчет он, словно делясь секретом.

— Не смей…

— Что? — Он перебивает меня. — Обращаться с тобой, как со стеклянной? Почему бы и нет, когда ты такая, какая ты есть, — красивая, как битое стекло.

Я насмехаюсь над ним, но его следующие слова останавливают меня от ответа. — Стекло хрупкое, пока его не разбьют, а после этого оно становится острым. Смертельно опасным. — Мое сердце выбивает ровный ритм в груди, в ушах. — Вот кто ты такая. Разбитая. Острая. Смертоностная. И… хорошенькая маленькая лгунья.

Я отворачиваюсь от него, не в силах больше видеть выражение его глаз.

— Спасибо за информацию, — говорю я, игнорируя его слова и не удостаивая их ответом. — Но я думаю, что сейчас тебе следует оставить Найла в покое. Даже если Офелия была права и из слуг получаются лучшие шпионы, я устала наблюдать, как умирают те, кто меня окружает.

Руэн не отвечает, но я сказала все, что нужно, поэтому поворачиваюсь и оставляю его позади, скользя обратно между стеллажами, пока не добираюсь до Каликса. Когда Каликс замечает меня, он отрывается от книжных полок и следует за мной к выходу. Когда мы проходим, в дверях появляется фигура, и я поднимаю взгляд, рассеянно ожидая увидеть другого ученика. Мое сердце колотится о грудную клетку, когда знакомая пара золотистых глаз останавливается сначала на мне, а затем на Каликсе.

Азаи.

Каликс делает вид, что даже не замечает присутствия своего отца, и просто подталкивает меня продолжать. Я ставлю одну ногу перед другой, даже не осознавая, куда направляюсь, и только когда мы оказываемся на полпути к северной башне, я задаюсь вопросом, не столкнулся ли Руэн со своим отцом в библиотеке.

Возможно, это делает меня лицемеркой — заботиться о нём, когда я только что заявила, что не буду их, ради собственной защиты. С другой стороны, с лицемерия всё и началось. Смертная Богиня, ненавидевшая себе подобных, вынужденная им служить. А теперь я знаю правду — для Богов мы все одинаковы. Насекомые, которых можно раздавить. Пешки на доске, которые нужно использовать.

Глава 39

Кайра

Я возвращаюсь в северную башню и оставляю Каликса в главной комнате, а сама поднимаюсь в его спальню, которая теперь стала комнатой больного Региса. Толкая дверь внутрь, я смотрю на кровать, где лежит Регис, его лицо бледно-землистого цвета. Я толкаю дверь шире и вхожу, пересекая пространство — мимо оружия, развешанного по стенам, и шипящих змей Каликса под различными предметами мебели, — пока не добираюсь до занавесок на массивном окне на другой стороне комнаты.

Взяв в большие пригоршни плотную ткань, я расправляю ее, открывая угасающий послеполуденный свет и позволяя ему проникнуть в унылую комнату. Чешуйчатое существо выползает из-под ближайшего стула, осторожно приближаясь, пока змея не подкрадывается к моей обутой ноге под юбками. Я выгибаю бровь, глядя на змею, прежде чем покачать головой и подойти к кровати. Тихий хрип Региса сопровождается коротким подъемом и опадением его груди. По крайней мере, он дышит, я думаю. Это уже что-то.

Я постукиваю рукой по стене, высоко, где небольшая щель создает пространство между изголовьем кровати и арбалетом, висящим сбоку на крюке в камне. Мгновение спустя появляется знакомая пара пушистых черных ножек, и Ара вытягивает их, чтобы переползти из своего маленького гнездышка на мою поднятую ладонь.

— Какие-нибудь изменения? — Спрашиваю я.

Эмоции, которые она посылает мне, являются как хорошими, так и плохими новостями. Отсутствие изменений означает, что он все еще жив, но это также означает, что он все еще не проснулся.

Я кладу свою Королеву пауков на прикроватный столик, беру кувшин с водой и наливаю ее в маленькую миску. Макая тряпку в воду, я использую влажную ткань, чтобы протереть лицо Региса, очищая его кожу от свежего пота.

— Ты начинаешь выглядеть как истинный незерак, — рассеянно говорю я мужчине, находящемуся без сознания. — Только у человека из Пограничных Земель может быть такая густая борода.

Слегка проводя влажной тряпкой по этой самой бороде, я чувствую, как у меня сжимается грудь. Я окунаю ткань, снова намокая ее, прежде чем отжать от добавленной воды.

— Я все еще злюсь на тебя, — говорю я. — Ты, блядь, предал меня ради Офелии. Я знаю, ты бы сказал мне, что мы все голодны в Преступном Мире — голодны до власти, свободы, того, что мы все ищем, а голодные собаки никогда не бывают преданными, но я… — Моя рука все еще касается его щеки. — Я ожидала от тебя большего. Я ожидала большего от своего лучшего друга.

Горячие угли горят у меня перед глазами, угрожая прорваться шквалом эмоций, которые я так долго держала в себе. Сморгнув слезы, я отворачиваюсь от Региса и бросаю мокрую тряпку в миску, прежде чем сесть. Разговор с Руэном и невозможность покинуть северную башню без того, чтобы за мной кто-нибудь не шпионил, почти полностью лишили меня покоя — я начинаю выгорать от постоянной настороженности.

Я глубже погружаюсь в мягкое кресло у себя за спиной, глядя на знакомое лицо в постели и вопреки всякой надежде, что однажды скоро он проснется. Когда начинается сон, я даже не осознаю этого, потому что это вообще не сон, а воспоминание.

11 лет…

Горячее дыхание обжигает мои легкие, пока я бегу. Мои ноги с грохотом ударяются о каменный, покрытый штукатуркой тротуар, пока я мчусь за светловолосым ублюдком, который опережает меня минимум на несколько шагов. Я сжимаю зубы и заставляю ноги двигаться быстрее, зная, что если закричу и потребую, чтобы он сбавил темп — меня снова отправят в тёмную комнату.

Боль, я слышу, как Офелия говорит, что это временно. Ты не можешь ожидать, что другие помогут тебе, поэтому ты должна помочь себе сама.

Если бы я любила заключать пари, я бы поставила все свои мирские пожитки — что равносильно одежде на моей спине, — что она приставила ко мне в напарники этого парня, просто потому, что он монстр-садист, которому нравится, когда я попадаю в беду.

Я поднимаю голову, когда мы приближаемся к следующему переулку, и с нарастающим ужасом понимаю, что мы почти добежали к концу нашей тренировочной полосы препятствий. Я не могу снова прийти последней. Я не могу.

Задняя часть моей шеи горит от эффекта серы, сидящей под моей плотью. Это постоянная боль, которая часто заставляет меня плакать в своей кровате посреди ночи, когда боль становится невыносимой. Однажды я смогу игнорировать ее. Однажды я даже не замечу постоянного жужжания боли, которая рикошетом отдается в задней части моего черепа и вторгается в мои мысли в любое время дня и ночи. Однажды я стану сильной.