Бригада из тени. Страница 2

– Вставай, Бармалей, гулять пойдем!

При слове «гулять» гора зашевелилась. Из бурой гривы показался черный лоб, перечеркнутый уродливым шрамом, черный же кожаный нос, открылся живой ореховый глаз – второй был мутным и слепым, поскольку шрам проходил через него; зевнула алая пасть, демонстрируя нехилые клыки. Похожий на ель хвост забил по спинке сиденья со звуком боевого тамтама, и здоровенная псина выпрыгнула на асфальт, стряхивая дремоту, ткнулась лбом в бедро Паскалю, едва не уронив того на асфальт.

– Полегче, бегемот, – улыбнулся тот и двинулся вдоль лесополосы. – Пойдем, а то я потом уеду на весь день, а ты останешься за старшего.

Пес был несуразный: длинноногий, кудлатый, шерсть на загривке и шее казалась по-медвежьи бурой, а тело – по тигриному желтым, как и уши, забавно торчащие из темного жабо. Ходил он нормально, но когда бежал, зад смешно подпрыгивал, словно у щенка, у которого задние лапы обгоняли передние. С этим неврологическим последствием травмы так ничего сделать и не удалось.

Человек и собака уходили все дальше от того места, куда подъехала машина, очень похожая на машину скорой помощи. Труповозка.

***

В десять вечера поставить машину в старом районе – задача сродни доказательству теоремы Ферма. Пока Паскаль, чертыхаясь, искал место, стрелка на часах почти подобралась к десяти.

Еще издали он увидел у КПП высокую фигуру в длинном белом пальто, красно-зеленом шарфе и красном берете. Зайцева наверняка удар хватит…

Улыбнувшись от этой мысли, Паскаль помахал фигуре рукой. Та двинулась навстречу. Нарочито неторопливо.

– Ты куда это так вырядился, Серафим? – не здороваясь, спросил Паскаль.

– В отличие от тебя, я имею стиль, – высокомерно заявил подошедший красивый блондин лет двадцати пяти и нервно поправил завернувшийся край шарфа.

В том, как он произносил слова, была странная тягучесть, выдававшая прибалтийские корни, что подтверждалось «скандинавской» внешностью: тонкие волосы, из-под берета падающие на плечи, худое лицо с правильными чертами, неяркие серые глаза, светлая кожа.

Ботинки у парня тоже были белые – на высоченной подошве, с сотней ремешков от щиколотки до колена. Мечта любого гота, если б не цвет.

– Мы идем? – спросил Серафим и указал на КПП, словно Паскаль плохо видел. – Вот вход.

– Мы ждем кое-кого, – пояснил тот. – А пока ждем, покажу тебе дизайнерский чарм.

Он достал из кармана ветку-треугольник, полученную от Зайцева, и протянул собеседнику. Зрачки того расширились, как у кота. На мгновенье Серафим стал белее своего пальто и машинально спрятал руки за спину. Шум мотора подъезжающей машины отвлек Паскаля, а когда он снова посмотрел на собеседника, тот выглядел как обычно, если не считать мелких, почти незаметных бисеринок пота на висках.

Из подъехавшего Патриота тяжело вылез подполковник Зайцев, захлопнул дверь и подошел к ним. Машина осталась стоять там, где никаких машин не должно было быть, но он будто забыл о ней. Приблизившись, оглядел Серафима от макушки до платформ, похожих на копыта священной коровы. Выражение лица у него было такое, словно он из всех сил сдерживается, чтобы не покрутить пальцем у виска.

Наблюдая за ним, Паскаль искренне веселился.

– Этот мой ослепительный друг – Серафим, – представил он блондина подполковнику, а затем наоборот: – Серафим, это товарищ Зайцев, тоже мой друг.

– И какое звание у товарища Зайцева? – прищурился Серафим.

«Считал! – восхитился про себя Паскаль. – Вот стервец!»

Зайцев пожевал губами, ничего не ответил и двинулся к КПП. Стукнул в окошко, показал «корочку», призывно махнул рукой.

– Звание ты и сам мог бы… – продолжал веселиться Паскаль, косясь на Серафима.

– Ну вот еще, силы тратить на такое, – поморщился тот. – Как его звать-то?

– Алексеем, – не оборачиваясь, сообщил шедший впереди Зайцев.

