Бригада из тени. Страница 9

– Сердце, – кивнула женщина. – Но я, после смерти мужа от сердечного приступа пять лет назад, всегда с собой нитроглицерин ношу. Мне Володенька перед смертью завещал носить, вот я и ношу. И в этот раз он меня спас!

– Володенька? – уточнил Паскаль.

– Нитроглицерин, – строго посмотрела на него Софья Павловна. – Я пришла домой и все-таки вызвала скорую. Нашли у меня сердечную недостаточность и положили в больницу на две недели. Там прокапали, подлечили, сейчас все хорошо. Вот только…

Она замолчала, комкая перчатки на столе.

– Вы попробуйте, какой я вам чай заварил, – успокаивающе улыбнулся Аякс. – Он как раз для сердца очень полезен!

Улыбка Аякса обычно вызывала у людей позыв упасть в обморок, но Софья Павловна послушно взяла чашку и сделала глоток. Румянец начал возвращаться на ее щеки.

– Вы боитесь снова туда спуститься, так? – спросил Паскаль, и она вскинула на него изумленный взгляд и кивнула. – Расскажите, пожалуйста, поподробнее, как вы себя чувствовали, когда вам поплохело? Голова закружилась, привиделось что-то или стало холодно?

– Точно! – воскликнула Софья Павловна. – Мне сначала стало холодно и так печально, так печально, как будто у меня в жизни все плохо. А ведь это не так! Володеньку я любила, а многие проживут век, и так любви и не знают настоящей. И внучка у меня растет, Есенька. Такая болтушечка…

– Значит, вы начали думать о чем-то плохом, а потом? – мягко прервал Паскаль.

– А потом у меня сил не стало, ноги – как гири, руки – как плети. И сердце будто сжало что-то. Оно так затрепыхалось… знаете, как птичка в кошачьих когтях.

– Когда вы поднялись из перехода, как быстро пришли в себя?

– Да почти стразу! Глотнула свежего воздуха, таблеточку под язык и дальше потихоньку. Хотя, конечно, какой там свежий воздух на Ленинградке?

– Место, похоже, нечистое, – кивнул Паскаль, – но нам надо проверить. Давайте мы перезвоним завтра?

Софья Павловна кивнула и полезла в сумочку в виде саквояжа. Достала несколько купюр, положила на стол, взяла перчатки.

– Этого хватит, чтобы вы все проверили? – спросила она, поднимаясь.

Паскаль и Аякс переглянулись.

– Вы это заберите, дорогая моя, – Аякс сгреб широченной ладонью все купюры, кроме одной, и аккуратно вернул их в саквояжик. – Может, там и нет ничего. Пойдемте, я вас провожу. Понравился чай?

– Да, очень, а на каких он травках?..

Они ушли, мило разговаривая.

– Ну иди, вспоминай, как это – работать… – позвал Паскаль и, усмехнувшись, добавил: – …Стажер.

Серафим гибко поднялся из кресла и сел на место Софьи Павловны. Прикрыл веки, нервно отбросил светлые пряди за плечо. Поднял руку, на миг задержал ее над купюрой, а затем накрыл ладонью.

Паскаль снова включил кофе-машину. Пока она работала, проведал Бармалея. Лежа на спине, раскинув лапы и свесив язык, пес сладко спал. Сейчас, когда густая шерсть свесилась вниз, стали видны так и не заросшие шрамы на задних лапах.

Паскаль отвернулся, вернулся к столу, сел на свое место и посмотрел в глаза существу напротив.

***

Когда Аякс вернулся в студию, бледный и взлохмаченный Серафим пил крепкий и сладкий эспрессо из чашки Паскаля. Сам Паскаль стоял у окна, засунув руки в карманы, разглядывая лежащий у его ног город.

Аяксу на мгновение привиделась черная, без конца и края, пустыня. Огромная, живая, пульсирующая сердцем. И некому было расчистить в ней тропинки и открывать пути, ибо тот, кто должен был это делать, затерялся во тьме времен…

Подойдя к Паскалю, он остановился рядом. Высокие, внушительные, плечом к плечу, они могли бы принести этому городу погибель, но символизировали обратное.

– Поехали? – спросил Аякс. – Пока доедем по пробкам, час-пик как раз закончится.

На диване завозился Бармалей, и Паскаль, потерев едва заметный шрам над левой бровью, приказал, не оборачиваясь:

– Ты – дома. Жди.

