Ловкач. Том 1. Страница 2

– Привет, – сказал я. Голос звучал чуждо.

Преследователь промолчал. Он просто шагнул вперёд – слишком быстро. Слишком резко.

Я ударил первым.

Я знал, куда бить – в горло, под подбородок, по восходящей, ладонью с разворотом.

Удар получился что надо – но ощущение, будто хлопнул я по деревянной доске. Тварь даже не отшатнулась. Просто… слегка наклонила голову вбок, как собака, услышавшая свист.

Ответный удар – прямой, в солнечное сплетение. Меня согнуло. В краткий миг я увидел тёмное небо, облака, упирающиеся в них трубы, петлю бельевой верёвки, и только потом понял: лечу. Меня отбросило, но я успел перекувырнуться, упасть на колено и вскочить.

Прыжок – с локтем вперёд, мечу в висок. Захват запястья, выкрут, рывок. Хруст – и рука твари повисла под странным углом.

Но он не закричал. Просто посмотрел на меня с сожалением. Как учитель на глупого ученика, не выучившего таблицу умножения.

– Клеймо не сработало. Он другой, – сказал он куда-то в сторону.

Сказал абсолютно спокойно, словно и не торчала теперь нелепо его рука, задранная под странным углом.

Чего? Что он несёт уже второй раз подряд? И что же, он боли вообще не чувствует?

Второй был уже рядом; монах с ранцем за плечами и торчащими трубками.

Я заметил, как он подобрался. Услышал шаг – один-единственный. Но телу этому, увы, было ой как далеко до желаемого. Я прежний такого бы не допустил, но…

Светящиеся алым трубки полыхнули все разом, и я на миг потерял ориентиры.

Врагам этого хватило.

Кулак – перчатка чёрной кожи, с латунными вставками – врезался мне в висок.

Мир накренился.

Накренился, но всё-таки не упал.

Я рухнул на четвереньки – в грязь, на ржавую жесть, в совсем не летний холод. Сквозь гул в висках пробилось что-то похожее на ярость. Рефлекс и остаток воли.

Я вскочил и, прежде чем они успели взять меня в клещи, ударил «монаха». В грудь, с разворота, под дых.

Тот не ожидал. Его отбросило на трубу, он ударился спиной – и у него, кажется, хрустнуло где-то в районе позвоночника. Хорошо. Очень хорошо. Но – недостаточно.

Я сделал шаг вперёд, но кое-как срощенная лодыжка вильнула. Секундная потеря равновесия – и почти сразу получил в лицо. А-а! Демоны б побрали это хилое тело!..

Второй враг – безволосый, с кукольным лицом, с теми самыми глазами, в которых ничего не отражается – вынырнул сбоку, ударил одной рукой. Только одной. Вторую-то я ему вывернул раньше – но, похоже, он этого не заметил. Или заметил, да не придал значения. Смог не придать.

Его кулак грянул, словно маятник башенных часов. Я отшатнулся, едва уклонился от следующего удара. Противник не спешил – он играл, как кошка. Как убийца, у которого весь вечер впереди. Ну погоди, ещё посмотрим, у кого он впереди окажется…

Я шаг за шагом отходил, скользил по мокрому металлу, щупая взглядом пространство за спиной. Готовился. Примерял удар – в пах, в горло, в переносицу. Нужен ведь всего один – точный и смертельный. Даже если у этого типа и вовсе нет внутренних органов – всё равно найдётся уязвимое место.

И тут монах, уже поднявшись, снова вступил в бой. Дёрнул за рычаг на своём ранце, из трубок вырвалось алое сияние. Не как вспышка, не как огонь. Оно лилось – точно сироп или стухшая кровь, словно зараза. Прямо в воздух. И сам воздух сделался липким, вязким.

Я чувствовал, как утекают силы, которыми я и так с усилием поддерживал это тело – не бурно вырываясь, а словно кто-то медленно вращает винты тисков. Медленно, но верно.

Тиски эти сжимались, выдавливая из меня силу.

Нет. Слишком рано. Слишком рано для финала.

Я аккуратно пятился, отыскивая более выгодную позицию.

Двор, переход, парадная. Сквозняк из открытой двери. Я ныряю туда, несусь по лестнице, потом через балкон – в новый двор-колодец. Подвальное окно – и вот я уже внутри, ползу каким-то каменным лабиринтом. Воняет сыростью, кошками, углём.

