Шёпот. Страница 5
После объявления информации жизнь внутри изменилась. Люди стали следовать плану, который, как выяснилось, существовал с самого начала, на случай подобных катастроф. Поверхность оказалась закрыта минимум на два года. Не раньше. Причина – газ, распылённый по всей земле. Он должен был не просто очистить воздух, а захватить вирусные частицы и постепенно нейтрализовать их, сдерживать распространение. Это медленный и сложный процесс. Однако работал он только с вирусом в воздухе. С самим вирусом, живущим в безумных, нет, как изначально полагал друг папы, мистер Смарт. Кстати, знакомого мистера Смарта мы с отцом так и не нашли, поэтому сделали вывод, что… либо он не добрался, либо с ним что-то случилось. Возвращаясь к вирусу, то он продолжает существовать, меняться, заражать именно через мутантов. Газ не может справиться с живым носителем. Поэтому безумные всё ещё представляют опасность. Но в любом случае, это лучше, чем то, что есть в воздухе, где человек… играет в лотерею. Повезет ему или нет? Однако, у газа есть и обратная сторона. Если для безумных, как я говорила выше, газ особой угрозы не представляет, то на людей он действует смертельно… как именно это происходит, не знаю. Правда, я всё равно надеюсь на то, что безумных больше нет. Может быть, с их организмами что-нибудь случилось за столько времени.
Сейчас отец, да и я тоже, понимаем, сколько ошибок совершили в первые дни, пока добирались до безопасного места и что нам, по большей степени, просто повезло.
На поверхность выйдут не все, как я упоминала ранее, а лишь несколько групп. Не только на разведку, но и чтобы постараться связаться с остальными.
Всего бункеров по официальным данным должно быть чуть больше тысячи, а именно одна тысяча двести семьдесят два. Городов меньше, лишь сто двенадцать. Катастрофически мало, с учетом того, что в нашем бункере немногим больше десяти тысяч человек и он не самый маленький среди всех. Есть ещё подводные лодки, но их численность мне неизвестна, как и то, сколько там находится людей. От семи миллиардов людей осталось лишь пару десятков миллионов. Остальные либо мертвы, либо стали безумными, либо… неизвестность. Да. Вот ещё кое-что. Либо нам не говорят по причине, что не знают, либо просто скрывают. Люди, что не успели найти безопасное место, что остались на поверхности, когда применили тот газ… Что стало с ними? До сих пор я не знаю этого. Их всех убило? Не хочу верить в это.
Я собираюсь это узнать. Не только, что произошло с миром, но и… попытаться найти Ника. Да, я не оставила эту мысль. А для этого мне нужно сдать чертов экзамен, чтобы отправиться на поверхность. Хоть отец и не разделяет эту мою мечту. Нет, он не против, но папа был бы рад, если бы я осталась с ним здесь и лишь когда мы убедились бы в безопасности, то вместе покинули бункер, перебравшись куда-нибудь на поверхность. Я понимаю его. Но у меня был почти год, чтобы уговорить его.
Я пообещала, что буду следовать всем правилам, что не стану рисковать напрасно и обязательно вернусь. За ним. Мы ещё выберемся. Вместе.
Сначала мы стремились попасть сюда, а теперь наоборот. Люди стремятся вернуться обратно, на поверхность, потому что жизнь под землей… Это тяжело.
Я скучаю по солнцу, по ветру, по временам года, да банально по свежему воздуху. Здесь хоть и есть системы фильтрации, но иногда вонь стоит такая, что сдерживать рвотные позывы становится всё сложнее.
Людей, что умирают естественной смертью, просто сжигают, а их пепел дальше используют в качестве удобрения для растений. За всё время не было зафиксировано ни одного случая заражения или обращения, то есть прибор, что разработали для проверки вируса – работает идеально.
Возможно, вообще за все это время уже создали вакцину. Возможно, на поверхность можно было выйти раньше, ученые как-нибудь ускорили процесс очищения с помощью газа… И ещё много чего «возможно», но мы так ничего из этого и не знаем из-за отсутствия связи.
Майки возвращается на место. Ему почти удалось уложить Акселя. Ещё несколько таких тренировок, и друг справится.