После чего посмотрел на Серафима:

– Побудь здесь, ангел мой, приди в себя. Можешь поспать, если бегемот тебя на диван пустит.

– Чтобы потом с себя шерсть счищать? – возмутился Серафим. – Нет уж, спасибо.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Паскаль и двинулся к выходу.

Вынул из шкафа куртку, накинул на плечи. Аякс кожанку доставать не стал. Вышел – в чем был: в черной толстовке с изображением оскалившегося волка.

Едва дверь за ними захлопнулась, Серафим задумчиво посмотрел на диван. И вздрогнул, упершись взглядом в желтоватые оскаленные клыки.

– Ну и пожалуйста! – чуть растягивая гласные, громко сказал он. – Не очень-то и хотелось!

***

Арестованный испуганно скрючился, будто прямо сейчас его начнут бить и забьют до смерти. Вот только угроза исходила вовсе не от подполковника, у стола которого он сидел, а от него самого. Пробегала по венам боль, тягучая, как смола, тянула, выворачивала мышцы и суставы. Нужна была доза, но где ж теперь ее взять?

– Ну, Виктор Михайлович, что с вами решаем? – выдержав паузу, спросил Зайцев. – Пишем чистосердечное или возвращаемся в камеру «на подумать»?

– Я не убивал Дениса! – воскликнул Виктор и обхватил голову руками. – Я даже не подошел к нему, как только увидел…

Он вдруг тоненько застонал.

– Товарищ начальник, мне доза нужна, плохо мне…

– Мне тоже плохо, когда подозреваемый не сознается в убийстве, которое совершил, – усмехнулся Зайцев. – Давай, Витя, тогда еще раз: расскажи, как следил за Денисом.

Виктор задышал выброшенной на берег рыбой.

Зайцев спокойно ждал, временами поглядывая на присутствующего при допросе оперуполномоченного Слесаренко.

Белобрысому, круглолицему Сергею Слесаренко на месте не сиделось. Хотелось действовать, а не вести куртуазные беседы, но вперед начальника он лезть не смел. Вместо этого ерзал на стуле, крутил в пальцах ручку, поглядывал в окно. Он был хорошим опером, из тех, кого ноги кормят, а вот в кабинетах работать не любил. «Не набегался ишшо!» – говорил Зайцев.

Понимая, что молчать подполковник может хоть до завтрашнего утра, Витя заговорил. Да, дозы не получит, но в ломке хочется лечь, и чтобы тебя никто не трогал, а не сидеть на стуле, глядя в слепящее око настольной лампы и рыбьи глаза мента напротив.

– Я за Денисом просто так пошел, от нечего делать. А когда он в лес подался, сообразил, что это он за закладкой. Нет, ну он, конечно, мог прогуливаться или отлить решил, но уж очень целенаправленно топал, да еще оглядывался с подозрением. Один раз чуть не увидел меня. Он между деревьями петлял, а я за ним, видел его хорошо – листья опали уже, лес далеко просматривается. А потом он исчез. Я ближе подошел, из-за дерева выглянул, там низинка такая, и он в земле копается. Ну, точно, думаю, закладку ищет…

Виктор замолчал и судорожно сглотнул.

– Ты говори, Витя, говори, – подбодрил его Зайцев.

– А потом я отвлекся малость – люди какие-то с собакой шли. На них посмотрел. А когда повернулся, Денис уже лежал. Как-то странно лежал… Я не понял, гражданин начальник, как он так быстро ширнулся, решил подойти… – Витя снова сжал голову руками. – Лучше б не подходил!

– Ты и подошел сзади, да, Витя? Только чуть раньше! – Ласково сказал Зайцев. – Подошел, увидел дозу, перед глазами все поплыло… Дальше сам не помнишь, как шею ему свернул. Забрал дозу, сбежал, укололся. Так дело было?

В глазах Виктора стояли слезы.

– Не убивал я, гражданин начальник, клянусь! Я – наркоман, тварь дрожащая, но не убийца!

– Ну что-то же случилось между тем моментом, как ты от него взгляд отвел, и тем, когда увидел его мертвого с лицом набекрень?

– Я не знаю, что произошло! – заорал вдруг Виктор и сполз со стула, трясясь, как в припадке. – Не знаю, не знаю, не знаю!

– Увести, – приказал Зайцев.

Слесаренко вызвал конвой. Дождался, когда арестованного заберут, посмотрел на подполковника.

– Листья опали уже… – задумчиво сказал Зайцев. – Смекаешь, Сережа?