Они прошли прямую аллею, завернули налево. Больница была большой и старой. Деревья здесь давно выросли на высоту пятиэтажного дома, стучались ветвями в окна палат, то ли подбадривали, то ли пугали лежащих в них пациентов. Над крышами поднималась мерцающая марь, наводя грустные мысли о бренности земного существования. Взглянув на нее, Серафим глубже уткнул острый нос в теплый шарф, хотя никакого ветра не было – корпуса защищали внутренний периметр. Если здесь и сквозило, так только от человеческой боли, страданий и немощей.

В отличие от спутников Зайцев ничего такого не замечал. Неторопливо шел, засунув руки в карманы, будто в Пятерочку за пивом, и казался совершенно будничным. Но Паскаль знал, что впечатление обманчиво.

Над стоящим поодаль двухэтажным зданием марь была другой – глухой, плотной, лохматой по верхней границе, будто ветер растрепал ее, как влажную кудель. При взгляде на нее, Паскаля охватила тоска. Серафим тоже это почувствовал, потому что выпростал руки из широких рукавов пальто, с силой растер длинные музыкальные пальцы, сжал-разжал и снова спрятал в рукава.

Она сидела на скамеечке у входа, рядом с полной окурков мусоркой. Полы черной хламиды мели изъеденный солью асфальт, костяшки пальцев белели в сумерках, но лица под капюшоном видно не было. Ни лица, ни глаз, лишь ощущение осенней сырости, темных ноябрьских вечеров, ломоты в костях, непонятной тоски…

– Мир тебе, – проходя мимо, вежливо поздоровался Паскаль.

Фигура кивнула в ответ.

Серафим, не смотря в ее сторону, ускорил шаг, почти сорвался на бег.

А вот подполковник, остановившись у дверей, нажал на звонок, после чего оглянулся на пустую скамейку, и, сам не понял отчего, поежился.

Дверь открыл здоровенный парень в белом халате. В одной руке у него была чашка с дымящимся кофе, в другой – бутерброд с колбасой.

– Зайцев, я звонил, – представился подполковник.

Парень молча отступил в сторону, впуская посетителей.

Шедший последним Паскаль оглянулся – она шла за ним, и дела ей не было, что прямо перед ее отсутствующим лицом дверь плотно закрылась, щелкнув магнитным замком.

***

Тело было худое и пожившее. Руки и ноги в следах от уколов. Аккуратный, даже красивый шов визуально делил живот и грудную клетку на сектора. Лицо, слава богу, успели повернуть туда, куда ему и положено.

– Как его звали? – спросил Серафим.

Странное дело, но труп его не испугал. Наоборот, блондин подобрался, сосредоточился. Снял берет и сунул в карман пальто, размотал шарф, скинул, как королевскую мантию, подбитую горностаем, на руки Паскалю.

Паскаль поискал глазами, куда деть вещь с барского плеча, повесил на крючок на стене, на котором уже висел не совсем чистый клеенчатый фартук.

– Личность установили? – спросил у Зайцева, наблюдая, как Серафим тремя кругами обходит стол, вытянув над усопшим руки.

– Денис Берданцев, сорок два года, жена умерла десять лет назад, на наркоте плотно сидел последние лет пять. Из родственников осталась дочь Диана двадцати лет отроду, которая живет отдельно.

– Она уже знает?

– Да, приезжала на опознание.

– Быстро вы его нашли!

Зайцев пожал плечами.

– Был в нашей базе.

По коридору прошелестели шаги. Паскаль повернул голову на звук, но успел увидеть лишь край черного одеяния.

Серафим встал в изножье, положив ладони на щиколотки мертвеца, и закрыл глаза.

– Ты уверен, что хочешь это увидеть? – шепотом поинтересовался Паскаль у Зайцева.

– Не уверен, но хочу, – буркнул тот.

– Тогда не лезь вперед меня, – посоветовал Паскаль, выступая на пол шага вперед, чтобы в случае чего прикрыть собой подполковника.

Из-под пальцев Серафима плеснуло индиго. Казалось, будто по его худым рукам потекла синяя кровь, бросая отблески на белый свитер крупной вязки, отражаясь в тяжелом серебряном медальоне, стилизованном под солнце со змеящимися лучами… В другую сторону, по голым ногам трупа, ползло, вихрясь и зачаровывая, голубое пламя.