Снова наверх, сквозь пролом в стене – на чердак. Через чердак – в следующую парадную. Петербург, как ты хорош, когда нужно запутать след. И как ты жесток, когда сил почти не осталось – проносятся в голове шепотки памяти Ловкача.

Враги не отстают. Им тоже досталось, но они идут. Я чувствую их.

Однако я, увы – на исходе.

Выскакиваю из дверей – проклятье, тупик; вижу люк в середине, сдергиваю крышку, но нет, вниз не уйти, колодец завален. Вверх тоже не получится – голые стены. Можно попытаться вскарабкаться, однако новое тело это не потянет. Оно тренированное, но ресурса ему не хватит, даже с моей помощью. И без того остатков моей собственной магии едва хватает, чтобы оно хоть совсем не свалилось. Сломанная нога тянется, скрипя кантом ботинка по брусчатке, наспех залеченная рука бессильно повисла, ее тоже не тронешь.

Остаётся дверь, единственная дверь – наверное, дворницкая, подсказывает память Ловкача.

Я стучусь. Громко. Три раза. Потом ещё. Потом кулаком. Потом ногой.

Ловлю себя на мысли, что ведь понимал же, куда иду…

Смотрю через плечо – и вижу их. Они уже совсем рядом, не торопятся, не спешат. Им ни к чему спешить. Преследователям я нужен живым. Точнее, почти живым… Почти – потому что так проще.

У меня ещё осталась искра. Во мне самом и в моём кольце. Я ещё могу ударить, сжечь и себя, и их, и этот темный двор-колодец. Всё исчезнет в алой вспышке, в моём последнем плевке в лица охотникам.

Но если я сделаю это сейчас – это будет жест отчаяния.

Признание того, что я проиграл. Что не смог, что не справился, что слаб.

А я слабаком не был. Никогда.

Стискиваю зубы, кладу пальцы на дверь пониже ручки, где замочная скважина. Когда-то я открывал такие не глядя и даже не думая, но не сейчас.

И всё-таки успеваю нащупать вырезы с выступами, вставляя незримый ключ. Мысли путаются, в глазах всё двоится. Я отдал слишком много сил, поддерживая это тело во время погони.

– Клеймо не сработало, – раздается голос монаха.

Я поднимаю руку – дверь троится, множится перед глазами. Предательски подгибаются колени, тело непроизвольно заваливается вперед… Последнее, что я вижу – как передо мной распахивается дверь.

Я делаю шаг – и падаю прямо в открывшийся проем. Прямо над ухом раздаётся непонятное:

– Он нестабилен. Нужна срочная транспортировка!..

Потом – темнота.

Глава 2. Уют и хозяин

Сознание возвращалось неохотно – как замерзший и негнущийся палец в неразношенную перчатку. В ушах гудело, в недрах черепа что-то постукивало, и я первым делом понял, что одно веко у меня приоткрыто больше, чем другое. Деталь мелкая, но… сразу не моя. Не я. Не так должно быть. Значит, тело осталось то же… этого, как его – Ловкача.

Я лежал на чём-то мягком, но не утопая в нём, не как в пуховой перине. Ощутив это, я открыл глаза полностью.

Потолок был высокий, белый, в штукатурных розетках. У стены стояла ширма с витражными вставками – геометрические узоры, красные, синие, золотые, не то чтобы церковные, не совсем светские. Толстое стекло, за ним горел явно искусственный свет, что-то холодное, не свечи и не лампы, неизвестно что. Рядом тикали часы, и каждый тихий звук отдавался, будто в пустой церкви. И тишина эта была не успокаивающей, а напряжённой, словно накануне выстрела.

Что ж, может, я и окажусь этим выстрелом.

Враг достаточно беспечно предоставил мне и время, и возможность восстановиться. Не бросил в ледяной и сырой каземат, не приковал пудовыми цепями. Кровать, одеяло, тепло – что может быть лучше?

Лучше, конечно, ещё добрый обед, но желать этого было б уже чересчур.

Я мысленно перебирал доступные этому телу средства и ресурсы, готовясь к контратаке.

С доступными средствами не очень. Если не считать кольца с искрой силы… кстати, а где оно, отобрали? – нет, вот же, где всегда, на безымянном пальце; если не считать его, то в наличии разве что хитрость с ловкостью. Что ж, попробуем что-нибудь из арсенала меня прежнего. Это будет хорошей проверкой – возвращается что-то или нет.