Вскоре мы закончили, поэтому встали и направились с Майки в столовую, так как следующая тренировка у нас только будет через час, а именно стрельба. С недавних пор мой отец является одним из тренеров, поэтому обучает нас именно он.
Тренировочная занимает очень большую часть бункера, поэтому, чтобы покинуть её, у нас с Майки ушло пятнадцать минут.
Везде слишком темно и много железа. Оно везде. Сверху, снизу, по бокам. Практически всё сделано из него. Освещение слишком тусклое, противного желтого оттенка и только в медицинском отсеке более-менее светло и ярче.
Наши шаги глухо отдаются в металлических стенах коридора. Звук будто тонет в этих железных кишках, бункер словно живой, но бездушный. Холодный, замкнутый. Иногда мне кажется, что он нас не просто защищает, а удерживает.
Людей тут много. Больше, чем можно было бы подумать, почти столько же, сколько и было в Норт-Лэнде. Мы не одни, и в этом странное утешение, но одновременно и постоянная тревога.
Я знаю в лицо только некоторых: тренеров, пару человек из смены охраны, соседей по спальным местам. Остальные же – просто лица. Бледные, усталые, серые. Такие же, как и стены.
Поворачиваем за угол, спускаемся по ступенькам. Внизу находится столовая. Их всего три на весь бункер, и в определённые часы там просто не протолкнуться. Сейчас как раз такое время.
Толпа встречает нас приглушенным гулом голосов и звоном посуды. Здесь теплее, чем в коридорах, и пахнет… чем-то едва съедобным. Но всё равно лучше, чем запах металла, к которому мы уже притерпелись.
Мы подходим к стеллажу с подносами. Майки берёт себе один, я следом за ним. Двигаемся по линии, как и всегда, хлеб, что-то горячее, странного цвета гарнир, чай. Меню почти не меняется. Впрочем, мы не жалуемся. Жаловаться значит тратить силы, а они еще понадобятся.
С подносами в руках пробираемся между столами. Люди сидят плотно, почти плечом к плечу. Шепчутся, спорят, кто-то просто ест, уставившись в одну точку. Вид у всех одинаковый, будто они существуют по инерции. Живут, потому что иначе нельзя.
Наконец находим свободное место у дальнего стола, возле стены. Садимся. Металл скамейки холодит через ткань формы. Я молча смотрю на еду и только потом бросаю взгляд на Майки.
– М-м-м, моё любимое, – произносит он и ложкой зачерпывает жижу в тарелке, а после выливает обратно, когда мы смотрим на тягучую смесь. – Я до сих пор так и не узнал, что это такое.
– Думаю, лучше не знать.
– Меньше знаешь, лучше спишь, да?
– Именно. А ещё не так часто встречаешься с туалетом.
Мы улыбаемся с ним одновременно и приступаем к пище, стараясь съесть её, как можно быстрее.
– Будешь разговаривать с Джеймсом?
Майк, как мысли прочитал. Хотя, наверное, у меня и так всё на лице написано.
– В крайнем случае. Даже если поговорю, не думаю, что он… переведет меня.
– У него вроде сейчас никого нет.
– О чем ты?
– Девушки.
– Майки, – я склоняю голову и серьезным взглядом говорю всё то, что думаю.
– Да ладно тебе, Шоу. Я тебе говорил, что ты ему нравишься. Иногда этим можно воспользоваться.
– Нравилась, да, возможно, но сейчас уже прошло достаточно времени. Мы почти не видимся и… я не буду так делать.
Наверное.
Хмурюсь из-за собственной мысли и возвращаюсь к еде. Безвкусно, как и всегда, но это даже хорошо. Боюсь ощутить её вкус.
Только собираюсь отодвинуть поднос, как взгляд сам по себе выхватывает знакомую фигуру у входа.
Джеймс. Как это работает? Стоит подумать о человеке, как он тут же появляется… жаль, правда, что не со всеми так происходит.
Например, Мэди, сколько бы я о ней не думала, более девушка никогда не появится.
Джеймс движется через толпу, не торопясь. Высокий, собранный, как всегда в идеально сидящей форме, на нём она не выглядит такой же уставшей, как на всех остальных. Волосы, которые до этого были всегда растрепаны, сейчас аккуратно зачёсаны назад, лицо сосредоточенное, будто он всё время в работе, даже когда просто идёт за обедом.